Линдси Келк - Я люблю Вегас Страница 2

Алекс Рейд и в лучшие времена спал как бревно, а тут еще добавилась разница во времени. Он проспит минимум двенадцать часов – мне почти хватит на уборку. Вчера его отвлек мой шарм, но в холодном, ниже нуля, свете дня я увидела квартиру новыми глазами. Поразительно, в каком хлеву готов жить человек, будучи в одиночестве. Когда Алекс откроет глаза, я хочу, чтобы он почувствовал счастье от возвращения домой и не наткнулся взглядом на ношеные колготки на диване, которые я сняла три дня назад во время мегамарафона фильмов о Гарри Поттере, заснув на диване в два часа ночи.

Мне удалось оттереть ванну, подмести гостиную и отскрести кухню, после чего стало ясно, что придется выйти на улицу. Моя привычка постоянно держать отопление включенным на максимум губительно сказывалась на содержимом давным-давно полных мусорных ведер. Слово «разложение» уже прозвучало, а освежитель мало помогает, когда в углу суши четырехдневной давности переходят в полужидкое состояние.

Завернувшись в огромную парку Алекса «Бруклин индастрис» поверх шорт, футболки и старых вязаных угги, я, шаркая, вышла в коридор с двумя огромными мусорными мешками, стараясь дышать ртом. Черт, нестерпимо холодно! На улице я выставила мусор как можно ближе к обочине, едва не задев толстяка, выгуливавшего субтильную собачку, и захлопнула дверь, спасаясь от мороза, на котором мое дыхание превращалось в белое облако. И тут же открыла ее снова очень сердитому почтальону.

– Извините. – Я протянула руку не то за почтой, не то за шлепком по запястью. – Холодно.

– Правда? – саркастически осведомился он, стуча зубами.

Раньше я не задумывалась, но, может, мне стать почтальоном? Я наблюдала за тем, как он вскакивает на велосипед и срывается с места, неистово накручивая педали. Только я хочу ездить на прелестном винтажном велосипеде без тормоза, а не на красном дорожном велике, выделенном организацией. Наверное, мне бы выдали красивый костюм. Вот было бы здорово: регулярные физические нагрузки плюс популярность у всей округи! При условии что с ноября по март отпуск и доставка писем не раньше полудня. Но раз я держу три конверта в десять утра в декабре, подобная халява представляется маловероятной. Скрепя сердце я добавила «почтальон» в список неподходящих занятий, где уже значились бухгалтер, терапевт и бариста: девять раз из десяти я не помню, зачем пошла на кухню, а тут будут наседать три тысячи посетителей «Старбакса», требуя свой кофе.

Необходимость найти работу уже давила. Я по-прежнему вела колонку в британском издании «Лук», но на жизнь этого не хватало, а сбережения таяли. Мне остро требовалась постоянная работа, но все старания пока оставались безуспешными. Сперва я списывала это на отсутствие вакансий в летнюю пору. Затем на загруженную осень. А в Рождество традиционно не до новых работников. Стучу по дереву, чтобы январь принес интересные предложения, иначе очень скоро мне придется узнать разницу между латте-венти и большим американо. Ладно, зато у меня есть письма.

Все знают: нет ничего интереснее свежей почты, особенно под Рождество. Два конверта с рождественской символикой, другой был с английскими марками. Не имея ни выдержки, ни желания открывать почту в квартире, я присела на ступеньку, натянув на колени куртку Алекса, и надорвала бумагу. А-ах, счастливого Рождества от Луизы, Тима и Бампа. Во втором оказалась открытка от «Блумингдейл». «Какие милые люди», – польщенно подумала я. Надо заглянуть к ним, как только я найду кредитную карту, которую Алекс спрятал от меня (после моих уговоров) перед отъездом, – несколько недель искала по всем щелям, так и не нашла. Третий конверт не был праздничным – длинный, белый, слишком тонкий, чтобы там оказалась открытка, но я решила вскрыть и его.

И тут же пожалела об этом.

Я быстро пробежала текст глазами, с каждой секундой мне становилось все хуже.

«Уважаемая мисс Кларк!

Мы получили сообщение об изменении вашего статуса занятости… Соответственно ваша виза Л-1 аннулирована, решение вступает в силу немедленно… Тридцать дней, чтобы покинуть территорию Соединенных Штатов… С любыми вопросами обращайтесь в указанный ниже отдел…»

Мою визу аннулировали.

Тридцать дней, чтобы уехать.

