Дмитрий Басаргин - Море, солнце и… Страница 9

Солнце сделало маленький шажок на своем огромном пути, пока они брели вдоль экспозиции. И его луч, пробившись сквозь узкое стрельчатое окно, коснулся каменной иконы на небольшом возвышении. Это была Богоматерь с младенцем. Лик ее стерло время, младенца еще можно было рассмотреть. Наши герои стояли перед алтарем. Интересно, местному священнику приходилось венчать кого-нибудь? Или он только взывал разбить орды язычников во имя Христа? Конечно, воевать лучше во имя чего-нибудь или кого-нибудь. Иначе разве будешь ты рубиться, проткнутый копьем насквозь? Просто эгоистично умрешь. А вера дает силы. Прости мне, Господи.

Они стояли у алтаря одни в этой старой маленькой церкви, несмотря на то, что сзади кто-то бродил, переговариваясь. То ли туристы, то ли служащие музея. Они все равно были одни.

— А ведь генуэзцы — это итальянцы, собственно говоря.

— Ну да. Из Генуи.

— Генуя, Верона, какая разница. Представляешь, кто-то из предков Монтекки мог привезти сюда эту икону.

— Монтекки? Кто это?

— Или Капулетти. Это фамилии Ромео и Джульетты.

— А-а…

— Джульетте, кстати, было пятнадцать. Правда, и жили они тогда лет по 30–35. До первой эпидемии чумы. Так что для Джульетты… Ты замерзла?

Нина, действительно, вся съежилась, кожа ее покрылась мурашками. Вот-вот, казалось, она задрожит.

— Ну, пойдем тогда дальше. Прохладно здесь.

И они прошли все, что положено пройти образцовым экскурсантам. И Башню консула, что одна сохранилась внутри. Все просто — она и внутри была из камня. И скромно притаившийся рядом уголок пыток. Кого, интересно, в этом гарнизоне могли пытать? Осталась только одна башня, на самом верху крепости. То, что наверху маячили какие-то фигуры, в основном раздетые, говорило о возможности подняться, в принципе. Очень крутой каменистый склон такую возможность напрочь отметал.

— Туда трудно залезть, — несмотря на полуторачасовую прогулку по жаре, Нина не выглядела усталой. Скорее огорченной, вот ведь как, на самую верхнюю точку, самую зрелищную вершину и не подняться.

— Думаю, у нас получится, — почти уверенно отозвался Виктор, глядя на упитанного мужчину, что, пыхтя, спускался на «пятой точке» им навстречу. Одет он был в шорты, очки и «зэчку». — Если даже такие могут, — это уже вполголоса.

И они пошли. Альпинисты не лезут, так же, как корабли не плавают. Они идут. Обдуваемые легким пряным ветерком. По камням, что местами до блеска отполированы сотнями ног. Плюнув на приличия, иногда они опускались на четвереньки. Плюнув на горские традиции, Виктор тащил Нину за руку добрую половину пути. И они взошли.

— Вот… это и есть… самая высокая башня… Девичья…

— Что…

— Так называется… Девичья…

— Уф-ф. Попробую угадать. Девичьей эта башня, — наш герой взглянул на низенькую каменную арку, остатки фундамента, — ну, когда-то «башня», зовется по печальной легенде. Давным-давно один злобный консул, чудище кровожадное, приволок сюда моло-оденькую невесту. Из Италии, естественно. Ему отдали ее сребролюбивые родители за неслабый магарыч. Но сама бедная девушка любила молодого кудрявого конюха Джованни, оставшегося в солнечной Генуе. Джованни, не будь дурак, запил с тоски. А бедная девушка рыдала сутки напролет, никого не узнавая. Так что пришлось запереть ее в самой высокой башне, откуда она благополучно и спрыгнула. В пропасть. Финита, как говорится, ля трагедиа. Эй, тебе нехорошо?

Нина стояла вся пунцовая и тяжело дышала, еще не отойдя от подъема. Ветерок играет с волосами, собранными в хвост. Широко открытые, несмотря на яркое солнце, глаза мечут черные молнии — она напоминала глухо рокочущую Этну. За секунды до извержения.

— Значит, ты… значит, тебе смешно… но она ведь погибла от любви! Как ты не поймешь, она так любила, что не смогла жить! Чем жить с нелюбимым, лучше сразу в пропасть!

Он уже хотел рассмеяться и продолжать ерничать, но вгляделся в ее глаза повнимательней и… не стал. Что-то подсказывало ему, что не стоит смеяться над этим. Пусть это так по-детски, так наивно и прямо — эта вера в любовь, от которой можно умереть, но… Пусть это будет. Let it be, как спели в свое время the Beatles.

— Эй-эй, не обижайся, я пошутил. Неудачно, похоже.

— Как ты мог! Можно смеяться над всем, над всем, но смеяться над любовью… Я поняла, ты жестокий.

И она бросилась вниз. Не как невеста консула, правда, а просто быстро-быстро побежала.

— Нина, стой! Ты с ума сошла, убьешься!

И он бросился за ней, наш рыцарь без страха и упрека, а также без коня и лат. Догнал у самого края, схватил за руку.

— Стой, ненормальная!

— Пусти меня!

Она сильно дернула руку. От неожиданности — ведь он был уверен в силе мужского обаяния — он на секунду потерял равновесие… и понеслось! Они летели, как тот толстяк, на «пятой точке», только гораздо быстрее. Хорошо еще, что попали в отполированный каменный желоб, длиной всего метров пятнадцать. Но и на этой короткой дистанции летний бобслей — штука весьма неприятная. Особенно когда нет, собственно, боба…

Остановились они на твердом грунте, как и ехали — тандемом.

— А-а-а, моя задница…

— С-с-с…

Наш герой неуклюже встал и сделал попытку заглянуть себе за спину и ниже. Да чего заглядывать-то, и так понятно, что шортам — кердык.

— О-о-о, уже не зашьешь. А какие были шорты! Жалко…

Нина, сидя на земле, видимо в легком столбняке, отсутствующе смотрела куда-то на северо-запад. Потом коротко выдохнула раз, другой и вдруг неудержимо рассмеялась. Рассмеялась так, что закашлялась, но продолжала смеяться, и смеяться, и… Видимо, это было нервное. Ну что оставалось Виктору? Он тоже засмеялся, второй раз за день, увлеченный ее заразительным примером. Забавное это было зрелище: она хохочет сидя на земле, он — стоя рядом и никак не могут остановиться. А наверху недоуменно качали головами туристы, бывшие свидетелями удивительного спасения наших героев.

Уже просмеявшиеся и присмиревшие, они шагали от ворот крепости в сторону моря, что невидимо дышало где-то рядом. Солнце горящим «Боингом» пикировало за зубчатую стену Генуэза.

— А что там за гора была? Дальше, в сторону Нового света?

— Это Сокол. Самая высокая здесь вершина.

— А-а…

— А что?

— Просто красивый хребет. Как твой глаз?

— Нормально.

Незаметно они вышли на улицу, где жил Виктор. Она как раз лежала между морем и Генуэзом.

— Ну, здесь я живу. Ты извини, я не смогу довести тебя до дома. Скоро работать, а мне еще поесть что-то надо.

— Да я дойду. Тут недалеко же все. Да и все друг друга знают, что со мной случится.

— Ну, пока.