Анна Берсенева - Первый, случайный, единственный Страница 9

Колечко, которое он когда-то подарил Наденьке, было, правда, красивое. Стильное такое, старинное колечко с двумя маленькими бриллиантами. Бриллианты были расположены так, что один из них всегда был виден, а другой словно бы спрятан в ладони.

Это колечко Полина, сколько себя помнила, видела только на Еве: Надя подарила его старшей дочери на шестнадцатилетие.

Ева, кстати, и объяснила сестре, почему мама поет про колечко.

– Это из «Варшавской мелодии» песенка, – сказала она. – Спектакль такой есть, знаешь?

– Откуда мне про всякие доисторические ужасы знать? – хмыкнула Полина.

– Но с Польшей, по-моему, просто случайное совпадение или какая-то очень далекая ассоциация. – Ева, как обычно, не обратила внимания на сестричкино ехидство. – Искусство ведь связано с жизнью очень тонко, опосредованно, это не повтор жизни, а что-то совсем другое. Да ты и сама понимаешь. Так и эта песенка – на самом деле она вне маминой жизни. А поет почему? Ну, чем проще мелодия, тем ближе к сердцу, – сказала она.

– Как-как? – заинтересовалась Полина. – Здорово ты придумала!

– Это не я придумала, – улыбнулась Ева. – Это Набоков. Я ничего такого придумать не могу, ты же знаешь.

– Зато ты на все случаи жизни что-нибудь такое вспомнить можешь… Душевное! – засмеялась Полина. – Ну, у тебя другие дарования. Время определяешь без часов, и вообще…

Что «вообще», Полина уточнять не стала. «Вообще» – было то, что отличало ее сестру от всех нормальных людей. Может нормальная женщина шесть лет быть влюбленной в какого-то гада, который помыкает ею как хочет? Ясно, не может, уже через месяц подобной любви всякая пошлет его подальше, а через два месяца забудет. Может, опять-таки, нормальная женщина выйти наконец замуж – ну, пусть за скучного, как маринованные огурцы, но все-таки, по всем понятиям, приличного мужчину, уехать с ним в Вену, а через год от него уйти, потому что, видите ли, она его совсем не любит? Ясно, не может: всякая нормальная женщина понимает, что в тридцать пять лет мужиками не разбрасываются. А Ева именно так и поступила, да мало того…

Тут Полина заглянула на кухню, и ее размышления о старшей сестре временно прервались.

Надя сидела за столом напротив Ванечки. Перед Ванечкой стояла тарелка с борщом, и он рассеянно болтал в ней ложкой.

– Ванюшенька, ну почему ты не кушаешь? – расстроенно увещевала его Надя. – Разве не вкусно?

– Кусно, – серьезно кивал тот, но ложку ко рту не подносил.

– Давай покормлю, а? – вкрадчиво предлагала Надя. – За маму, за папу…

– Не-е, – отрицательно качал головой Ванечка. – Баба, не койми. Баба, пой!

Полинка засмеялась. Кормление Ванечки было делом почти безнадежным. Есть этот сосредоточенный ребенок не хотел ничего и никогда, приводя в отчаяние бабушку, которая не чувствовала себя спокойной, если дети плохо ели. Мало того, Ванечка категорически не разрешал себя кормить – видимо, это противоречило его понятиям о самостоятельности. В том, что в два года он имеет довольно много сложившихся понятий, сомневаться не приходилось.

Он, например, всегда сидел за столом на взрослом стуле и ни за что не хотел садиться на детский, который бабушка с дедушкой купили специально для внука. И сейчас на детском стуле сидел не Ванечка, а рыжий сибирский кот Егор, умильными глазами взирающий на тарелку с борщом.

– Ну что с ним будешь делать? – расстроенно сказала Надя, увидев Полину. – Худенький, как воробей, бледненький… Нет, «баба пой» – и больше ничего ему не надо! Может, тебя послушает? Ты ему зубы пока позаговаривай, а я тебе обед разогрею. Час ведь вокруг него уже верчусь, остыло все.

Надя отвернулась к плите, и Ванечка тут же протянул ложку с борщом коту. Егор не заставил себя упрашивать – мгновенно проглотил борщ и слизал с ложки мелко нарезанное вареное мясо.

– Ты что это делаешь?! – ахнула некстати обернувшаяся Надя. – Полина, а ты куда смотришь? Ванюша, разве можно с котом из одной ложки есть? Глисты заведутся!

– Не заведутся, – махнула рукой Полина. – Правда, Нюшка? Егорушка у нас чистенький, хороший.

– Гоуська кавосий, – согласно кивнул Ванечка, протягивая коту следующую ложку.

– И ты туда же! – возмутилась Надя. – Что за манеру Юра завел, все ребенку разрешать? Я с Женей серьезно поговорю. Он же так на голову им сядет!

– Никуда он им не сядет, – снова отмахнулась Полина. – И вообще, ма, это несущественно.

– А что у тебя, интересно, существенно? – вздохнула Надя. – И где ты, кстати, была? Я звоню, звоню… Пошла вещи собирать – и как в воду канула.

– Никуда я не канула, – засмеялась Полина. – Я к Игорю ходила.

– И что? – В Надином голосе сразу почувствовалась настороженность.

– И ничего. Желает, чтобы я обратно к нему вернулась.

– А ты что желаешь?

– А я вот размышляю… – с задумчивым видом протянула Полина. – Я у него, представляешь, кое-что новенькое в мастерской обнаружила. Довольно интересное. Может, и правда вернусь, временно хотя бы, пока технику мозаики не освою.

– Безобразие! – рассердилась мама. – Технику она освоит! В институте надо было технику осваивать, а не бросать с бухты-барахты учебу. Всю голову ты нам задурила выкрутасами своими и Игорем этим! К нему уходишь – ничего не объясняешь, от него уходишь – то же самое… Хоть познакомила бы с ним, все спокойнее.

– А зачем тебе с ним знакомиться? Ему эти знакомства по барабану, ну, и ты наплюй. И что ты хочешь от меня услышать? – пожала плечами Полина. – Про неземную любовь? Так это не ко мне, это ты Еву спроси.

– Вас спросишь, – вздохнула мама. – Что тебя, что Еву. И Юра все в себе держит, ничего наружу. А ведь правду бабушка Миля покойная ему говорила: такая сдержанность ни к чему хорошему не приведет…

– Он дежурит сегодня? – спросила Полина.

– Нет, выходной. Но его на операцию срочно вызвали, – ответила Надя, – а у Жени вечерний эфир, привезла вот Ванечку.

– А Ева не звонила?

– Да она же здесь, днем еще пришла. В детской прилегла, уснула. Усталая какая-то. Или, может, с юношей своим поссорилась?

«И хорошо бы», – ясно прочиталось при этих последних словах на мамином лице.

Надя все никак не могла смириться с Евиным неожиданным романом. Влюбиться в девятнадцатилетнего мальчишку, в собственного недавнего ученика! Диапазон Надиного понимания жизни был очень широк, но этот поступок старшей дочери все-таки в него не укладывался. Не говоря уже обо всем остальном, что с Евиным сумасшедшим романом оказалось связано, – о том, из-за чего Полина вот уже который месяц пыталась собрать вещи в гарсоньерке…

– Так она, может, и не спит вовсе, – оживилась Полина. – Пойду посмотрю. Я ее сто лет не видела уже, ну, неделю точно. Нюшка, – решительно обратилась она к племяннику, – если съешь восемь ложек борща и полкотлеты, куплю Егорке мышь с хвостом.