Вера Колочкова - Слеза Шамаханской царицы Страница 9

– Паша... Па-ша... Тебе много нельзя, у тебя давление... Мы с тобой договаривались, Паша... Извините, Лиза, ему нельзя...

Павел Степанович расплылся в благодушной улыбке, снял с плеча белую ладонь-крылышко, приложил к своей щеке.

– Нет, ну что у меня за жена, Елизавета? Опять весь кайф поломала! Следит, понимаешь ли, за моим здоровьем, притворяется заботливой женушкой! А я, как дурак, ведусь... Ну разве с ней отметишь праздник как следует? Хоть ты ей скажи, Елизавета!

– А Лиза меня очень даже хорошо понимает... – улыбнулась ей ласково жена шефа, симпатичная блондинка Юля. – Правда, Лиза? Как говорится, больной шеф – плохой шеф...

– Да, Павел Степанович. Жену надо слушать, жена плохого не посоветует! – мило переглянулась она с Юлей. – Заботливая жена плохой не бывает...

– А пойдемте лучше танцевать! – весело предложила Юля. – Паша, Лиза, пойдемте! Сейчас всякие конкурсы начнутся!

– Пойдем, солнышко, пойдем... – нехотя поднялся со стула Павел Степанович.

Встала, поплелась за ними в сердцевину грохочущей музыки. Глянула в холл – а эти трое так и сидят на диванах... Ну и пусть! А у нее сейчас выпитый коньяк доберется до уровня бесшабашности, сметет по пути невесть откуда взявшуюся тревогу, и будет все равно, все равно... То есть весело будет ужасно...

Наверное, ей и впрямь было весело. И все равно. И тело исправно исполняло свое танцевальное задание, и горло надрывалось от смеха, когда тамада изгалялся над народом с нелепыми конкурсами, и даже сама лихо норовила принять в них участие... Только зрение сделалось будто фасеточным, вытягивало из общей сути веселья то одну странную картинку, то другую...

Вот раскачиваются, обнялись в медленном танце Тигран с Эльзой. Взгляд у Тиграна грустный, направлен куда-то вверх. Даже не грустный, а немного злой. И острое белое плечико Эльзы торчит из выреза дурацкого платья словно виновато, словно извиняется в чем.

А вот уже другая картинка – Влад с Эльзой. Танцуют. Боже, какое у него лицо... сосредоточенное. Старается, зубы сжал. Кажется, и не дышит вовсе. А главное, трезвый как стекло. Или остекленел от старания... И смотрит – будто в никуда... Да он ли это, ее веселый серьезный муж, страстный любитель выплеснуть излишек серьезности на таких вот корпоративных вечеринках? Всегда наплясывался, придуривался, в конкурсах участвовал до упаду... Нет, лучше не смотреть, лучше зажмуриться, оттолкнуть от себя выпуклую картинку... Пусть она исчезнет...

Открыла глаза – и впрямь исчезла. Но появилась другая – того тошнее. Стоят поодаль Тигран с Владом, ощетинились, смотрят друг другу в глаза, спорят о чем-то. Тигран рубанул воздух ладонью, потом с силой покрутил пальцем у виска. А Влад... Влад молчит. Плохо молчит, уперто, гневно. Поискала глазами Эльзу – нет Эльзы... Что происходит, в самом деле?

Все, хватит. Хватит с нее... демократии. Надо подойти, выяснить, в чем там дело. Сделала шаг и... передумала. Страх вдруг охватил, противный, тошнотный, и голова закружилась, и впрямь двинулось что-то к горлу...

– Лиза, ты чего? Тебе плохо? Позеленела вся... – сунулась под руку с заботливостью верная Ангелина. – Проводить тебя в туалет?

– Нет... Нет, не надо, я сама...

Кое-как добрела до туалета, плеснула в лицо холодной воды из-под крана. Вздохнула. Еще раз. Еще... Ну, вот уже и полегче. А только тревога все равно никуда не делась, наоборот, распирает изнутри, душит. Кажется, даже платье слишком тесным стало. Тесным и некрасиво обтягивающим...

