Эмили Гиффин - Суть дела Страница 9

— Хорошо. Хорошо, — приговаривает доктор Руссо, еще несколько секунд глядя ей прямо в глаза, прежде чем перевести взгляд на Чарли, который в сознании, но по— прежнему находится под действием сильных успокаивающих средств.

Вэлери наблюдает, как он осматривает щеку и ухо Чарли, ему со знанием дела помогает медсестра: они передают друг другу инструменты, мази, марлю, обмениваются тихими замечаниями. Затем он переходит к руке Чарли и при помощи пинцета снимает повязку с обуглившейся, вздувшейся кожи. Вэлери инстинктивно хочет отвернуться, но не позволяет себе. Борясь с подступающей тошнотой, она запоминает вид пестрой кожи — местами красной и розовой, местами — черной. Она пытается сравнить ее с тем, что видела несколько часов назад, когда в последний раз меняли повязку, и наблюдает за доктором Руссо, за его реакцией.

— Как она выглядит? — нервно спрашивает Вэлери, не в силах что-либо прочитать по лицу врача.

Доктор Руссо говорит быстро, но доброжелательно:

— Положение дел у нас сейчас определенно критическое... Рука у него немного отекла из-за жидкостей, которые ему вливают... Меня немного беспокоит кровоток, но еще слишком рано говорить, понадобится ли ему эскаротомия.

И не успевает она задать вопрос, как он начинает в простых выражениях объяснять зловещий медицинский термин.

— Эскаротомия — это хирургическая процедура, применяемая при полнослойных ожогах третьей степени, когда эдема — или отек — ограничивает циркуляцию крови.

Вэлери пытается осмыслить услышанное, а доктор Руссо продолжает уже медленнее:

— Ожоги делают кожу очень жесткой, негибкой, а так как мы восполняем потерю влаги, обожженная ткань опухает и натягивается еще больше. Это вызывает давление, и если давление продолжает нарастать, оно затрудняет кровоток. В этом случае нам приходится делать надрез, чтобы снизить давление.

— У этой процедуры есть побочный эффект? — спрашивает она, умом понимая, что у всего есть побочный эффект.

Доктор Руссо кивает.

— Что ж, хирургического вмешательства всегда хочется избежать, если это возможно, — говорит он с тщательно отмеренным терпением. — Может быть небольшой риск кровотечения и инфекции, но обычно эти вещи мы контролируем... В общем и целом, я не слишком беспокоюсь.

Разум Вэлери останавливается на слове «слишком», анализируя оттенки и степень тревоги врача, истинное значение его заявления. По-видимому, почувствовав это, доктор Руссо чуть улыбается, сжимает через два одеяла левую ногу Чарли и говорит:

— Я очень доволен состоянием Чарли и надеюсь, что мы идем на поправку... Могу вам сказать, он боец.

Вэлери сглатывает и кивает, думая о том, что лучше бы ее сыну не приходилось бороться. Лучше бы ей не приходилось бороться за него. Она устала от борьбы еще до того, как случилось это.

— А его лицо? — спрашивает она.

— Я знаю, это тяжело слышать... Но здесь мы тоже вынуждены подождать и посмотреть... Понадобится несколько дней, чтобы установить: это ожоги второй или третьей степени? Когда мы определимся с его травмами, тогда и сможем выработать план действий.

Закусив губу, Вэлери кивает. В молчании проходит несколько секунд, и Вэлери замечает у него щетину, появившуюся с прошлого вечера и бросавшую тень на его подбородок и щеки. Она задается вопросом, был ли он дома и есть ли у него свои дети.

Наконец он нарушает молчание:

— А пока мы будем очищать и увлажнять кожу и неусыпно за ним наблюдать.

— Хорошо, — снова кивает Вэлери.

— Мы будем неусыпно за ним наблюдать, — говорит доктор Руссо и касается ее локтя. — А вы постарайтесь поспать этой ночью.

Вэлери выдавливает улыбку.

— Я постараюсь, — говорит она и снова лжет.

Позднее, той же ночью, Вэлери лежит без сна в своем кресле-качалке и думает об отце Чарли и о том вечере, когда они встретились в захудалом баре в Кембридже, всего через несколько дней после грандиозной ссоры с Лорел. Вэлери пришла одна, понимая всю ошибочность своей затеи еще до того, как увидела его. Он сидел в углу, тоже один, курил сигарету за сигаретой и казался таким таинственным, красивым и волнующе встревоженным. Она решила, что ей требуется бездумная связь, и если шанс представится, она уйдет с этим мужчиной. В итоге Вэлери так и сделала три часа спустя, после четырех бокалов вина.

Его имя было Лайонел, но все называли его Лайон[4], что сразу должно было послужить сигналом опасности.

Он и похож был на льва — с потрясающей золотистой кожей и зелеными глазами, густой гривой курчавых волос и большими грубыми ладонями. Затем его темперамент — холодный и вялый, со вспышками гнева. И, подобно льву, он с огромным удовольствием перекладывал все житейские заботы на львицу — будь то стирка, готовка или оплата счетов. Вэлери объясняла это погруженностью Лайона в работу, но Джейсон считал, что его лень подсознательно проистекает из его ощущения собственного превосходства, типичного для красивых женщин. Даже в приступе влюбленности, когда большинство женщин ослеплены влечением, она видела правоту брата, но ей просто-напросто было все равно, а недостатки Лайона она находила неотразимыми, романтическими и очень подходящими для скульптора и художника.

— Он художник, — не раз напоминала она Джейсону, словно это автоматически извиняло все его недостатки.

Вэлери понимала, как это звучит, и знала, что Лайон был своего рода банальностью — страстный, эгоистичный художник, а она — еще большей банальностью со своей влюбленностью в него. Побывав в мастерской Лайона, она посмотрела его творения, но за работой еще не видела. Тем не менее прекрасно представляла, как он брызгает на холст красную краску резкими движениями кисти. Вдвоем они разыграли сцену с гончарным кругом из «Призрака» с Деми Мур и Патриком Суэйзи под песню из этого фильма.

— Как скажешь, — говорил Джейсон, закатывая глаза. — Просто будь осторожна.

Вэлери обещала. Но что-то в Лайоне заставляло ее отбрасывать всякую осторожность, а заодно и презервативы. Сексом они занимались везде: в его мастерской, в ее квартире, в коттедже в Вайнярде, где он сидел с собакой (которые оказались домом и собакой его бывшей пассии — поводом их первой серьезной ссоры), даже на заднем сиденье такси. Это был лучший секс в жизни Вэлери — физическое соединение, которое делало ее непобедимой, словно все становилось возможным. К сожалению, эйфория продлилась недолго, сменившись ревностью и паранойей, когда Вэлери обнаруживала духи у него на простынях, светлые волосы в душе, помаду на бокале, который он даже не потрудился убрать в посудомоечную машину. В припадке ярости она допрашивала Лайона, но в итоге верила россказням о заехавшей в гости двоюродной сестре, о преподавательнице из художественного института, о девушке, с которой он познакомился в галерее и оказавшейся, как он поклялся, лесбиянкой.