Аликс де л'Эн - Бестолковая святая Страница 9

Войдя в мой кабинет, то есть самую отдаленную от телевизора, а значит, и от детей, комнату, мадемуазель Крике разинула от удивления рот: десять квадратных метров и почти столько же кубических метров бумаг, журналов, фотографий, книжных стопок, каталогов, газет — и посреди всего этого компьютер, водруженный на бывший обеденный стол. Что поделаешь, работа у меня такая, объяснила я. В редакции работать невозможно. В нашей комнате № 542 сосуществуют человек тридцать журналистов и полтора десятка компьютеров. В выигрышном положении оказываются те, кто приходит первым. А что, собственно, они выигрывают, спросите вы? Право попытаться поработать в несмолкаемом шуме и гаме, среди курьеров, разноголосицы городских и мобильных телефонов, когда над головой летают покупки. Кто-то смеется, кричит, иногда даже рыдает («У-у, почему Мари-Пьер дали приглашение на распродажу у Шанель, она теперь вообще лейблы не признает»). В нашем офисе люди едят, спят, поют, некоторые, сидя на корточках, ругаются, женщины поправляют друг другу прически, разглядывают украшения. Мне нравится сравнивать наш офис с главной площадью небольшой африканской деревни, с той разницей, что у нашего «вождя» не кость в носу, а пирсинг в пупке.

В зверинце очень весело — так весело, что ни одному журналисту и в голову не придет дикая мысль попробовать написать здесь статью. Один-единственный раз — что поделаешь, сдача номера обязывает! — мне пришлось писать передовую в офисе № 542. «Прекрасно, только глаголов нет. Иди домой и все перепиши, в типографии подождут», — с улыбкой велела главная редакторша-блондинка.

Я объяснила перепуганной Жермен, что у меня в кабинете только с виду чудовищный бардак, а на самом деле все находится на своем месте. Если вдуматься, то, что она видит, есть не что иное, как истинное материальное воплощение парадокса женщины, у которой есть все для счастья: объединенная под одной крышей личная и профессиональная жизнь плюс дети в соседней комнате. А в вертикально-горизонтальных нагромождениях до потолка полная гармония. У меня имелся волшебный ключик — мои списки.

Я с гордостью продемонстрировала Жермене приклеенные к стенам листки. На синих — все, что касается дома. Работа — на красных. Все прочее — на зеленых. Вот список продуктов — красный. Список тех, перед кем я уже извинилась за задержку последней статьи, — синий. Список самых блестящих высказываний Джонни Холлидея, регулярно обновляемый, — зеленый. Список вещей, потерявшихся где-то дома, — синий. Список подарков, которые мне хотелось бы получить, до ста евро, от ста до двухсот и т. д., — зеленый. Список вещей, которые надо пожертвовать Красному Кресту или по максимуму сдать в комок, надо еще подумать, — синий. Список гостей, которых надо успеть пригласить до Рождества, чтобы тебя не сочли последней невежей, — синий. Список недостатков моего мужа, начиная с самых серьезных, — зеленый. Список списков по степени их важности. Подобная система позволяет мне ничего не забывать, весело объяснила я Жермене. Есть всего один неизбежный изъян: списки все время куда-то испаряются, или, что более правдоподобно, их крадут эльфы или домовые. Это знакомо всем дамам, ведущим подобные записи. Самый нужный список вдруг возьмет да и пропадет безвозвратно. Как правило, это происходит с самыми срочными записями, сделанными на верхнем листке блокнота, на том, где липкая полоска плохо клеится из-за осевшей на ней пыли и крошек, бог знает откуда берущихся на рабочем столе.

Короче, теперь, когда я снова дома, меня одолевает единственное желание — поскорее составить списки всего самого важного, что со мной произошло. Список врачей-красавчиков университетской клиники: № 1 — тот, у кого самая волосатая грудь, утешительный приз — самому гладкокожему. Список медсестер в шлепках, а на обороте — список медсестер в мягких тапочках. Список цветов и подарков, полученных в больнице. Если считать записки от многочисленных знаменитостей, и не только телезвезд, этот перечень будет на двух листах. Список поступивших мне предложений о разного рода услугах (ходить в магазин / пылесосить квартиру / присматривать за детьми). Этот уж точно занял бы не менее четырех листов А4.

Жермена изрекла с горестным вздохом:

— Думаю, я больше никогда к вам не приду, Полин.

— Но почему? Что я такого сказала?

Помощница умирающих окинула взглядом мою комнату и продолжила решительным тоном:

— Вы милая женщина, но, когда я смотрю, как вы живете, на беспорядок, на нагромождение ненужных вещей, на весь этот хаос — не только внешний, но и внутренний, — мне начинает казаться, что у нас ничего не получится.

— Жермена, я не понимаю.

— Да, не понимаете. Нам отпущено всего тридцать шесть дней. Через двое суток вы вернетесь к трудовой деятельности в «Модели», но в каком состоянии духа? Что вы успели сделать с тех пор, как ушли из больницы?

— Читала вашу книгу, — запротестовала я. — Мне очень нравится, я дошла до шестьдесят второй страницы, там, где о христианском отношении к супружескому сексу, я осознала, как полезно воздержание во время поста, оказывается, это только усиливает половое влечение, здорово придумано…

Я преувеличивала. Книга, которую дала мне дуэнья, была такой чудовищно нудной, что при других обстоятельствах я зашвырнула бы ее куда подальше уже через пять минут («Слова «христианство» и «пуританство» роднит только рифма!», «Вера в Бога — счастья много!»). Но я этого не сделала, и отчаяние сменилось удивлением, граничащим с восхищением. Оказывается, рядом с моим миром существует другой, параллельный, где люди восторгаются страстной речью Бенедикта XVI и понятия не имеют о том, сколь убедительным было высказывание Шарон Стоун о леди Ди.

Жермена задумчиво поправила брошь-камею, на которой была не маркиза в напудренном парике, а профиль монашки (святой Терезы? Младенца Христа? Святой Бернадетты?

— Полин, не в моих привычках опускать руки перед трудностями. Но без вашего всемерного и безусловного участия наше дело сыграет в ящик, причем для вас, Полин, в прямом смысле слова. — Она хмыкнула. — Хочу дать вам возможность убедить меня в том, что вы намерены произвести полную переоценку ценностей. Избавьте вашу жизнь от шелухи. Начните с этого стола. Разберитесь, что к чему, приведите все в порядок, выбросьте лишнее, оставьте только самое важное. Даю вам на это… два часа. Буду ждать вас в гостиной.

— Э-э… самое важное? А как я буду выбирать? Вы мне не поможете?

— Полин, дорогая, — в голосе Жермены зазвучало тихое бешенство, — последние пятьдесят лет жизни я помогала окружающим и никогда не жалела ни сил, ни времени. Но мусорщицей я быть не собираюсь. Тот человек с хвостиком на затылке ясно дал вам понять: вы никогда не останетесь одна в вашем поиске, но искать новый смысл своей жизни придется самостоятельно. Надеюсь, у вас найдется пылесос для крупного мусора?