Я поплыла вверх по ступенькам, ведя пальцами по стене. Неужели штукатурка всегда была такой неровной? А лестница всегда такой длинной? Побренчав ключами в замке, я вошла в сверкающую чистотой квартиру. Она показалась мне меньше. Поздравительные открытки выпали из рук на деревянный пол, пока я медленно шла по комнатам. В конце концов я остановилась в ванной, где меня неожиданно скрутила болезненная судорога. Колени подогнулись. Не понимая, что случилось, я наклонилась над унитазом и избавилась от вчерашнего ужина, не выпуская из рук письмо от службы иммиграции. Тридцать дней на то, чтобы уехать.

Через минуты или часы транс прошел, но я так и осталась сидеть на полу туалета, потная, заплаканная и сломленная. Перечитала письмо в попытке найти что-нибудь не замеченное в первый раз – примечания, постскриптум, что угодно, где будет сказано: мне не обязательно покидать страну через месяц. Разумеется, ничего я не нашла. Как такое важное, судьбоносное послание может быть таким коротким? Америка была страной новых возможностей, государством «чем могу помочь?» и «приятного дня», а не «было классно, а теперь пошла на фиг». Это невозможно. Оставив письмо на холодном кафельном полу, я поднялась, цепляясь за раковину липкими руками. Умывшись, я набралась смелости взглянуть в зеркало. Мне не понравилось то, что я там увидела. Америке, видимо, тоже.

– Ладно, – сказала я себе. – Все будет нормально. Разберемся.

Даже отражение мне не поверило.

Оставалось одно. Задействовав три последних работающих клетки мозга, я вспомнила, куда положила мобильный.

– Энджи? – раздалось в трубке.

– Дженни, – прошептала я, – ты мне нужна.

Глава 2

По-моему, Дженни Лопес – самая везучая девушка на свете. Она, конечно, возразит, что каждый сам кузнец собственного счастья, но когда вы мудро кивнете и согласитесь, расскажет о знакомстве со шведским манекенщиком, которого сначала оскорбила предположением, будто он гей (честно говоря, я и сама так думала). У нее прекрасная работа – организация мероприятий в пиар-компании, которой владеет одна из ее лучших подруг. Я очень горжусь Дженни, иногда даже завидую, и это чувство, сами понимаете, отнюдь не исчезает, когда двери лифта открываются в офис компании Эрин Уайт, где посетителя встречает огромная черно-белая фотография полуголого Сигга, бойфренда Дженни, рекламирующего крайне узкие трусы. Едва прикрывающие срам, говоря по-английски. На снимке можно различить некоторые подробности, которые вовсе не обязательно знать о парне твоей подруги: по-моему, содержимое «келвин-кляйнов» как раз из этой категории, но Дженни щедра по натуре и готова делиться чем угодно.

Я четыре раза подмигнула секретарше, приподнявшей бровь и соизволившей меня в конце концов узнать, и пошла в кабинет Дженни, избегая встречаться взглядом с девушками на этаже. Я никогда не подтрунивала над политикой Эрин в отношении найма персонала, но могу дать голову на отсечение – ни одна из этих девиц в жизни не переступала порог «Макдоналдса». Как на подбор все яркие и энергичные. Почему компания занимается связями с общественностью, хотя ее персонал никак с общественностью не связан? Загадка.

К счастью, я быстро дошла до кабинета Дженни и скрылась от осуждающих, сильно накрашенных глаз офисных миньонов. До углового кабинета, подчеркиваю – огромного, полного воздуха, с окнами от пола до потолка углового офиса Дженни. Даже эта чокнутая, поселившаяся в Лос-Анджелесе у элитной шлюхи, почти алкоголичка, добилась успеха. Забудьте ураганы, землетрясения и пришествие Джастина Бибера: если офисная Дженни не признак надвигающегося апокалипсиса, то я не знаю, что вас убедит.

– Эй! – Легонько постучав, я с опаской сунула голову в дверь. – Это я.

Дженни вскочила из-за стола, ослепительная в своих сексуальных секретарских шпильках высотой с небоскреб, в юбке-карандаш и блузке с галстучком. Густейшие волосы убраны назад с помощью сотни невидимок. В сравнении с ней Джоан из «Безумцев» показалась бы офисной мымрой.

– Привет! – Она мелкими шажками обошла стол, крепко обняла меня, после чего приподняла руку, призывая к молчанию, и нажала кнопку на своем стартрековском телефоне: – Мелисса, принесите, пожалуйста, две диетические колы.

Она замерла, прикусив нижнюю губку, округлив огромные глаза, как лемур, и тыча пальцем в телефон с энтузиазмом мима. Я уже говорила, что очень горжусь Дженни.

– Да, мисс Лопес, – прозвучал приветливый голос в интеркоме. – Что-нибудь еще?

– Нет, ничего, Мелисса, – ответила Дженни. – И не называйте меня мисс Лопес, я чувствую себя вашим репетитором.