Колин Гувер - Ключи от твоего сердца Страница 9

– Ммм… я тоже.

Мы выходим из машины. Не знаю, кто из нас первый протягивает руку, но под покровом темноты наши пальцы снова переплетаются. Уилл берет меня за руку и ведет ко входу. Подойдя поближе, я читаю висящее на двери объявление.

Закрыто на слэм

по четвергам

c 8:00 – до упора

Вход: Бесплатный

Плата за участие в слэме: $3

Уилл открывает дверь, не обращая внимания на объявление. Я хочу сказать ему, что клуб закрыт, но, похоже, он знает, что делает. Тишина сменяется шумом толпы. Мы проходим через холл и оказываемся в зале. Справа от нас пустая сцена, на танцполе расставлены столики и стулья, свободных мест практически нет. За одним из столиков у сцены сидят подростки, лет по четырнадцать. Уилл поворачивает налево, в сторону уютной кабинки в самом конце зала.

– Тут потише, – объясняет он.

– А у вас тут со скольки лет можно ходить по клубам? – спрашиваю я, недоуменно рассматривая компанию детишек, которым здесь явно не место.

– Ну, сегодня это не клуб, – объясняет он, пока мы усаживаемся за столик в полукруглой кабинке, лицом к сцене.

Я двигаюсь к самой середине дивана, чтобы было лучше видно. Уилл пристраивается рядом.

– Сегодня вечером будет слэм. По четвергам клуб закрыт, и сюда приходят те, кто хочет выступить.

– А что такое слэм? – спрашиваю я.

– Слэм – это поэзия, – с улыбкой отвечает он. – Это то, чем я увлекаюсь.

Неужели так бывает? Ужасно симпатичный парень, который умеет меня рассмешить, да еще и любит поэзию?! Ущипните меня, я сплю! Хотя нет, лучше не будите, я не хочу просыпаться!

– Поэзия, значит? А свои стихи читают или чужие?

– Люди поднимаются на сцену… – Уилл смотрит в ту сторону, и глаза его горят. – Словами и движениями они изливают душу. Это потрясающе! Стихи Дикинсон[5] или Фроста[6] ты здесь вряд ли услышишь.

– Это что-то вроде конкурса?

– Сложно сказать… В разных клубах по-разному. Обычно во время слэма жюри наугад выбирает нескольких человек из зала, и тот, кто набирает больше всего баллов к концу вечера, выигрывает. По крайней мере, здесь это происходит так.

– А ты участвуешь?

– Иногда. Бывает, сижу в жюри, в другие дни просто смотрю.

– А сегодня ты будешь выступать?

– Не-е-ет, сегодня я просто зритель. У меня пока нет ничего нового.

Я разочарована. Вот бы увидеть его на сцене! Понятия не имею, какие здесь читают стихи, но хотелось бы посмотреть, как Уилл выступает.

– Ну во-о-от, – расстроенно вздыхаю я.

Некоторое время мы молча разглядываем толпу зрителей. Уилл пихает меня локтем в бок:

– Хочешь чего-нибудь?

– С удовольствием. Шоколадное молоко, пожалуйста.

– Шоколадное молоко?! Серьезно? – недоверчиво усмехается он.

– Со льдом, – киваю я.

– Что ж, ладно. – Уилл выскальзывает из-за стола. – Ваше шоколадное молоко со льдом будет буквально через минуту.

Он уходит, а на сцену тем временем поднимается ведущий и пытается завести публику. Все толпятся у сцены, в нашем конце зала никого не осталось, поэтому я немного стесняюсь, но вместе со всеми громко ору: «Да-а-а-а!» Но потом втискиваюсь поглубже в диван и решаю, что будет лучше, если этим вечером я просто посмотрю на все со стороны.

Ведущий объявляет, что пора выбирать судей, и толпа взрывается криком: почти все хотят, чтобы выбрали именно их. Вскоре пятеро счастливчиков оказываются за столом жюри. Уилл подходит к нашей кабинке с напитками в руках, и тут ведущий объявляет, что настало время жертвы, и выбирает еще одного добровольца.

– А что такое время жертвы? – спрашиваю я.

– Время жертвы – пробный шар для жюри, – объясняет Уилл, садясь на свое место, но на этот раз словно бы случайно еще ближе ко мне. – Сейчас кто-нибудь выступит вне конкурса, чтобы судьи имели какую-нибудь точку отсчета для выставления баллов.

– Значит, вызвать могут любого? Даже меня? – вдруг занервничав, спрашиваю я.

– Что ж, лучше иметь что-нибудь наготове для такого случая, – улыбается Уилл.

Он делает глоток из своего бокала, а потом откидывается на спинку диванчика и в темноте на ощупь находит мою руку. На этот раз наши пальцы не переплетаются – он кладет мою руку себе на бедро и начинает поглаживать ладонь, лаская каждый ее миллиметр, нежно дотрагиваясь до каждого пальца. От его прикосновения меня словно бьет разрядами электрического тока.

– Лейк, – тихо говорит он, продолжая легко скользить кончиками пальцев по моей руке, – не знаю почему… но ты мне очень нравишься.

Он берет меня за руку и переключает внимание на сцену. Я делаю глубокий вдох, беру свободной рукой шоколадное молоко и залпом выпиваю весь стакан. Лед со дна приятно холодит губы – немножко остыть мне сейчас не помешает…

На сцену вызывают молодую женщину, на вид лет двадцати пяти. Она подходит к микрофону и сообщает, что выступит со стихотворением под названием «Голубой свитер».В зале гаснет свет, лишь луч прожектора выхватывает из темноты фигуру выступающей. Она берет микрофон в руки и делает шаг вперед, опустив взгляд в пол. Толпа затихает, в тишине слышно только ее дыхание, многократно усиленное колонками.

Не поднимая глаз, она подносит руку к микрофону и начинает равномерно постукивать по нему, имитируя биение сердца. Я вдруг замечаю, что практически не дышу.

Бум-бум

Бум-бум

Бум-бум

Слышишь?

(Она произносит слово «слышишь» нараспев.)

Это бьется мое сердце.

(Она снова стучит по микрофону.)

Бум-бум

Бум-бум

Бум-бум

Слышишь? Это бьется твое сердце.

(Она начинает говорить быстрее и намного громче.)

Это случилось в первый день октября. Я надела голубой свитер, знаешь, тот, что купила у «Дилларда». Ну тот, с двойной каймой по краю и отверстиями на концах рукавов, чтобы просунуть туда большие пальцы, если вдруг замерзну, а надевать перчатки не захочется. Тот самый свитер, в котором, как ты сказал, мои глаза напоминают звезды, отражающиеся в океане.

Ты сказал, что будешь любить меня всегда…

А может, ты этого не говорил.

Никогда.

А потом настал первый день декабря. Я надела голубой свитер, ну знаешь, тот, что купила у «Дилларда». Ну тот, с двойной каймой по краю и отверстиями на концах рукавов, чтобы просунуть туда большие пальцы, если вдруг замерзну, а надевать перчатки не захочется. Тот самый свитер, в котором, как ты сказал, мои глаза напоминают звезды, отражающиеся в океане.