Барбара Уоллес - Самые счастливые времена Страница 10

– Это здание было построено только из-за этих восьми работ.

– Они огромны. Интересно, сколько времени потребовалось, чтобы создать каждую?

– Полагаю, очень много.

– И это говорит эксперт?

– Именно. – Улыбка его была доброй, почти ласковой. Если бы они не были такими разными, Пайпер решила бы, что он с ней заигрывает.

Была вторая половина дня, когда туристы обычно уже закончили знакомство с экспонатами музеев, поэтому они были в зале вдвоем. Фредерик опустился на скамью в центре зала.

– Из всех импрессионистов я всегда больше любил Моне, – сказал он. – Вам известно, что он написал более двухсот пятидесяти вариантов этого пруда с лилиями. Многие в то время, когда у него уже была катаракта. Определить, какие это работы, легко, там есть красный цвет.

– Поэтому они вам нравятся?

– Вы хотите спросить, близок ли он мне, потому что у нас обоих проблемы со зрением? – Он пожал плечами. – Никогда об этом не задумывался. Но сейчас, когда вы спросили, я подумал, что вы правы. Я невероятно признателен ему за то, что он все это написал.

Пайпер присела рядом и вытянула ноги.

– А вы никогда не хотели стать художником? – Этот вопрос вполне естественно возник в ее голове за последние два дня. Ведь с чего-то началось его увлечение искусством. Возможно, он отказался от одной цели и поставил себе другую. Ей было бы приятно знать, что не одна она спотыкается на пути к мечте.

Она посмотрела на него, но не смогла понять, о чем он думает…

– Я пробовал в ранней юности. Но искусством это нельзя назвать.

– У вас получалось еще хуже, чем та картина, которую Бернар пытался вам продать?

Боже, какой восхитительный у него смех! Гортанный, но мягкий, щекочущий слух.

– Хорошо, что Бернар вас не слышит. Да, у меня получалось хуже. Кстати, картина Бискупа совсем не плохая.

– Очень депрессивная.

– Многим нравится такое искусство. Что же касается меня… полагаю, последним талантливым человеком в семье была моя мать.

– Так ваша мама была художницей? У вас есть ее работы?

Скорее всего, это цветы, что висят в гостиной.

– К сожалению, нет. Она бросила писать.

– Почему?

Он опустил глаза.

– Просто бросила и все.

Судя по печали в его голосе, это было не просто так. Интересно, что же случилось?

Ей было любопытно, но Фредерик не был расположен говорить на эту тему, а она не имела права настаивать. В конце концов, в ее жизни тоже были моменты, о которых она совсем не готова рассказывать. Она слегка подтолкнула его плечом.

– Итак, вам не хватает таланта, – сказала она, стараясь вернуть его в реальность. – Поэтому вы стали преподавать? Все, кому не удается стать художниками, становятся учителями.

К счастью, Фредерик понял, что она шутит, и подтолкнул ее плечом в ответ.

– Благодарю вас, профессор, – сказал он. – В соседнем зале выставлена вторая часть работ, а потом мы поднимемся наверх, где я покажу вам еще одну свою любимую картину. А если будете хорошо себя вести, зайдем в сувенирный магазин и купим вам постер.

– Хорошо, что Бернар вас не слышит, – сощурилась Пайпер.

Было бы неплохо, если бы он не забыл о своем обещании.

Пайпер была уверена, что после посещения музея Оранжери Фредерик вызовет машину, но ошиблась. Вместо этого он поинтересовался, который час.

– Почти половина шестого, – ответила она.

– Отлично. У нас достаточно времени.

– Достаточно для чего?

– Прогуляться вдоль реки, разумеется. Будем гулять, пока не проголодаемся, а потом найдем, где поужинать.

– Вы не обязаны кормить меня ужином.

– Почему нет? Вы мне скажете, подходит ли эта еда под стандарты вашей кулинарной школы.

– Потому что… – Пайпер не забыла, что призналась ему в своем одиночестве, поэтому была уверена, что Фредерик делает все это лишь из жалости. – Вы и так потратили на меня много времени. – И полдня вчера. – Уверена, вам есть чем заняться.

– Я уже сказал, что нет. Но мне очень хочется насладиться всеми прелестями этого дивного летнего вечера.

Он взял ее под локоть и сошел с тротуара. В этот момент раздался громкий звук клаксона.

– Наверное, лучше подождать, когда загорится зеленый, – сказал он с улыбкой, но Пайпер не могла не заметить, что на его щеках появились красные пятна. – Обычно я слежу за этим, но иногда, по рассеянности, забываю.

– И я не посмотрела, – добавила она. – Мы оба заслужили наказания.

