Ольга Ланская - Инженю, или В тихом омуте Страница 9

Она улыбалась, пока той не было, — гадая, вернется она или нет. Или, может, она лесбиянка и сейчас лежит там где-нибудь на кровати, судорожно себя лаская, мечтая попробовать на вкус такое роскошное тело с соседней лоджии, но понимая, что оно недоступно?

Могла бы предложить — она бы, может, и не отказалась. Она ничего не имела против лесбиянок — и более того, сексом с женщинами занималась не раз. Просто с мужчинами это было приятнее — может, еще и потому, что не встретилась достойная партнерша.

Старушечий топот донесся с соседней лоджии буквально через минуту — а еще через мгновение старушка протягивала Марине целую пачку.

— Возьмите, пожалуйста, — нет-нет, всю. У меня есть еще. Пожалуйста.

— О, вы так любезны! — Соседку надо было поощрить, и она потянулась всем телом, сладко так потянулась, откидываясь, раздвигая ножки, демонстрируя ей то гладко выбритое, что было между этих ножек — может, не очень длинных, может, чуть более пухлых, чем надо, но все же стройных и упругих к тому же. — Право, мне даже неудобно. Скажите, я могу вас чем-то отблагодарить за вашу доброту?

Это была провокация, самая натуральная — но та не поняла. Восхищенно разглядывая Марину, смущаясь, отводя то и дело глаза — но неизменно возвращая взгляд туда, куда его так тянуло.

— Если вы хотите… вы любите кофе?

— Вообще-то я предпочитаю шампанское, — ответила кокетливо, вспоминая вдруг, что перед ней не мужчина. — Но кофе — это тоже очень приятно…

Она оглядела себя саму удивленно, словно только что обнаружив, что на ней нет никакой одежды.

— Если хотите — если у вас есть время… то заходите, я сварю кофе. — Старушка стеснялась явно, но ей хотелось, чтобы Марина к ней зашла. — Я одна, у меня госэкзамены, а родители уехали на дачу, чтобы мне не мешать… И если захотите — я буду рада. Пожалуйста…

— О, это так заманчиво, — протянула задумчиво, удивляясь, что родители старушки еще живы, а она сама в столь почтенном возрасте умудряется где-то учиться. — Знаете, я так не люблю одеваться, но… Какой у вас номер квартиры?

Где-то через полчаса — все-таки надо было заново накраситься перед визитом, потому что не важно, что она шла не к мужчине, важно, что это был визит, тем более к человеку, которому она понравилась, — выяснилось, что старушка совсем не старушка, что она всего-то на два года старше Марины. И что зовут ее Вика и живет она в этом доме уже пять лет. И Марину видела не раз — просто не знала, что она из соседнего подъезда и у них балконы смежные, — хотя та ее не замечала.

У нее точно такая же была квартира, у Вики, — трехкомнатная, как у Марининых родителей. Может, чуть победнее только — хотя в целом все похоже. Стенки, столы, стулья, кровати — все однотипно. Кроме, если можно так выразиться, девичьих. У нее, Марины, был настоящий будуар — голубовато-розовый, с разбросанным бельем, которое она, кстати, принципиально не носила, но периодически покупала, с жутким беспорядком и вечно разобранной постелью, с кучей валяющейся повсюду косметики и парфюмерии, и книг про Монро, и кассет с записями фильмов с ее участием. А Викина комната была как монашеская келья — чисто все и правильно и аккуратно, аскетично и строго, в серо-белых тонах, с узенькой кроваткой, кучей книг, большим столом и компьютером. И она еще подумала, что ее новая знакомая, так ее заинтересовавшая своим восторженным отношением, похоже, до сих пор девственница. Притом закомплексованная девственница — и вовсе не лесбиянка.

Она знала, что выглядит супер — в длинном черном платье, чулках в сеточку и красных туфлях на высоком каблуке. Платье было великовато, просторное такое, с большим вырезом на груди — и если нагнуться, то грудь могла выскочить. И вообще вид был скорее вечерний, нежели дневной — но она намеренно так оделась. И сейчас сидела в кресле, закинув ногу на ногу, — и, проследив направление взгляда хозяйки, поддернула платье повыше, с улыбкой заметив, что сегодня слишком жарко. И та, конечно, смутилась — она, наверное, не знала, что Монро тоже изображала из себя этакое дитя природы, абсолютно естественное и чуждое условностей.

— О, у вас столько книг — неужели вы все их прочитали? Вы, наверное, такая умная! — произнесла с деланным восхищением, оглядывая комнату. — А я…

Видимо, она действительно очень понравилась Вике — та даже не воспользовалась подсказкой, которая позволила бы ей чувствовать себя более уверенной. И сказать себе, что пусть гостья молода и красива — зато она, хозяйка, умна. Но уверенности у нее не прибавлялось — она, наоборот, даже оправдываться начала, рассказывая что-то про учебу, которая отнимает так много времени. Но слава Богу, почти все позади, и ее уже ждет место в одном банке, и…

— Наверное, вам это скучно, Марина, — спохватилась наконец. — Лучше вы мне расскажите — где учитесь, и вообще…

— О, мне совсем нечего вам рассказать. У меня такая однообразная жизнь — развлечения, удовольствия, поклонники. Знали бы вы, как мне надоели мужчины и рестораны…

Она не договорила, многозначительно повесив громкие слова в воздухе — делая глоток крепкого, совершенно не нравящегося ей кофе. Внезапно замечая нераспечатанную пачку «Собрания» с загадочной надписью «Блэк Рашн» — «черный русский», ее знания английского хватило, чтобы перевести эти два слова.

— Курите. Курите, пожалуйста! — Вика поспешно раскрыла пачку, протягивая ей. — Купила, а так и не попробовала — я и так очень много курю, мне столько нельзя. Такие нервные экзамены — сидеть приходится с утра до вечера, а потом еще полночи, только сигареты и кофе спасают. Но что поделаешь?

И она закурила эту черную с золотым фильтром сигарету, содрогнувшись от благоговейного восторга. Она и представить не могла, что сигарета может быть настолько красивой. И тут же сказала себе, что отныне будет курить только эти — сколько бы они ни стоили. Суть ведь не в том, что и сколько курить, — она не получала от процесса особого удовольствия, ей просто казалось, что она эффектнее смотрится с сигаретой, — а в том, что именно она держит в пальцах.

Если бы не Викин взгляд, двусмысленный вопреки девственной чистоте хозяйки, она бы быстро ушла. Разговоры об институте были ей скучны, и сама старушка, оказавшаяся девицей, тоже. И говорить с ней было не о чем. Ну не спрашивать же ее о поклонниках и о том, как она проводит свободное время, — и так все понятно, зачем на больную мозоль наступать.

Но та так восхищенно смотрела, так старалась прикоснуться хотя бы невзначай, так искренне расспрашивала обо всем, что она продолжала сидеть. Думая, что надо спровоцировать Вику на шаг, который та подсознательно хочет сделать — потому что она, Марина, вызывает желание у всех и всегда.