Юлия Набокова - Иван-Царевич для Снегурочки Страница 9

– Очень красивые! – счастливо выдохнула та, любуясь розами. Никто никогда не дарил ей столь изумительных цветов. Впрочем, и ромашки, подари их Иван Царевич, показались бы Полине прекраснее самых редких орхидей. А уж розы были само совершенство.

– Я про цвет спрашиваю, – усмехнулась Клара. – Красные, как страсть?

– Белые, как фата невесты, – мечтательно улыбнулась Полина и, спохватившись, бросила взгляд на дверь. Только бы Иван Андреевич не услышал! А то подумает, что она спит и видит, как бы его на себе женить.

– Белые – это хорошо, – одобрила Клара. – Белые – это обещание.

– Он еще про Новый год меня расспрашивал, как я его отмечаю. Как думаешь, это что-то значит? – с надеждой спросила Полина у своей многоопытной в амурных делах сестры.

– Думаю, не сегодня завтра он побежит покупать кольцо в ювелирный, – самым серьезным тоном объявила Клара.

– Тебе лишь бы смеяться! А хотя знаешь… – Полина так и затрепетала от внезапной догадки. – Мы с ним как раз с обеда возвращались, а он вдруг развернулся и куда-то побежал. Мне сказал его не ждать. А в той стороне как раз ювелирный находится…

Заслышав голоса в коридоре, Полина торопливо простилась с сестрой и с лучезарной улыбкой поднялась навстречу Ивану Царевичу. Она, конечно, была благоразумной девушкой, но порой принимала шутки сестры за чистую монету. Тем более что ей чрезвычайно хотелось верить, что Иван Андреевич рано или поздно на ней женится. Чем раньше, конечно, тем лучше. Это только сказки долго сказываются, а дело-то сделать – и пяти минут хватит. Ведь разглядел же ее Иван Царевич, на обед пригласил, цветы подарил. Такими темпами к концу рабочего дня он и до предложения может дозреть! Полина уже готова была ответить «Согласна!», но Иван Андреевич, даже не взглянув на нее, быстро пересек приемную и хлопнул дверью. Полина только успела заметить, что вид у него на редкость встревоженный.

Что с ним? Она его чем-то расстроила? Он на что-то обиделся? Полина в замешательстве застыла. Спустя долгий, мучительный миг дверь открылась, и Иван Царевич коротко бросил:

– Полина, кофе приготовьте.

– Конечно, Иван Андреич! – расцвела Полина. И ничего он не обиделся, наверное, просто устал или замерз. Но ее волшебный кофе это мигом исправит!

Когда незнакомка в огненно-алом шарфе упорхнула в такси, Иван решил, что жизнь его кончена. Вот оно – счастье, поманило крылом, приоткрыло дверь в сказку, а потом захлопнуло перед самым носом, звонко щелкнув по носу. Мол, размечтался, Иван-дурак! Ищи-свищи теперь ветра в поле. Ни имени, ни адреса. Только в сердце теперь полыхает огонь до небес, и ничем его не потушишь, не уймешь. А перед глазами так и стоит она – желанная, единственная. Успеть бы сохранить ее образ, запечатлеть каждую черточку… Когда-то он неплохо рисовал и, пока была жива мама, даже посещал художественную школу, но отцу хотелось, чтобы сын рос не художником, а мужчиной. И Ваня пошел в студию самбо, а мольберт с красками совсем забросил, и даже желания не возникало снова взять в руки карандаш и кисть. Но сейчас другое дело. Сфотографировать свою мечту Иван не успел, так хоть нарисовать можно попробовать.

Обратный путь до офиса он пролетел, как в сапогах-скороходах. В кабинете выхватил чистый лист из принтера, заточил карандаш, попросил Полину сделать кофе и склонился над столом. Карандаш начал свой волшебный танец, закружил сначала робко и несмело, потом все быстрей и уверенней, и на бумаге стали проступать дивные черты. Сияющий взгляд из-под пышного веера ресниц, прямой, чуть вздернутый нос, изящный овал лица в темном кружеве кудрей, полуоткрытые в улыбке, словно взывающие о поцелуях губы… Горячие и манящие, с мягкой горчинкой и долгим сладким послевкусием, как его любимый кофе арабика.

Вкрадчиво скрипнула дверь. В воздухе поплыл густой кофейный аромат, послышались легкие, танцующие шаги сказочной жар-птицы… Неужели? Он нарисовал ее, и она здесь. Боясь вздохнуть, Иван поднял глаза. Сквозь плывущую кофейную дымку он увидел сияющий взгляд из-под пышного веера ресниц, и сердце затопило невозможным счастьем. Один миг – и иллюзия развеялась, как чары волшебника.

– Ваш кофе. – Чашка опустилась на стол. Перед ним стояла Полина.

Иван едва сдержался, чтобы не застонать.

Она так торопилась сделать ему кофе. Кофемолка некстати сломалась, и пришлось вручную молоть его любимую арабику. А теперь Иван смотрел на нее чужим, ледяным взглядом. Как будто Полина его смертельно разочаровала. Как будто ее вообще здесь не должно быть. Как будто его околдовал злой чародей.

Полина поставила чашку на стол, увидела рисунок и сразу все поняла. Не чародей, чародейка. С буйной черной гривой кудрей, с высокими скулами кинозвезды и с колдовским взором Шамаханской царицы. Вот почему он бросил ее посреди улицы. Вот за кем помчался вслед… Полина вспомнила эффектную стройную брюнетку, которая шла им навстречу, в ярком алом шарфе, и потрясенно замерла.

А Иван, уже забыв о существовании Полины, продолжал рисовать королеву своего сердца – добавил непокорный завиток у виска, любовно очертил родинку на подбородке.

– Я не знала, что вы так хорошо рисуете. – Ее хрустальная мечта разбилась на миллиард осколков, но выдержки хватило – голос не дрогнул.

Иван поднял горящие глаза от портрета, удивившись, что Полина еще здесь, а затем с волнением влюбленного мальчишки спросил:

– Как думаете, можно найти человека по рисунку?

– Вы хотите найти эту женщину? Зачем? – На последнем слове голос ее предал, скатился в унизительную мольбу. Ее гордость с размаху упала в ноги Ивану и вопила: «Выбери меня! Умоляю!»

Но Иван не услышал. Иначе не сказал бы слов, которые с неумолимостью гильотины обрушились на Полину, озвучив приговор – беспощадный и не подлежащий обжалованию:

– Мне кажется, это моя судьба.

Еще несколько минут назад Полина парила от счастья и грезила о свадьбе. Еще несколько минут назад ей казалось, что они вдвоем с Иваном плыли на льдине по очнувшейся от зимнего сна реке, бок о бок, рука в руке. И вот налетели на беспощадный айсберг, который расколол их льдину надвое и разметал их по разным берегам. И то, что Иван коснулся ее руки, пригласил на обед и подарил букет белых роз, вдруг утратило всякое значение. Все ее козыри – ничто перед пиковой дамой, победно улыбавшейся с карандашного рисунка. «Он мой, – словно говорила она. – Он мой, и я его никогда не отпущу».

Полина умела проигрывать. Поэтому она лишь слегка покачнулась на каблуках, когда пробормотала:

– Я пойду. У меня там письмо… Неоконченное.

Быстрее к спасительной двери, только бы не разрыдаться у него на глазах. Последний шаг – и спасена!