Барбара Брэдфорд - Женщины в его жизни Страница 9

Мозг Максима пронзила мысль, что и «Винонда Групп» тоже не бог весть как его интересует. Это заставило его задуматься над причиной внезапной перемены в его обычном мироощущении.

Когда он в начале вечера велел Грэм приступать к делу, на это были резоны. Для американки это могла бы быть крупная сделка, и он знал, как много это значило для нее; он не хотел разочаровать или обескуражить ее. К тому же он с самого начала сообразил, что, как только «Винонда» займет свое место в общей схеме предприятий, она станет для них весьма существенным приобретением, очень крупным вкладом в «Уэст Интернэшнл». Но, к своему удивлению, он должен был признаться, что предпочел бы, чтобы эту сделку Грэм провела самостоятельно при участии Питера Хейлброна и команды финансистов из нью-йоркского офиса. Ему не хотелось быть предводителем воинства в грядущей битве и он не испытывал ни малейшего интереса к выходу на передовую позицию, хотя в прошлом занимал таковую весьма охотно. Подавать советы из окопа он еще, пожалуй, мог бы, но тяжелый рукопашный бой придется на сей раз вести его людям.

Максим нахмурился. Откуда это внезапное нежелание действовать? Никогда раньше он ничего подобного не испытывал. Напротив, всегда рвался в гущу событий, стремился быть осью вращения. Неужели бизнес начинает приедаться? Не в этом ли кроется причина его теперешнего настроения? Но возможно ли это? Бизнес был для него сутью жизни, разве не так? Анастасия всегда это говорила.

При мысли о своей первой жене он поморщился, взъерошил волосы и вдруг сообразил, что это уже не первая ночь, когда его обуревают подобные чувства. Он давно уже сам не свой.

Конечно, фасад он поддерживал в полном порядке, эту ослепительную завесу шарма и магнетизма, коих привычно ожидал от него свет. Но в глубине, в самой сердцевине его существа, угнездилось ощущение пустоты. Уныние заползло в душу, и неведомо, откуда оно взялось. Почти все время его почему-то не покидало безрадостное чувство – некая меланхолия, которую он все силился побороть в себе.

А теперь он ощутил, что к нему подкрадывается глубокое отчаянье, чувство тревоги, боязни замкнутого пространства. Нечто вроде клаустрофобии. Ему показалось, что он задыхается. Возникла неудержимая потребность распахнуть окна, выскочить из дома наружу, потребность бежать, бежать не останавливаясь, покуда между ним и этим местом не установится огромное расстояние. Ему захотелось перенестись далеко-далеко, как можно дальше отсюда.

Что это с ним происходит?

Его вдруг пробрал озноб, он понял, что это и есть то чувство, которое нередко описывают в книгах: будто ощущаешь, как кто-то ходит по твоей могиле. От этих странных мыслей шея и руки покрылись гусиной кожей. Нет, надо взять себя в руки!

Он окинул взглядом кабинет. С чего вдруг ему захотелось сбежать из этой комнаты? Он решительно не мог этого понять. Во всем доме это самое любимое его место. Здесь полно всевозможных дорогих диковинок, неизменно доставлявших ему удовольствие и сообщавших ощущение комфорта. Каждый предмет, каждая вещица имели свое подобающее место, любовно выбранное Анастасией и им самим. Он вспомнил, какое удовольствие они испытывали, выискивая и подбирая в Англии и на континенте всевозможные антикварные безделушки, изделия искусства, картины.

Старинную дубовую панель, которой теперь были обшиты стены, они нашли в Нормандии в старом помещичьем доме. Французский секретер, за которым он сейчас сидел, был обнаружен в антикварной лавке на улице Рю дю Бак, когда они проводили уик-энд в Париже. Бра подвернулось им во время путешествия по Тоскане, а замечательные лошади кисти Стабба были куплены у пэра Англии, проживавшего в своем поместье в Йоркшире. В общем, это была эклектика, но она «работала» в значительной мере благодаря тому, что вещи сочетались друг с другом и имели одну общую особенность, а именно: все они были по-своему превосходны.

Хотя детали обстановки в кабинете были очень хороши, отнюдь не все предметы стоили по-настоящему дорого. Тем не менее все они что-то значили для него, однако теперь, похоже, они утратили свое значение.

Раздражаясь от самого себя, но и ощущая тревогу, Максим поднялся, пошел к замечательному шкафчику, встроенному под окном, достал бутылку содовой, открыл и налил себе стакан. Отпил большой долгий глоток, с шумом перевел дух, а затем взял стакан, устроился в кресле перед камином и уставился на огонь. Лицо его приняло отвлеченно-рассеянное выражение.

Немного погодя к нему вернулось спокойствие, и, по мере того как он складывал воедино фрагменты своего существования за последние месяцы, реальная картина его поведения предстала перед ним. Со всей ясностью он осознал, в чем его проблема. Все оказывается просто: он – мужчина в состоянии кризиса.

Это неожиданное прозрение пришло из глубин подсознания, из наиболее сокровенной области его психики, и пока он приходил в себя от этой горькой истины, он успел каким-то другим краем сознания отметить, что это не удивляет его. За долгие годы случались время от времени кое-какие симптомы. Он выпрямился, в глазах сверкало. Пришлось закрыть их. На какой-то миг он отключился.

Увы, это правда, и нет смысла отрицать реальность – он подошел к критической точке своего земного пути; он не мог продолжать вести прежний образ жизни, закрыв глаза на это обстоятельство. И тем не менее он не знал, что ему делать с собой… или со своим существованием.

Впервые, насколько мог вспомнить, он почувствовал, что выбит из колеи, потерял уверенность в себе, нерешительность делала его беспомощным в ситуациях, которые он сам же себе и создал. Он чувствовал, что ему необходимо бежать людей, своей жизни.

Опустив на столик хрустальный бокал с водой, Максим поставил локти на колени и уронил голову на руки, впав в полную растерянность. Впервые он не находил решений для своих проблем. Но спустя несколько минут поднял голову и заставил себя расслабиться. И начал вспоминать всю свою жизнь.

Он знал, что его старый дружище Корешок верил в то, что у Максима есть все; что мир верил, будто у него есть все. А его поразило сознание, что, кроме успехов, достигнутых в бизнесе, у него, по сути, не было ничего. Благодаря своей хватке и деловому чутью, он обладал силой, своего рода славой, деньгами, домами, яхтой, персональным самолетом и другими весомыми свидетельствами богатства и привилегий. Он вращался в кругу людей, равных ему по достатку и степени известности. И вдобавок был наделен почетом, получив рыцарское звание. До некоторых пор все это было предметом его гордости, но теперь ничто из перечисленного не могло заполнить страшную пустоту его бытия.

Он был один. И он был одинок.