Сьюзен Андерсон - Не уходи, любимая Страница 9

Ее открытость и чрезмерная эмоциональность нравились Нику, возможно, потому, что сам он никогда не давал волю собственным чувствам. Ему нравились не только ее громкий смех, но и бурные приступы гнева, и даже ее элементарная невоспитанность. Но его чувства не имели ничего общего с братской нежностью, это было нечто большее.

И Ник побаивался этих своих чувств к Дейзи и потому держался от нее на расстоянии и всякий раз давал отпор ее попытке сблизиться.

Как показала жизнь, вел он себя правильно, потому что брак их родителей начал разваливаться, и его отец, не желая платить алиментов, обставил все дело так, что Дейзи и ее мать собрали вещи и уехали из дома Колтрейнов.

А теперь Ник смотрел, как Дейзи, сидя на кушетке, пристально рассматривает внутреннее устройство пистолета.

Ник уселся в кресло напротив, поднял фотокамеру и, найдя Дейзи в видоискатель, сделал несколько кадров.

– Не надо меня фотографировать, – попросила Дейзи, подняв на Ника глаза.

– Почему? Мне всегда нравилось твое лицо.

Дейзи нахмурилась, и в этот момент Ник снова сфотографировал ее. Должно быть, она решила, что сопротивляться бесполезно, и вернулась к своему занятию.

Нику и вправду всегда нравилось ее лицо. Оно было выразительное, и в нем легко угадывался характер, решительный и упрямый. Лицо Дейзи было как открытая книга, по нему легко можно было прочесть все ее мысли. Но со временем она научилась скрывать их, когда хотела.

Ник сделал еще один кадр.

– Да убери ты свою дурацкую камеру! – Дейзи встала, пряча пистолет в кобуру на джинсах.

– Этой дурацкой камерой я заработал те самые четыре тысячи долларов, на которые смог купить твои услуги, – сказал Ник и убрал на место фотокамеру.

– Мне хочется выйти куда-нибудь ненадолго. Давай прогуляемся – забор вокруг этого домика показался мне вполне солидным, так что мне бы хотелось знать, каким образом парни мужа-рогоносца умудрились вчера сюда попасть, – предложила Дейзи.

– Ладно, давай.

Ник поднялся из кресла. Он был рад возможности отвлечься от воспоминаний о прошлом. Дейзи права: их отношения действительно должны быть исключительно деловыми.

Рид Кавано вошел в кабинет, зная, что жена уже там.

Он подошел к столу, где Мо разбиралась в каких-то цифрах, и швырнул на полированную поверхность бумагу, которую принес с собой.

– Может быть, ты объяснишь мне, что это такое?

Отметив пальцем в колонке чисел место, на котором остановилась, Мо взглянула сначала мужу в лицо, а потом на документ, лежащий перед ней. Когда она снова подняла глаза, у Рида все похолодело внутри. Боже, какой же у нее могильно-холодный взгляд последнее время!

– Извещение об оплате займа, – ответила Мо.

– Его оплатила ты?

– Да.

– Твое имя фигурирует где-нибудь в документах по займу, Морин?

– Нет, но…

– Нет, и точка. Там указывается только мое имя. Я выдал эту трекля.., эту ссуду. – Опершись руками на стол, Рид наклонился вперед, чтобы заглянуть жене в глаза. – Не ты, а я.

– Это, конечно, так, Рид, но я смотрю, ты не использовал Банк Кавано для передачи займа Петтигрю.

– Правильно. У него не было достаточных финансовых гарантий, которые могли бы удовлетворить комиссию по займам.

– И все-таки ты ссуду выдал.

– Ему нужны были деньги, Мо.

– Им всегда нужны деньги, Рид! Боже, ты такой мягкотелый! И об этом знают все, включая твоих праздношатающихся бывших одноклассников. Что за катастрофическая срочность была у Петтигрю – необходимость в новом пони для поло?

– Тебе это действительно интересно? Или ты спрашиваешь просто так, лишь для того, чтобы продолжить читать мне саркастичным тоном мораль?

– Ты одолжил наши деньги человеку, которого никогда не считал профессионалом!

– О-о, теперь это уже наши деньги, интересно! Тебе не кажется, что ты лицемеришь, особенно если принять во внимание, что на протяжении последних нескольких лет строго разграничивала твои и мои деньги? Кроме того, он их вернет.

– Я слышала, как ты на днях говорил кому-то по телефону, что Петтигрю не выполнил обязательства и заставил тебя отдуваться за него.

– Но если бы ты продолжала подслушивать чуть подольше или потрудилась поговорить со мной, когда я положил трубку, то узнала бы, что я уверен, что он в конце концов выпутается.

Морин с грустью посмотрела на мужа. Он понял: она думает, что он витает в облаках. Опять. Она всегда считала, что он ничего не понимает в жизни, и это задевало его.

– Это было мое дело, Мо! Я разрабатывал план на случай непредвиденных обстоятельств, пока Петтигрю придет в себя. Ну почему ты не хочешь доверить мне самому сделать это? Нет же, черт возьми! Интересно, кому же я должен сказать за это спасибо? Сдается мне. Большому Папочке, если ты и твой брат вообще в своих поступках руководствуетесь чьим-либо примером.

Покраснев, Мо вскочила на ноги:

– Это подло! И несправедливо!

Они стояли близко друг к другу, и от нараставшего напряжения, казалось, в воздух летели искры.

– Может быть, зато чертовски точно! Наш брак превратился черт-те во что, и мы уже очень давно ходим вокруг да около этой темы. Ваш отец был неудачником в семейной жизни, поэтому Ник уходит в сторону, как только его отношения с женщиной становятся чуть серьезнее обычного флирта. А ты… – Рид горько усмехнулся, – ты намерена цепляться за меня до самого конца вне зависимости от того, что между нами происходит. Правильно, Мо? В этом случае тебя никто не обвинит в том, что ты похожа на своего отца.

Краска сошла с лица Мо.

– Так вот что ты имеешь в виду? Ты хочешь развестись?

– Я всего лишь хочу, чтобы ты поверила в меня хотя бы на минуту! Я хочу, чтобы меня считали равноправным членом этой семьи, а не глупым юнцом, которого сердобольная мамаша все время старается вытащить из дерьма.

Все, чего хотел Рид на самом деле, так это вернуть прежнюю Мо, но ее уже давно не было и, судя по всему, уже не будет никогда. Со временем их брак, начавшийся так счастливо, как-то выцвел и застоялся. Раньше они старались каждое свободное мгновение проводить вместе. Теперь же они даже редко виделись. То, что ей когда-то больше всего в нем нравилось – его радостная готовность протянуть руку помощи каждому в этом нуждающемуся, – теперь-то как раз и становилось причиной их ссор и раздоров. Весь парадокс заключался в том, что Мо сама всегда бросалась решать проблемы других, стараясь помочь всем и каждому.

– Я не понимаю тебя, – раздраженно продолжал Рид. – Я никогда не рисковал ни крышей над твоей головой, ни обедом на твоем столе. Ты могла не думать о делах – черт, тебе просто не надо было ни во что вмешиваться.