Тем не менее было очевидно, что этот инцидент беспокоит Фредерика больше, чем он позволяет себе показать. Они молча перешли улицу, и Пайпер решила не заговаривать с ним первой. Людям нужно время, чтобы справиться с собой после перенесенного позора. Они шли вдоль реки, и она с удовольствием любовалась видом. По ноге бил пакет с плакатами из музея, и она представляла себе, что это волны разбиваются о каменные берега.

Вид был ей хорошо знаком. За последние восемь месяцев она дюжину раз ходила вдоль реки. После школы. За покупками. В любую погоду. Еще вчера она сказала бы, что в этой реке нет ничего особенного, но сегодня… Сегодня… Ей казалось, что она здесь впервые. Может, все дело в том, что сейчас она не одна?

Более того, впервые за много месяцев она не чувствовала себя несчастной и одинокой в этом городе. Украдкой глядя на Фредерика, она думала о том, сколько проходящих мимо людей ей завидуют. Такой мужчина может заполучить любую женщину в Париже. Душа пела от одной мысли о том, что избранной стала она. Впрочем, это все из жалости. Завтра она проснется и вернется к прежней жизни. Но сегодня она примет все, что подарила ей судьба, пусть даже из жалости.

– Благодаря маме.

Голос Фредерика вывел ее из задумчивости. От неожиданности она даже оступилась.

– Вы спрашивали, почему я стал изучать историю искусства. Ценить прекрасное меня научила мама.

Странно, что сейчас он решил ответить на ее вопрос, заданный в музее. Она была уверена, что он думает о том, как они едва не попали под машину. Может, эти две вещи связаны?

– Получается, вы все же не лишены таланта.

– Скорее всего, она хотела, чтобы я увидел как можно больше красивых вещей.

Вот она, связь. Она представила, как мама учит Фредерика смотреть сначала налево, потом направо. Сколько ему было лет, когда стало ухудшаться зрение?

– Знаете, – услышала она собственный голос, – иногда я забываю, что у вас проблемы со зрением. Особенно дома.

– Причина в том, что я много работаю над собой, чтобы приучить обходиться без него. Не хочу, чтобы слепота сделала меня полностью беспомощным.

– Но вы ведь не слепой.

– Это пока.

Пайпер стало не по себе. За долю секунды до того, как услышать его ответ, она уже понимала, что он скажет, но все же надеялась.

– Простите.

– Ничего страшного. Я давно знал и принял свою судьбу. Однажды утром я проснусь слепым. Возможно, не в одночасье, но это произойдет.

– И что вы будете делать? – Пайпер не была уверена, что хочет знать. Грусть в его голосе печалила ее.

Фредерик остановился и развернулся, чтобы видеть ее лицо. Глаза скрывали солнечные очки, но она чувствовала, что он смотрит уверенно.

– Я справлюсь, – произнес он.

Исчерпывающий ответ. Отчего же ей так хочется обнять его и прижать к себе?

– Если бы с нами была моя сестра, она бы добавила: «И найду способ исправить положение».

Фредерик слабо улыбнулся.

– Сомневаюсь, что она могла сказать такое о моем заболевании.

– Возможно, но благодаря ей мы преодолели темные времена.

– Темные?

Ей не следовало употреблять это слово. Пожав плечами, она стала прикидывать, как выпутаться из глупой ситуации, но внезапно передумала.

– Когда я росла, не все в жизни было просто. Пейшенс всегда делала, что могла, чтобы как-то исправить ситуацию. Я всем ей обязана. – В горле встал ком, как случалось каждый раз, когда она вспоминала о сестре.

– Похоже, ваша сестра удивительная.

– Я всегда ее такой считала.

– Значит, у вас это семейное.

Он говорит о ней? Пайпер в недоумении тряхнула головой.

– Не думаю…

Он прижал палец к ее губам.

– Никогда не отказывайтесь от комплимента, Пайпер.

Он коснулся ее уже второй раз за день. Она потрогала губы, словно это прикосновение значило что-то особенное. А как иначе, ведь они до сих пор слегка подрагивают.

– Пайпер? – Фредерик отошел уже на несколько шагов от нее, а теперь остановился и ждал.

– Простите, мне… мне показалось, я слышу музыку.

Верно. Издалека до нее доносились звуки скрипок и аккордеонов.

– Кажется, это где-то за поворотом, – предположил Фредерик.

– Концерт? – Для уличного выступления слишком много инструментов, возможно, играют на речном трамвайчике или в плавучем ресторане. Пайпер постаралась вспомнить, далеко ли отсюда док.

Фредерик изо всех сил старался скрыть улыбку.

– Вы ведь знаете, что это, верно?

– Возможно, – ответил он.

Он определенно знал и хотел сделать ей сюрприз, как прежде с работой Моне. Вопрос в том, что же на этот раз? Ее охватил трепет от предвкушения чуда, даже губы стало покалывать. Они свернули за угол, и она увидела толпу людей.