Мое темное желание - Л. Дж. Шэн Страница 9

— Потому что ты осьминог. — Он сказал это в разговорной форме. Как будто я не бежала, а он не гнался за мной. — Исключительно умная. Руки повсюду. И ядовитая. Кроме того, самки осьминогов бросают ракушки в самцов, которые их домогаются.

— Если ты знаешь, что домогаешься меня, прекрати.

— Как тебе пятница? — Он умудрился пролистать телефон, набирая скорость. Какой странный, странный человек. — Я могу сыграть с одиннадцати вечера до часу ночи.

В час ночи?

Для игры в Го?

Я хотела только одного: развернуться и отшить его — выжить после этой странной встречи.

Я проглотила свою гордость, ноги запульсировали так быстро, что я была в нескольких секундах от того, чтобы разжечь фрикционный огонь из ночной рубашки Регины.

— Осьми.

Я не собиралась отвечать на это дурацкое прозвище.

Не собиралась.

— Осьми, тебе нужно остановиться. Мне бы не хотелось проделывать дыру в твоем черепе — в твоем действительно что-то есть, — но мы оба знаем, что я это сделаю.

— Это единственное отверстие, которое тебя интересует сегодня, — прошипела я, поднимая разрез халата, когда чуть не споткнулась. — Жаль, что женское население Потомака еще не догадалось об этом.

Он проигнорировал меня.

— Пятница, одиннадцать вечера?

— В следующий раз, когда я добровольно окажусь с тобой в одной комнате, только чтобы присутствовать на твоих похоронах и убедиться, что ты мертв.

Внезапный удар пронзил воздух. Запах металла обжег мои ноздри. В нескольких сантиметрах от меня в траву упал шикарный золотой нож.

Черт.

Он бросил его в меня.

Действительно бросил в меня нож.

Это быстро обострилось.

Вера всегда говорила, что мой умный рот приносит мне дурацкие призы. Но я никогда не думала, что смогу разозлить кого-то до такой степени, что придется убивать.

Я перешла на зигзаги, зная, что это замедлит мой шаг, но и не желая уходить отсюда с сувениром в виде второго засранца.

Позади меня раздался мрачный и задумчивый смех Зака.

Он наслаждается этим.

Социопат.

Согласно легенде, Зак Сан никогда не смеялся. Он почти никогда не улыбался. Он был угрюмым человеком, жестким, как гвозди, а его сердце было полно ржавчины.

И вот что разрушило его фасад?

Я отомщу этому уроду, если это будет последнее, что я сделаю на Земле.

В спешке один из моих кроссовок слетел с ноги, вонзившись в грязь. У меня не было времени оглянуться. Чтобы остановиться.

Я продолжала мчаться вперед галопом, надев только один кроссовок. Вода мгновенно залила мою голую ногу.

Когда я достигла его кованых железных ворот, я поняла, что он думал, что загнал меня в угол. Я также знала, что, пробравшись через решетку, Зак не будет настолько глуп, чтобы бросать в меня нож.

Самооборону трудно доказать, когда у жертвы дырка в спине, даже если ты пятый богатейший человек на планете Земля и все относятся к тебе так, будто у тебя позолоченный член.

Смотри и учись, сосунок.

Я с размаху поставила ногу на металлическую перекладину и преодолела чудовищный двенадцатифутовый подъем. На перилах не было ни одной зазубрины, но у меня хватило сил, чтобы перейти через них.

Перепрыгнув на другую сторону, я театрально поклонилась, на этот раз сжимая грязный подол платья, чтобы подчеркнуть свою значимость.

Когда я наклонила невидимую шляпу в его сторону, его челюсть сжалась.

Эта крошечная реакция ощущалась как победа.

Осьминог: 1.

Лобстер: 0.

Я вымокла, как бродячий кот, мои волосы были в беспорядке, а сердце разбито, но я никогда не доставлю Закари Сану удовольствия видеть, как я разбиваюсь.

— Пока, Лобстер. И спасибо за рыбу.

— Лобстер?

— Любимая закуска осьминогов.

Я исчезла в ночи, прежде чем тяжелые ворота распахнулись.

Его люди преследовали меня, как гончие, фонари пронзали ночь, гольф-кары гудели в ушах. Но я ускользала от них, пробираясь через лесистые акры, окружающие поместье.

Что касается осьминогов?

Мы очень хорошо маскируемся.

Когда я вернулась домой, сил хватило только на то, чтобы заползти в постель. Грязь толстыми лепешками засохла вокруг моих икр и лодыжек.

Завтра я проснусь с простудой из-за промокшего платья.

Сегодня же все, что я могла сделать, — это провести каждую минуту до утра, рыдая в подушку.

О кулоне, который я так и не смогла вернуть.

По недостижимым мечтам.

По папе.

В следующий раз, папа. Обещаю.

3

ЗАК

Зак Сан:

Великий регент.

Девяносто минут.

Олли:

Пропуск.

Олли:

Отличная вечеринка вчера вечером, Сан.

Но я все еще не оправился от сексуальных выходок предыдущей недели.

Ромео Коста:

Ты имеешь в виду гала-вечеринку в честь наследства, которую устроил твой отель?

Олли:

Да.

Зак Сан:

Тот, на котором 90 % участников были на социальном обеспечении?

Олли:

Никто не дает хаммеру так, как хаммер.

Ромео Коста покинул чат.

Зак Сан покинул чат.

Олли переименовал чат в "Администрация социального обеспечения".

4

ЗАК

Я взял в руки грязный кроссовок и стал его изучать.

Он был настолько изношен, что я не мог разобрать марку. Я провел небольшое исследование в Интернете и выбрал либо Vans, либо Converse.

Силой дедукции и гребаной логики я догадался, что это самый дешевый из двух вариантов. Девушка выглядела слишком бедной, чтобы позволить себе воздух.

— А потом она перелезла через твои ворота, перепрыгнула на другую сторону и поклонилась? — Ромео нажал кнопки на панели, ведущей в криокамеру. — Ты уверен, что тебе это привиделось, а не приснилось?

Пот залил мою футболку после нашей утренней тренировки — не такой утомительной, как наша вчерашняя пробежка с Осьми.

Я задрал футболку, одним махом стащил ее через голову и, свернув ткань в кулак, бросил ее в корзину.

— Уверен, что в моем воображении не было аферистки, которая умеет играть в Го и разгуливает в прозрачном нижнем белье.

Ромео включил свет в комнате.

— Почему бы и нет? Звучит как твоя фантазия.

У меня нет фантазий, дурак. Тем более о женщинах.

Человеческая плоть вызывает у меня отвращение.

Он потянулся.

— Может, это из-за алкоголя? Этот ямайский ром был чертовски крепким.

— Я не был пьян.

— А я был. — Олли вышел из ванной, совершенно голый, размахивая членом в воздухе. Эта штука была длиннее, чем хвост лемура. Я надеялся, что на свиданиях он приклеивает его к боковой поверхности бедра. Все его существование было одним большим сексуальным домогательством. — Я был разбит.

Он остановился у панели, отодвинул Рома