Николь Фосселер - Шелк аравийской ночи Страница 2

Студент второго курса Тринити-колледжа Ричард Фрэнсис Бертон был в Блэкхолле желанным гостем с тех пор, как Гринвуды повстречали его у одного знакомого врача, у которого Ричард снимал комнату, когда учился на первом курсе. Миссис Гринвуд залилась краской, как школьница, когда Ричард отблагодарил ее за приглашение на обед изысканным комплиментом. Джеральда с Ричардом нередко можно было видеть в саду: они прогуливались кругами, увлеченные беседой об иностранных языках и культурах, или предавались воспоминаниям о пейзажах и населении Франции и Италии, где Ричард вырос. А порой потягивали бренди в кабинете Джеральда, засидевшись допоздна, как теперь. И если Джеральд всегда курил трубку, то Ричард никогда не изменял сигариллам. Но ни у кого в доме господин Бертон не вызывал таких эмоций, как у Майи.

Она добралась до ступеньки, оказавшись на одном уровне с дверью в кабинет. Тихонько уселась на корточки, судорожно вцепившись в резные балясины, и прижалась к ним лицом, пытаясь не упустить ни слова и даже, возможно, увидеть Ричарда.

– …убедить моих стариков, что пытаться сделать из меня церковника – пустой труд. Позорное пятно временного исключения из университета показалось мне отличным способом, – весело рассказывал Ричард своим низким, слегка урчащим голосом. – Лекция как раз совпала с началом скачек. Вместо того чтобы выслушивать профессорскую нудятину, мы с однокурсниками встретились за Вустер-колледжем, наняли экипаж и покатили на ипподром!

– Вероятно, ваша выходка не осталась незамеченной, – пробормотал Джеральд с трубкой в зубах.

– Нет, – Майе послышался в голосе Ричарда виноватый оттенок, – нас вызвали к декану, мы были милостиво прощены и отделались предупреждением. Но я выступил с речью и заявил, что не вижу ничего аморального в посещении подобных скачек в качестве зрителя. Я, разумеется, возмущался, что в университете с нами обращаются как со школьниками и запрещают ходить на бега. И приправил свою речь этакими фразочками вроде «доверие рождает доверие» – эффект был блестящий!

Последовала недолгая пауза – очевидно, Джеральд Гринвуд набивал трубку. Вскоре из комнаты вылетел свежий дым, и отец откашлялся, прежде чем дать ответ.

– Университет не допускает никаких скачек на своей территории и специально назначает на эти даты важные лекции, заботясь о вашей же безопасности. Зрители таких бегов уже не раз оказывались под колесами или копытами. Буквоедство или излишняя опека здесь ни при чем.

Джеральд Гринвуд не признавал криков и нагоняев. Он был убежден: человеческий рассудок обладает тягой к здравому благоразумию. Спокойными, обстоятельными аргументами он добивался того, что человек сквозь землю был готов провалиться от стыда за свои ошибки, это Майя знала по своему опыту.

– Но, – поспешно продолжил Джеральд, опережая возражения Ричарда, – ты идешь на все, лишь бы поддерживать о себе репутацию отщепенца и заводилы, где только возможно. Позволь напомнить тебе про шумные гулянки и злобные карикатуры на воспитателей и тьюторов. Вызвать другого студента на дуэль в первом же триместре – уже немалая дерзость.

Тот случай стал студенческой легендой. Ричард Бертон едва поступил в университет, когда студент-старшекурсник посмеялся над его усами – Ричард носил их по итальянской моде: с тонкими, опущенными вниз длинными концами. Он вежливо поклонился, вручил свою визитную карточку и предложил насмешнику выбрать оружие. Дуэли были официально запрещены, и старший студент не принял вызова Ричарда. Тем не менее благодаря этой истории Ричард Бертон прославился с самого начала, устроив шумный скандал в столь почтенном университете.

– Кто вырос на континенте, как я, понимает тонкости рыцарского поведения, с которым здесь, очевидно, не знакомы, – горячо защищался Ричард.

Но Джеральд не проявил должной заинтересованности к теме.

– А что с твоими товарищами, которые тоже ездили на скачки?

– Исключение из колледжа до конца триместра. И все, – казалось, Ричард разочарован.

– Н-да, дорогой мой, – вздохнул Джеральд и сочувственно продолжил: – По-моему, ты слишком много на себя берешь. Могу тебя понять – мой отец тоже был не в восторге, когда я не поддержал семейной традиции и не стал врачом. Но и я не сразу осознал, что, несмотря на выдающиеся успехи в латыни и греческом, мой сын проявляет куда больший интерес ко всякой живой твари, чем к древним письменам. – Майя отчетливо услышала, как отец пососал трубку. – Значит, ты покидаешь сии священные залы, впав в немилость. Прискорбно. Весьма прискорбно. У меня было не много студентов, равных тебе по интеллекту и способностям. С другой стороны, такому вольнодумцу вряд ли здесь место… И какие же у тебя планы?

