Чужой выбор - Бурден Француаза Страница 10

Бывали вечера, когда мысли о мести и реванше взрывались у него в голове, словно фейерверк. Избавиться от Люка Вайяна. Вернуть Клеманс. Увезти ее подальше отсюда, пускай даже возьмет с собой девчонок, если захочет. И, кстати, именно они будут прекрасным залогом того, что она не станет поднимать шум.

Он долго вынашивал всевозможные планы, но ни один из них не был идеальным. И наконец все же решил вернуться. Что толку сидеть в сотнях километров от Клеманс – так он совершенно бессилен. И зачем только он уехал так далеко? Да, ему хотелось находиться подальше от нее, но и это его не утихомирило. Жизнь в Амьене ему не понравилась, и он начал постепенно продвигаться к югу, словно его магнитом туда тянуло. Прожил два месяца в Шатору, перебрался в Клермон-Ферран. Поскольку ничто его не связывало, он ехал, куда хотел, находил себе работу, подзарабатывал деньжат, немного откладывал. Вел простую жизнь, совсем не пил, почти ни в чем не нуждался. И с бабами тоже никаких проблем: им нравился этот мрачный, нелюдимый медведь, его властный, крутой нрав. Но вот беда: ему всюду было неуютно, и в конечном счете он понял, что должен вернуться домой. Этьен вырос на ферме, затерянной в горах, возле перешейка Нуайе, где его родители разводили овец. Он был всем сердцем привязан к этому краю и тосковал по нему. Почти так же сильно, как по Клеманс! И вот теперь, вернувшись сюда, сразу почувствовал, что ему полегчало. Он был готов бороться за то, чтобы вернуть себе эту женщину, которую до сих пор считал своей супругой, по крайней мере перед Богом, – ведь в церкви можно венчаться только единожды, и клятва, данная перед алтарем, нерасторжима. Уж он-то сможет напомнить об этом Клеманс, когда снова встретится с ней!

Для начала он снял жилье на въезде в Гап. Совсем маленький, скромный домишко, никакого сравнения с шале, где теперь жила Клеманс. Но только оно, похоже, принадлежало не ей, как он разузнал, порасспросив бывших знакомых. Наверняка его владельцем был этот хирург – Декарпантри. Разве автомеханик и парикмахерша могли купить себе такое?! Вот он и объяснит Клеманс, что лучше быть хозяйкой маленького домика, чем жить из милости в большом шале, у чужих.

Оставалось придумать, когда и как застать ее одну, чтобы поговорить начистоту. Конечно, сначала она заартачится, и Этьен был к этому готов, но потом он все равно ее убедит, у него найдутся серьезные аргументы. В частности, самый главный – постель. Ведь он всегда умел доставить ей удовольствие, разве не так? Она, конечно, для виду жеманилась, но все равно ценила его как мужчину. Да и во всем остальном ей не на что было жаловаться. Разве на то, что он чересчур сильно ее ревновал. Ну так это понятно: когда любишь, поневоле ревнуешь, что тут такого?! А ревновать красивую женщину, да еще свою жену, – понятно вдвойне. Интересно, ревнует ли ее этот Люк Вайян? Да нет, вряд ли, он ведь был потом, какие у него права?! Разве что он – отец этих девчонок… Ну что ж, тем хуже – значит, придется решать еще одну проблему. Этьен понимал, что нужно действовать методично – вот так же, как при установке электрощита.

Его охватил неприятный озноб, и он выглянул наружу. На толстый слой снега, засыпавшего палисадник, уже спускалась ночная тьма. А проезжая часть по всей улице была покрыта жидкой серой грязью, образовавшейся под колесами автомобилей; скоро и она заледенеет. Интересно, закрыла ли уже Клеманс свою парикмахерскую? Ему не терпелось пойти туда, взглянуть на нее еще разок, но он сдержался. Сейчас ему нельзя слишком часто показываться на глаза. Еще успеется. Главное сделано: он сюда вернулся.

Посвистывая, Этьен включил радио, проверил, работает ли отопление на полную мощность. Арендная плата была невысока, да эта хибарка большего и не стоила. И вообще, он здесь временно, хватит с него и этого. Печка работала исправно, и он сунул в нее две большие пиццы разом. У Этьена был зверский аппетит – что правда, то правда, – да это и неудивительно: при его-то росте под два метра и стокилограммовом весе.

– Ну вот, мне уже пора обсудить свою диссертацию с руководителем, – объявила Филиппина за ужином. – У меня назначена с ним встреча на пятницу в Париже, заодно я там улажу несколько других дел. Уезжаю завтра и думаю, что вернусь во вторник или в среду.

