Тони Парсонс - В краю солнца Страница 9

Когда она причалила к берегу, мы увидели, что пирога выдолблена из ствола какого–то старого дерева.

— Даже мотора нет! — фыркнул господин Ботен.

На всех длиннохвостых лодках стояли двухтактные дизельные двигатели, и выдолбленная пирога казалась ему достоянием каменного века.

— Они живут на Пхукете? — спросила Тесс.

— Некоторые, — ответил господин Ботен. — На юге. Далеко на юге. На пляже Равай. Продают туристам разное барахло. Еще встречаются на островах Сурин и Бот. Живут в кабанг — плавучих домах. Или в хижинах. Кочуют по морю.

— Цыгане, — сказал я. — Морские цыгане.

— Воры, — сказал господин Ботен. — Попрошайки. Бродяги. Некоторые чао–лей неплохие — почти как тайцы. Почти. Они получают гражданство. Мы зовем их «май тай» — новые тайцы. Но это не май тай. Это мокен. Похоже на «окен» — морская вода. Мокен не хотят становиться тайцами.

Он явно воспринимал это как личное оскорбление.

— И вообще, — добавил господин Ботен, оглядываясь на черепаху, — они скорее бирманцы, чем тайцы. И вообще. Май пен рай. Все хорошо. Все хорошо.

Морские цыгане вылезли на берег и теперь вытаскивали из воды лодку. Семья состояла из старика и двоих детей — девочки–подростка и мальчика помладше, больше похожего на маленького мужичка, чем на ребенка. Он был невысок, однако широкоплеч, а его движения говорили о лошадиной силе, которая приобретается только годами физического труда.

Я перевел взгляд на Рори и Киву. Они держались на почтительном расстоянии от черепахи, которая уже начала рыть ямку, загребая песок похожими на ласты лапами. Со стороны ее движения выглядели довольно бестолковыми, но мало–помалу ямка начала углубляться. Голову и панцирь черепахи засыпало песком, отчего она стала похожа на беззаботного туриста, резвящегося на побережье.

Морские цыгане медленно направились к черепахе. Они выглядели не так, как привычные мне тайцы: эти были ниже ростом, более крепкими и смуглыми. У каждого в волосах блестела золотистая прядь, словно они вышли не из Андаманского моря, а из дорогой парикмахерской.

Чао–лей остановились немного поодаль и теперь ворошили босыми ногами песок, не глядя в нашу сторону и не обращая на черепаху никакого внимания. Я подумал, что они ищут забытые туристами вещи. На самом деле они просто ждали.

Господин Ботен следил за морскими цыганами с нарастающей злобой. Для нас они были колоритными кочевниками, для него — кучкой вороватых бродяг, которые навязывают туристам разное дешевое барахло.

— Смотрите! — воскликнул Рори.

Черепаха начала откладывать яйца. Мы осторожно приблизились, то же самое сделали чао–лей.

— Морские бродяги следуют за черепахой, — сказал мне господин Ботен. — Они знают, что она собирается откладывать яйца.

— Они ведь ничего ей не сделают, правда? — умоляюще спросил Рори.

Я глянул на чао–лей: что–то не похоже, чтобы они собирались предложить ей блюдечко молока. Все трое — угрюмый мальчик, девочка лет шестнадцати и старик — наблюдали, как появляются яйца.

Черепаха отложила пять яиц и, похоже, выбилась из сил. Кива осталась разочарована.

— И это все? — спросила она. — Больше яиц не будет? Я‑то думала, они откладывают… ну, не знаю… миллион.

Зато Рори был как в лихорадке. Я не сомневался, что это лучший день в его жизни.

— На Пхукете черепахи не откладывают помногу яиц, — принялся терпеливо объяснять он, а сам с трудом переводил дыхание, охваченный благодарностью за то, что ему посчастливилось лицезреть это чудо. — Здесь тепло весь год, черепахам не надо беспокоиться из–за погоды. Теперь понимаешь? Но яйца остаются без защиты, а они такие маленькие и мягкие… Их поедают хищники… Крысы… Ящерицы… — Рори покосился на чао–лей. — Люди…

Черепаха устало поползла к воде. Старый морской цыган обошел ее и быстро приблизился к кладке. Он выбрал одно яйцо, бегло его осмотрел и зашагал обратно к пироге.

— Неужели это законно?! — возмутилась Тесс.

Господин Ботен что–то сердито сказал цыгану и пошел было за ним, однако тот поднял руку с яйцом и разразился бранью.

Господин Ботен остановился, качая головой.

— Он говорит, что из уважения к матери берет только одно яйцо, но остальные все равно съедят крысы.

Рори всхлипнул. Жена взглянула на меня, словно ждала, что я как–нибудь спасу положение и не позволю испортить наш пикник. Но я только пожал плечами. Я не собирался ввязываться в драку со старым цыганом из–за черепашьего яйца.

— Звучит довольно разумно, — заметил я.

Рори осторожно приблизился к черепахе, скорбно ссутулив плечи. Мы все последовали за ним. Угрюмый цыганский мальчик сидел на корточках и наблюдал, как черепаха медленно ползет к морю. Он с любопытством провел рукой по ее похожему на камень панцирю.

Рори задышал тяжело и часто.

— Ее нельзя трогать. Послушай… эй, послушай… ее нельзя трогать. Наверное, он не говорит по–английски… Скажите ему, чтоб он ее не трогал.

Но цыганенок уже поднялся на ноги и зашагал к лодке, остановившись, чтобы подобрать летающую тарелку, которую наши дети забыли на песке. Он глянул на нее, словно на ракушку, а затем пошел к воде, лениво похлопывая себя тарелкой по бедру.

— Эй! — крикнула Кива и побежала за ним. — Это не твое!

Мальчик развернулся к ней лицом. Кива протянула руку, но он поднял тарелку над головой, хотя и был на пару дюймов ниже моей дочери.

Рядом с ними тут же оказалась Тесс.

— Ты говоришь по–английски? — спросила она с дружелюбной улыбкой, и по одному этому вопросу было ясно, какой она чудесный учитель.

В последнее время жена устала от школы — устала от отсутствия дисциплины и нежелания учиться, устала от родителей, у которых больше татуировок, чем книг. Но по тому взгляду, каким она смотрела на этого маленького набыченного мальчика, я видел, что когда–то она любила свою работу и, возможно, скучала по ней больше, чем готова была признаться.

Мальчик взглянул на нее дикими настороженными глазками.

— Я инженер, — объявил он тонким писклявым голосом. — Я родился в Германии. Я родился в Австралии. Когда уходит поезд на Чиангмай? У вас есть что–нибудь более дешевое? Мне нужно что–нибудь более дешевое. Я студент. Я инженер. Я мистер Смит. Я господин Хонда из Токийского банка. Отведите меня к врачу. У меня болит живот.

Тесс захлопала в ладоши и засмеялась.

— Молодец! Как тебя зовут?

Он молчал и лишь с горечью смотрел на нас; мы узнали его имя только потому, что его окликнула старшая сестра:

— Чатри! Чатри!