Заставила себя распрямиться, шагнула к большому туалетному зеркалу, оглядела себя всю, целиком, с головы до ног. Вот тебе и еще одна картинка. Там, в зеркале, ты – старая корова... Полная грудь в декольте, голые белые руки, мощные плечи. С такими плечами можно поле пахать, впрягшись в лямку плуга... Или мешок с картошкой тащить. И локон из прически вон распрямился, висит надо лбом жалкой прядкой. Сдула ее, усмехнулась, вздернула вверх подбородок...

Нет, взбредет же такое в голову – саму себя уничижать да подробно рассматривать! Это ж и так понятно, что не будет у тебя уже никогда ни хрупкого плечика, ни трогательных вихорков... Да и не надо, подумаешь! Нашла о чем горевать! Посмотрите на нее, разнылась – «и я была девушкой юной, сама не припомню, когда»! Глупо, глупо...

А платье – красивое. И нисколько не тесное. И обтягивает вполне прилично. В каждой форме свое достоинство присутствует, между прочим. И в хрупкой, и в объемной. Даже странно, что приходится саму себя в таких простых вещах убеждать!

Гордо потом шла через холл, выстукивая каблуками по скользким плитам. В зале поискала глазами Влада – не нашла. Тигран сидел за столом в одиночестве, хмурый. Подсела к нему, тронула за руку:

– Эй... Что случилось? Мне показалось, вы с Владом о чем-то поспорили? А Эльза где?

– Она... ушла.

– Что, совсем?

– Ну да...

– А... Влад? – ёкнуло в груди сердце.

– Да вон он, в холле курит, у окна, за колонной... Все нормально, Лиз, не переживай.

– Да я и не переживаю! С чего бы?

– Правильно! Совершенно не с чего! И это... С Новым годом тебя!

– И тебя тоже, Тигранчик... Ну, я пойду?

– Ага, иди. Там он, за колонной...

Ну, вот и все, и слава богу! И не было никакой Эльзы! Ушла и ушла вместе со своим хрупким плечиком, и правильно сделала! Умная девочка! И хорошо, что она, Лиза, не стала к Владу с глупыми ревнивыми претензиями навязываться! Подумаешь, плечико... Да фиг с ним! И да здравствует мудрая семейная демократия!

Подошла к Владу со спины – он даже не обернулся. Встала рядом, обвила руками локоть, припала головой к плечу. Привычные движения, привычный жест. И вдруг плеснуло в грудь, в лицо – отчуждением...

Нет, внешне он отреагировал вполне обычно. Прижался щекой к макушке, провел рукой по предплечью, спросил вполне заботливо:

– Устала?

Но все равно – было, было. Шестое чувство пропустило через себя отчуждение, фальшивую нотку заботливости в голосе. Будь оно неладно, это шестое чувство! Может, его вообще нет, может, оно женскими страхами из небытия выужено? Да и вообще, говорят же умные люди – нельзя слишком уж доверять чувствам... Блажь все это, из жизни избалованных. Надо уметь нормальной женщиной жить, а не испуганным камертоном! В конце концов, их с Владом жизнь совсем не похожа на аристократическую, чтоб требовалось в ней такое чувственно безупречное звучание. Жизнь как жизнь. Трое детей, семья, хоть и собранная из осколков. Быт, кухня, овсянка по утрам... Какие уж тут камертоны, к чертовой матери?

– Может, домой поедем, Лизок?

– А ты хочешь домой?

– Да, что-то я вдруг устал... И спать хочу смертельно.

– Тогда давай по-английски смоемся, ни с кем не прощаясь.

– Давай...

На улице резвился морозец – легкий, приятно-жгучий. Встали на крыльце, вдохнули в унисон полной грудью, выдохнули одинаковые клубы пара. Влад огляделся по сторонам озабоченно, потом выудил из кармана мобильник: