Елена Арсеньева - Семь цветов страсти Страница 9

— Детка, ты плохо все рассчитала — я не добыча. Ни развода, ни алиментов, ни скандала у меня не будет. Поняла? — Курт напялил пиджак, в сердцах оторвав вцепившуюся ему в рукав розу. Ваза упала, расплескав по ковру воду. — К счастью! — зло рассмеялся Курт и, не глядя на оторопевшую девушку, стремительно покинул номер.

Собрав ни в чем не повинные цветы, Дикси вынесла их на балкон. Ночь дохнула свежестью и дурманом чужого праздника. В этом прибрежном отеле останавливалась преимущественно молодежь, чтобы отдохнуть, поразвлечься и, конечно же, предаться любви. Запах жареной рыбы из ресторанчика на нижней террасе, музыка, доносившаяся издалека, шум чернеющего невдалеке соснового леса, поднимающегося по крутому берегу, — все говорило о недоступных Дикси радостях.

«Ну что же, дело сделано. Теперь ты не сможешь меня оскорбить, потому что будешь прав, папочка…» Дикси бросила цветы вниз. Вряд ли ей удастся когда-нибудь полюбить розы.

Когда «Королева треф» вышла на экраны, занятия в университете шли полным ходом. Официальные церемонии и дружеские встречи, состоявшиеся по случаю премьеры фильма, Дикси проигнорировала. Не хотелось встречаться с Куртом Санси и попусту злить отца. Детские мечты о карьере звезды оказались наивными иллюзиями. Ничего из пережитого на съемках, кроме радостного куража перед работающей камерой, не оставило следа в душе Дикси. Ее попытка войти в мир кино не нанесла урона самолюбию и обошлась без потерь на семейном фронте. Дебют Дикси Девизо критика признала чрезвычайно удачным, и это, кажется, даже несколько польстило отцу.

Взрывной механизм сработал с предательским запозданием: втайне от семьи Эрик решил посмотреть «Королеву треф». Это было первым его посещением кинотеатра за последние двадцать лет. Покупая билет, директор банка «Конто» чувствовал себя развратником, наведавшимся в грязный бордель. А после того, как на экране появилась полуобнаженная Дикси, кувыркающаяся в траве с мускулистым загорелым парнем, он совсем сник, ощущая небывалую тяжесть в груди и затылке. Эрик с трудом пробрался среди хохочущих зрителей к выходу и побрел домой, оставив на стоянке свой автомобиль.

На голубоватых от неоновых фонарей дорожках парка лоснилась мокрым глянцем палая листва, среди старых деревьев тихо шелестел дождь. В ушах Эрика стучали, прорываясь к воспаленному мозгу, неумолкающие барабаны, перед глазами вспыхивали огненные сполохи, рассыпаясь мириадами слепящих искр…

…Проводив доктора, Патриция была близка к истерике. Тяжелый инсульт случился с мужем вследствие нервного перенапряжения. Эрика потрясли экранные «подвиги» дочери.

— Теперь об этом узнают все… Все узнают, что у меня есть дочь… — шептал он в полубреду, страдая от жгучего позора. — Ну скажи, скажи мне ради всего святого, Пат, почему она стала такой? — Приподнявшись на подушках, он вцепился в плечи жены и заглянул в лицо полными слез глазами. — Там, в этом фильме, была другая — робкая, чистая девушка… Но Дикси ее ненавидела и победила…

Патриция в болезни Эрика винила себя. Все время, пока шла работа над фильмом, она внушала мужу, что Дикси играет роль весьма достойной, воспитанной девушки, являющейся светлым примером для окружающих. Эрик увидел невинного ангела, но в исполнении другой, а Дикси — Дикси, конечно же, изображала разнузданную шлюху!

В одном Эрик Девизо оказался прав — легкомысленная Элизабет действительно затмила главную героиню фильма, став кумиром молодежи. Слава и угрызения совести пришли к Дикси одновременно. Она проклинала себя за эту роль, погубившую отца, и наслаждалась вниманием, обрушившимся на нее со всех сторон.

На улицах и в университете юную актрису узнавали, заговаривали с ней, просили автограф.

Дикси приглашали на благотворительные балы и в жюри различных конкурсов, ей присылали цветы, подарки, пытались взять интервью и просто добивались ее внимания весьма достойные кавалеры. Она перестала отвечать на телефонные звонки, велела выбрасывать всю корреспонденцию и ограничивала выходы из дома посещением занятий. Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы Эрик, как пророчили врачи, остался инвалидом. Возможно, в финансовом мире появилась бы новая деловая женщина. Но Эрик выздоровел.

Некоторая замедленность речи напоминала о перенесенной болезни, однако глава «Конто», не пожелав поправить свое здоровье в санатории, снова занял директорское кресло. А за спиной почтеннейшего Эрика опять возродился всегдашний заговор Патриции и Дикси.

Несмотря на сообщения о том, что талантливая дебютантка категорически отказалась продолжить работу в кино, попытки подписать контракт с полюбившейся публике актрисой не прекращались.

Патриция не заводила разговоров с дочерью о ее планах на будущее и не затевала дискуссий — она точно знала, что звезда Дикси взошла и ничто не может изменить предначертанную ей судьбу.

Однажды, в июне 1980 года, когда Дикси, объявив об успешном завершении второго курса университета, ушла в свою комнату оплакивать горькую долю несчастной студентки, Патриция показала ей присланный по почте сценарий.

Рукопись называлась «Берег мечты», а коротенькое письмо с предложением «попытать счастье под командованием занудного Старика» было подписано самим Умберто Кьями.

2

Умберто Кьями давно перевалило за шестьдесят. Став уже в тридцать пять признанным мастером лирической комедии, он вдруг перестал снимать, занявшись разведением различных зверюшек на своих обширных землях на юге Тосканы. «Я не хочу показаться старомодным и при этом не могу ничего изменить в себе, — пожал Умберто плечами в ответ на попытку журналиста выяснить причину его ухода из кино. — Наверно, потому, что до глупости люблю в себе эту старомодность». Кьями, в отличие от других стариков, не выступал с нападками на секс и насилие, заполонившие экран. Он проводил долгие часы в вольерах с тиграми и носатыми обезьянами, так ошарашивающе похожими на человека. И думал. Наблюдая за животными, мэтр все больше склонялся к мнению о том, что никаких «веяний времени» для настоящего искусства не существует. Есть глобальные, общие для всего живого законы и то особое, что отличает только человека. На выяснении этого различия и построена вся игра философий и стилей, весь механизм нравственного и эстетического опыта.

В мире кино Умберто Кьями считался натурой цельной и простецкой. Природный юмор и обостренное поэтическое чутье выходца из семьи тосканских крестьян давали ему своеобразное преимущество перед «детьми городской цивилизации», делающими ставку на интеллект и формальное новаторство. Чем меньше простодушные фильмы Умберто претендовали на «вскрытие истины», тем больше мудрости и филигранного мастерства открывали в них критики.