Эта новость явно огорчила Клеманс. С момента появления Этьена ей было необходимо присутствие Филиппины во второй половине дня, когда она возвращалась домой. Люк почти всегда приезжал после нее, а Виржил и вовсе поздно вечером – значит, теперь ей и девочкам придется несколько часов оставаться одним. Но Филиппина ездила в Париж четыре-пять раз в году, либо из-за своих занятий, либо ради встреч с нотариусом, который управлял ее имуществом и деньгами. Она оставила за собой красивую студию на бульваре Сен-Жермен, которая теперь служила ей временным пристанищем, и любила погружаться на несколько дней в атмосферу столицы. Виржил сопровождал ее крайне редко, и только в этих случаях наносил визит вежливости своим родителям. Они так и не поняли и не приняли выбор своего сына, и их отношения были крайне холодными. Что же касается его дяди, великого медицинского светила, возжелавшего руководить карьерой племянника, то он вообще больше не разговаривал с племянником. Единственная сестра Виржила – Летиция – покорно вступила на родительский путь, став финансистом, и работала в отцовском банке. Она была на семь лет младше брата, и его ссора с родней произвела на нее гнетущее впечатление. Чтобы не участвовать в этом конфликте, она встречалась с братом тайком, скрывая это от родителей; Виржил находил такое поведение и ребяческим, и обидным для себя.

– Виржил, ты, как я понимаю, со мной не поедешь? – поинтересовалась Филиппина.

– Никак не смогу, у меня слишком плотный график операций, и так наверняка будет до самой весны.

Филиппина уже привыкла к его отказам и не огорчилась, но при этом она заметила, как повеселела Клеманс, и ободряюще улыбнулась ей.

– Ну вот, моя красавица, тебя будут оберегать сразу двое мужчин!

– Я постараюсь возвращаться вечером не слишком поздно, – обещал Люк, накрыв ладонью руку жены.

Впрочем, он говорил так лишь в утешение: если Клеманс могла оставить парикмахерскую на Соню, то кроме Люка никто в салоне продажами не занимался.

– И вообще, давайте не будем паниковать из-за этого Этьена, – решительно добавил он.

Тем не менее они думали о нем, все четверо, и нависшая над ними угроза лишала их душевного покоя. До сих пор уединенное местоположение шале казалось его владельцам преимуществом. Ближайшие соседи жили ниже по склону, почти в долине, а с их вершины открывался потрясающий вид на всю округу; кроме того, с началом зимнего сезона они могли сколько угодно ходить на лыжах. И когда к ним в гости приезжали друзья, можно было шуметь и веселиться, никому не мешая, что зимой, что летом. Единственным недостатком бывало иногда смутное ощущение оторванности от цивилизованного мира там, внизу; впрочем, до сих пор это не тяготило ни Клеманс, ни Филиппину.

– Если он еще раз сюда пожалует, достаточно будет сообщить в жандармерию, – добавил Виржил.

– А что мы им скажем? Этьен, конечно, с виду настоящий громила, но это чисто субъективное впечатление. На самом деле он ничем нам не угрожал, ни Филиппине, ни мне. А зайти повидаться – это не преступление. У жандармов и без нас дел хватает. И даже в те времена, когда мы разводились и он меня преследовал, это была чистая показуха, чтобы привлечь ко мне внимание сил правопорядка!

В голосе Клеманс звучала горечь. Ей хотелось забыть тот период своей жизни, когда она чуть с ума не сошла от стыда, страха и чувства вины, – слава богу, именно тогда и появился Люк.

– Кто-нибудь хочет травяной отвар или рюмочку ликера? – спросила Филиппина, встав из-за стола.

Мысленно она уже была в Париже, беседуя со своим руководителем. Виржил проводил ее взглядом, когда она направилась к кухонной стойке. Хотя Филиппина и утверждала, что ей нравится жизнь в горах, он верил ей лишь отчасти. Из своих парижских поездок она всегда возвращалась со множеством впечатлений и рассказов – о друзьях, с которыми увиделась, о бутиках, в которых накупила обновки, о книгах, которые привезла с собой. Все это свидетельствовало о том, что ей было там хорошо. Неужели она сидела здесь, в горах, только из любви к нему? Она не хотела детей, не желала себя связывать, тогда как он только об этом и мечтал. Несколько месяцев назад Виржил повез ее ужинать в «Перечную мяту» – ресторан в Гапе, который он высоко ценил за прекрасную кухню; когда они сели за стол в красивом сводчатом зале, он заказал шампанское и протянул ей маленький футляр. Но Филиппина даже не подумала взять его, – только улыбнулась и отрицательно покачала головой: «Я догадываюсь, что ты хочешь мне сказать, но, к сожалению, для меня время еще не пришло. Положи его в карман, Виржил, ты подаришь мне его, когда настанет тот самый момент». Несколько секунд он сидел неподвижно, в полной растерянности. Тем более что он с большим трудом выбрал подходящее украшение, которое могло ей понравиться, только это было не кольцо, а серьги. С помощью этого неожиданного подарка он надеялся завязать с ней серьезный разговор о будущем. Виржил был готов дать Филиппине подумать еще какое-то время, но ему все же хотелось понять, каким она представляет себе их будущее. Сам он твердо знал, что его желание создать семью с годами будет только усиливаться. Когда кто-нибудь из его коллег объявлял в больнице, что у него родился ребенок, и делился своими отцовскими восторгами, Виржил втайне ему завидовал. В таких случаях он всегда преподносил счастливому родителю плюшевого медвежонка или еще какую-нибудь игрушку, хотя, посещая детский магазин, чувствовал неодолимое желание испытать и самому радости отцовства. И чем более он приближался к сорока годам, тем сильнее становилось это чувство. Он уважал решения Филиппины, понимал ее жажду независимости, но все чаще спрашивал себя: а стоит ли им и дальше идти вместе по жизненному пути?