Чарльз Мартин - Колодец с живой водой Страница 15

Дальнейшие слова Колина еще больше укрепили меня в правильности этой догадки.

– Когда мы отдыхали там в прошлом году, Сэл познакомился с какими-то парнями – с серфингистами из самых упертых. Ты знаешь этот тип: они все лето путешествуют вдоль побережья в поисках мест, где волна лучше, добывая себе средства для жизни мелким воровством или торговлей наркотиками. Учитывая те суммы, которые будут у Сэла с собой, когда он приземлится в Коста-Рике, эти ребята сделают его своим лучшим другом и будут потихоньку доить, пока он не потратит все до последнего цента. А потом… – Колин немного помолчал. – Потом до него доберутся местные бандиты. Они возьмут Сэла в заложники и станут звонить мне, требуя выкуп, но, если даже я соглашусь платить, я вряд ли увижу Сэла живым…

Слушая его, я особенно остро чувствовал боль от раны, которую нанесла мне Шелли, когда ушла от меня. Вместе с тем во мне странным образом крепло ощущение, что это я как-нибудь переживу. Другое дело – Мария… При каждом взгляде на ее неподвижное тело я со всей очевидностью понимал, что эта замотанная бинтами маленькая мумия и есть самое дорогое в моей жизни. И если она больше никогда не сможет улыбаться, я… я…

Я кивнул:

– Хорошо, я поеду за ним. Прямо сейчас.

Одним из достоинств Колина было то, что он, как хороший шахматист, просчитывал свои действия на несколько шагов вперед. Именно благодаря этому он и достиг таких высот в бизнесе. В обоих его видах.

– Возьми мой «Гольфстрим», – сказал он.

У Колина действительно был свой самолет, который он, однако, использовал, только когда летал по делам своего легального бизнеса. Разумеется, самолет был гораздо быстрее любых других видов транспорта, однако я понимал, что найти Сэла в Центральной Америке – особенно если он сам этого не захочет – будет нелегко. Скорее всего, он не станет сидеть на месте, а будет перемещаться вдоль Тихоокеанского побережья, возможно, из страны в страну, так что преследовать его будет гораздо удобнее не на самолете, а на катере.

Впрочем, я был почти уверен, что сумею отыскать Сэла. Проблема была в другом – как убедить его вернуться? Я даже не представлял, с какой стороны лучше за это взяться. Не сомневался я только в одном: это будет очень нелегко и потребует немало времени и сил. Для бегства у Сэла, несомненно, имелись серьезные основания, изменить которые я был не в силах. На уговоры могли уйти недели и даже месяцы, тогда как Колину, несомненно, хотелось, чтобы Сэл как можно скорее вернулся под отчий кров.

– Я бы предпочел «Бертрам», – сказал я. – Запаса хода у него хватит, к тому же он отлично вписывается в местные реалии. Мало ли чудаковатых америкашек, переживающих кризис среднего возраста, отправляется в Центральную Америку ловить марлинов и барракуд?..

За десять лет, посвященных нелегальному бизнесу, у меня развилась настоящая аллергия на таможенные и пограничные барьеры. При пересечении любой границы человек с таким количеством штампов в паспорте, как у меня, невольно вызывает подозрение, а я терпеть не мог привлекать к себе внимание подобного рода, даже если не вез ничего запрещенного. Проще было вовсе избегать пограничных формальностей, нужно только не попадаться властям той страны, в которую я проникал без визы. Границы между суверенными и независимыми государствами Центральной Америки всегда были достаточно прозрачными, и я не сомневался, что Сэл с компанией серфингистов не станет заморачиваться с визами каждый раз, когда ему захочется попасть из Сальвадора в Гватемалу, чтобы оседлать волну.

Точно так же собирался поступить и я.

Одна лишь американская граница представляла собой довольно серьезный барьер, но я не сомневался, что вылететь из Штатов в Коста-Рику я смогу без проблем. Трудности могли возникнуть при возвращении – особенно если я стану вести себя как законопослушный гражданин и оформлять визу каждый раз, когда поиски Сэла вынудят меня перебираться из одной страны в другую. Я не знал, насколько тесно таможни центральноамериканских государств сотрудничают с американским Управлением по борьбе с наркотиками, однако мне казалось, что, если я буду прыгать через границы, как блоха, это неминуемо вызовет подозрения, и тогда какой-нибудь чиновник непременно сообщит американским властям о странных перемещениях мистера Чарли Финна. События прошедшей ночи и последние слова Шелли, назвавшей меня «Корасон Негро», также убедили меня, что при попытке вернуться в Штаты легально меня непременно задержат на границе для подробного разбирательства. Может быть, даже ненадолго посадят в тюрьму. Я по-прежнему не знал, что именно известно УБН о моей деятельности, но рисковать мне не хотелось. Нет, отправиться морским путем будет гораздо безопаснее. На борту «Бертрама» я смогу покинуть США и вернуться обратно совершенно незаметно для властей, и хотя при этом я потеряю время, зато выиграю в надежности.

