Анджела Дрейк - Дитя любви Страница 9

Взгляд Алессандры стал напряженным. Она склонила голову и слегка нахмурилась. Этот глубокий, сочный голос с легкой ленцой… Она слышала его всего несколько минут, но не могла ошибиться.

— Мистер Рафаэль Савентос?

— Да. Прошу прощения за неожиданный звонок. Надеюсь, я не оторвал вас от обеда с родителями?

Что за церемонии, подумала Алессандра.

— Нет, — вслух сказала она.

— Мисс Ксавьер, я узнал, что ваша лошадь неожиданно умерла.

— Да! — отрезала она, давая понять нежелательность разговора на эту тему. Но Рафаэль рискнул ступить на запретную территорию.

— Я очень, очень сожалею.

— Спасибо.

— Мисс Ксавьер…

— Алессандра.

— Мисс Ксавьер, я должен сказать вам, что чувствую определенную ответственность за случившееся.

— В самом деле? Вы себе льстите.

— Пожалуйста, сначала выслушайте то, что я должен вам сказать. Я понимаю, почему вы так сердитесь на меня.

— Скорее на вашего племянника, — холодно заметила она.

— В нашей семье чтут традиции, мисс Ксавьер. И в соответствии с ними я отвечаю за племянника.

— Тогда Бог явно наказал вас за грехи, — бросила она и тут же устыдилась своей грубости.

— То, как он повел себя с вами после соревнований, извинить невозможно. Когда мне рассказали об этом, я едва не сгорел со стыда.

— Вы? Как интересно… По-вашему, то, что сделал ваш отвратительный племянник с моей лошадью — кстати, может, и не нарочно, — хуже того, что он чуть, не забил насмерть своего собственного несчастного коня? Я правильно вас поняла? — Ее гнев обрел новую силу. Подумать только, ни тени сожаления! — Я что-то не припомню, чтобы вас возмутило его обращение с Оттавио, мистер Савентос!

Последовало напряженное молчание.

— Что мне сделать, чтобы вам стало легче? Я понятия не имел о том, что произошло перед смертью Сатира. Мне сообщили подробности всего полчаса назад. Я бы хотел возместить вам ущерб…

— Черт побери! — взорвалась Алессандра. — Как вы посмели думать, что можете возместить мне потерю Сатира? Я лю-би-ла его, вам понятно? — Тут голос девушки сорвался, и слезы, которых она так страстно и безуспешно жаждала ночью, хлынули из глаз. Они текли по щекам и подбородку, капали на телефонную трубку… С трудом проглотив комок в горле и изо всех сил стараясь говорить спокойно, она быстро извинилась перед Рафаэлем и положила трубку.

Алессандра выплакалась, умылась холодной водой, подошла к окну и стала бездумно следить за суетливыми движениями маленькой птички.

Та деловито прыгала между золотистыми листьями, которые упали с начавшего желтеть конского каштана.

Аллегро, сытый и довольный жизнью, вскочил на подоконник и потерся о ее руку. Она с отсутствующей улыбкой погладила нежную шерстку за его ушами.

Затем она медленно взяла трубку и соединилась с телефонной станцией. Ее интересовал номер, с которого только что звонили.

ГЛАВА 3

Рафаэль Годеваль Савентос спокойно сидел за столом в огромном зале ресторана лондонской гостиницы. Хотя на нем были простые хлопчатобумажные брюки, неброская рубашка и хорошо сшитый льняной пиджак, он выглядел одетым модно и элегантно.

На низком стеклянном столике стояли чашка английского чая и тарелочка с аппетитными бутербродами, смородиновым джемом и небольшим воздушным кексом. Рафаэль держал в руках толстую английскую воскресную газету, которую просматривал с большим интересом.

Его внимание привлек разворот, посвященный положению женщины в современном обществе. Эмансипация. Надо будет прочитать повнимательнее. Любопытно, насколько сильно мнение англичанок о равноправии отличается от мнения испанок.

Рафаэль достаточно хорошо знал своих соотечественниц. Еще ребенком он насмотрелся на капризы матери, добивавшейся какой-то непонятной свободы от традиционно настроенного отца и пытавшейся реализовать себя вне дома. Но на все попытки увлечь ее семейным бизнесом она отвечала отказом. Однако мир, простиравшийся за пределами имения Савентосов, был ей недоступен.

Мать была женщиной сильной, упрямой, с трудным характером. Когда Рафаэль подрос, он старался проводить в ее обществе как можно меньше времени. Мать жила с его старшей сестрой, и они тратили массу усилий (и отцовских денег) на превращение семейного гнезда в роскошный дворец, заполненный произведениями искусства и антиквариатом.

А Рафаэль каждую свободную от школы минуту проводил на отцовских виноградниках и винодельне. Он вполне естественно влился в мужскую половину семьи, состоявшую из отца и старшего брата Хоакина. После трагедии, грянувшей как гром среди ясного неба, он оказался лицом к лицу с необходимостью сохранять высокие доходы семейной фирмы. С одной стороны, надо было вкладывать деньги в растущий бизнес, с другой — обеспечивать ненасытные и все возрастающие потребности матери, сестры и, конечно, Эмилио.

Рафаэль отложил газету и взял бутерброд. С самого детства его приучили считать себя опорой и защитником семьи, особенно женщин. Его губы тронула ироническая усмешка. Мать и сестра воспринимали эту защиту как должное.

Вспомнив о вчерашней грубой и жестокой выходке Эмилио по отношению к девушке, он вновь почувствовал гнев. Эмилио вечно доставлял неприятности. Злопамятный, невоспитанный подросток, он был постоянным источником напряжения. Но его нынешнее постыдное поведение, позорившее род Савентосов в глазах такой холодной, красивой и, очевидно, очень умной женщины, как Алессандра, приводило Рафаэля в бешенство.

Когда Алессандра оборвала телефонный разговор, Рафаэль решил, что она не желает иметь с ним ничего общего. Он стал придумывать предлог для нового звонка, но Алессандра неожиданно связалась с ним сама.

Ее поведение было загадкой. Казалось, она сама толком не знала, зачем позвонила. Разговаривала она довольно бессвязно, но за этим угадывалась какая-то потребность. Что-то в ее голосе заставило Рафаэля настоять на встрече.

— Сегодня? Ну, я не знаю… — нерешительно протянула она.

— Пожалуйста, — принялся уговаривать он, — пожалуйста, дайте мне возможность повидать вас и объясниться. — Савентос, человек большого самообладания и гордости, едва не умолял ее.

— Ну, хорошо…

— В три часа?

— Лучше в четыре. — С этими словами она повесила трубку.

Он еще раз посмотрел на дверь. Рафаэль вовсе не был уверен, что она придет. Эта мысль придавала ожиданию особую остроту.

Он взял еще один бутерброд и погрузился в газету. Неожиданно она возникла прямо перед ним.

— Мистер Савентос… — вежливо поздоровалась она и протянула руку.