– Собираюсь отправиться в какую-нибудь колонию: Южную Австралию, Квинсленд, Новый Южный Уэльс или Канаду. Мне все равно, хоть в швейцарскую гвардию Неаполя, хоть даже в Иностранный легион – лишь бы подальше от этого холодного, промозглого островка и его узколобых обитателей! – в его словах послышалось столько гнева и отчаяния, что они глубоко отдались в душе Майи какой-то странной и незнакомой ей болью. – Но больше всего мне бы хотелось отправиться в Индию. Надеюсь, я смогу убедить отца купить мне свидетельство на звание офицера, пока не кончилась война в горах на северо-западе Индии. Возможно, мое наилучшее применение – стрелять по афганцам за шесть пенсов в день, – с горечью проговорил Ричард. – Мне не терпится преподать им серьезный урок – хотя бы за ту кровавую январскую резню солдат и жителей гарнизона Кабул! И на войне должно быть место чести.

– Но в армии, Ричард…

– Я знаю, – резко ответил он, – но там я хотя бы смогу пустить в дело свое «вольнодумство», – последнее слово прозвучало особенно едко, с особым нажимом, словно он кого-то дразнил им. – Хотя бы смогу выучить языки! У этих наречий еще нет словарей и описанной в учебниках грамматики. Там я смогу смешаться с местными, будто я один из них, смогу узнать их нравы и обычаи. Будь я богат, я мог бы позволить себе роскошь путешествовать за свой счет, и…

– Подслушивать нехорошо, – прошипел у Майи за спиной тоненький голосок, и она обернулась. На две ступеньки выше ее стояла Ангелина в такой же белой ночной рубашке. Из-за своих блестящих светлых волос, накрученных на бесчисленные бумажные полосочки – папильотки, она походила на маленького ангела, а упрек в ее детском взгляде делал ее очень похожей на ангела карающего.

– Но там Ричард, – прошептала Майя, пытаясь оправдаться, – я должна услышать, что он говорит! Когда я вырасту, я хочу быть такой же, как он, – такой же отважной и честной, такой же смелой, бесстрашной, находчивой, такой же…

– Так нельзя, – «благовоспитанно» возразила ей примерная Ангелина, – ты же девочка!

Почувствовав, как в ней закипает гнев, Майя вскочила на ноги. Кулаки ее сжались сами собой.

– Мы еще поглядим, можно или нельзя! – громким шепотом возмутилась она, куда громче, чем собиралась.

– Что такое? – Джеральд Гринвуд стоял в дверях кабинета и смотрел на белые фигурки в длинных рубашках удивленно и весело.

Ангелина молниеносно бросилась наверх и исчезла в темноте. Майя смущенно опустила голову и зарылась пальцами ног, как в траву, в ковер, укрывающий лестницу.

– Оказывается, по ночам в Блэкхолле бесчинствуют очаровательные привидения.

Услышав голос Ричарда, Майя зажмурилась и посмотрела в сторону двери. Теперь он стоял рядом с ее отцом, выше на целую голову, огромный, широкоплечий. Несмотря на костюм с галстуком и расчесанные на пробор черные волосы, он был скорее похож на итальянца или цыгана с ярмарки у церкви Святого Эгидия, чем на англичанина. От его взгляда и слегка поднимавшей уголки губ, готовой озарить все еще мрачное лицо улыбки Майины щеки запылали от радости.

– Я недостоин приветствия, принцесса?

Он переступил порог, встал на колени и распахнул руки. Сердце ее словно взлетело к самому небу, и она, загасив в горле радостный крик, прямо с места, где стояла на лестнице, бросилась в раскрытые для нее объятья, чувствуя в душе небывалое счастье. Прижавшись лицом к куртке, она вдохнула запах табака, шерсти, мыла, еще чего-то из парфюмерии и столь характерный для Ричарда тяжелый, древесный аромат.

– Ричард зашел попрощаться. Завтра утром он покидает Оксфорд и теперь, наверное, не скоро вернется в Англию.

Майя подняла голову и недоуменно посмотрела на отца. И снова постаралась удержать крик в горле – на этот раз крик отчаяния: ее никто не подготовил к такому горю. Ричард уезжает из Англии? Быть этого не может… Она перевела взгляд на грубоватое, скуластое лицо Ричарда, вопросительно, даже просяще глядя в его темные глаза, которые были так близко… Наверное, это шутка? Ее разыгрывают? Ричард часто забавлялся с нею таким способом. Она бросила на него лукавый взгляд: а вдруг она получит в ответ такой же, и начнется их игра, как всегда?.. Но Ричард ответил ей серьезным, каким-то обескураженным взглядом.