Между тем нервные движения рук Колина подсказали мне, что он хочет сказать что-то еще. Вот Колин посмотрел в окно, посмотрел на жену, потом перевел взгляд на Марию. Затем он взглянул на меня и сразу отвел глаза, и я с трудом подавил желание его поторопить. Наконец Колин проговорил:

– Я все рассказал Шелли. Прости, я не мог иначе.

– Я знаю…

Колин качнул головой, и его глаза наполнились слезами.

– Все, завязываю. – Он широко развел руки, словно хотел заключить дочь и жену в объятия. – Пора остановиться. Это слишком опасно.

Я кивнул. Многие люди в сходных обстоятельствах были склонны принимать скороспелые, необдуманные решения, продиктованные страхом, беспокойством о ближних, муками совести. Конечно, Колин и я зарабатывали очень неплохие деньги, но я не сомневался, что, будь дело только в них, мой друг смог бы бросить этот рискованный бизнес. Проблема, однако, заключалась в том, что Колина интересовали вовсе не деньги, благо за годы он сумел сколотить неплохой капитал, да и легальный бизнес приносил ему очень неплохой доход. На самом деле его привлекали светский блеск и гламур, а точнее, люди, с которыми он общался благодаря своему особому социальному статусу. Подобное поведение было вполне объяснимо, особенно если знать, что Колин с раннего детства работал в бакалейной лавке отца – вылавливал для старух-покупательниц и их котов селедку из пятидесятипятигаллонной бочки, стоявшей у самого входа. С тех пор прошло много лет, но Колин по-прежнему казался самому себе насквозь провонявшим селедочным маринадом, полунищим пареньком в клеенчатом фартуке. Неудивительно, что его стремление обустроить детям «нормальную» жизнь и доказать жене, что он способен на большее, чем подметать полы и раскладывать товар на полках, с годами не становилось слабее. Колин много раз признавался, что ему до сих пор мерещится запах уксуса и чеснока, избавиться от которого он пытался с помощью настоя ванили. При этом он демонстративно подносил руки к лицу и втягивал носом воздух, и, хотя от его пальцев уже давно ничем не пахло, Колин театрально вздыхал.

Сунув руку в карман, я протянул ему свой мобильный телефон. Это была ниточка, которая накрепко соединяла нас в любых обстоятельствах. В нашем бизнесе ведь как? Нет связи, значит, никакого бизнеса тоже нет.

Мария снова задергалась на койке. В голубоватом свете дежурной лампы она была еще больше похожа на мумию.

– Я позвоню, когда буду на борту, – пообещал я.

Потом я поцеловал Маргерит в висок, и она, чуть приоткрыв глаза, ненадолго прижалась щекой к моей щеке, безмолвно признавая, что постигшие нас неприятности мы устроили себе сами. Еще несколько секунд я стоял над кроватью Марии, гадая, сколько пройдет времени, прежде чем мы снова увидимся. На прощание я взял ее маленькую руку в свою и несильно пожал. К ее указательному пальцу был примотан пластырем кислородный датчик. Светодиод на нем горел красным, и я невольно вспомнил, как мы вместе смотрели «Инопланетянина»[21] и как Мария сидела у меня на коленях и в самых страшных моментах роняла на пол попкорн. Наклонившись, я поцеловал бинты у нее на лбу и попытался что-то сказать, но мое сердце стиснуло с такой силой, что я не сумел издать ни звука. Что бы там ни говорил Колин, я чувствовал себя виноватым. В конце концов, ведь это я сделал закладку, я привез наркотики. Если бы я этого не сделал, мы были бы сейчас вместе, и Мария была бы здорова… Нет, не я спустил с поводка собаку, которая ее покусала, но это я обслуживал и питал мир зла, в который она вступила, не подозревая об опасности.

Внезапно меня пронзила мысль о двойственности жизни, которую я вел. О том, что я ухитрялся делить себя между двумя мирами. Что одной ногой я стоял по одну сторону границы, а другой – по другую, да и самой границы для меня как будто не существовало. Безразличие стало моей повседневной философией, и я почти не замечал, что творит моя левая рука. До сегодняшней страшной ночи… И только при виде окровавленных бинтов на лице двенадцатилетней девочки я понял, что мой темный мир решительно вторгся в нормальную жизнь и что я обязан что-то с этим сделать.