Книжный магазинчик прошлого - Майерсон Эми Страница 2

Я вглядывалась в их выразительные лица. Нет, они ругались не из-за моего дня рождения. Причина крылась в чем-то другом.

– Родная, иди спать, – сказала мама. Я не шевельнулась, и тогда она добавила: – Пожалуйста.

Я рванулась в комнату, растерянная и необъяснимо смущенная тем, что увидела. Джоани услышала, как я ложусь обратно, и повернулась ко мне.

– Который час?

– Уже за три.

– Кому понадобилось приходить в это время?

– Не знаю.

Она отвернулась, что-то пробормотав. Я же не могла заснуть. Мамины слова проносились эхом в моей голове: «И как тебе наглости хватает». «Не надо обвинять меня». «Это был твой выбор». Первые лучи солнца проскользнули сквозь шторы, оповещая о скором начале дня. Я не спала всю ночь, но так и не сумела разгадать, какой выбор сделал Билли, в чем он обвинял маму и что происходило в тот момент у входной двери.

Позже, тем же утром, папа повез меня и Джоани на завтрак с панкейками.

– А где мама? – спросила я, залезая в машину.

– Она еще спит.

Мама никогда не просыпалась позже семи, но папин тон исключал дальнейшие вопросы.

Когда мы вернулись домой, мама все еще была в атласном халате. Вьющиеся темно-рыжие волосы обрамляли ее лицо, пока она заворачивала шоколадные чипсы в тесто. Обычно мамино пение являлось главным ингредиентом любого блюда. Ее красивый, мелодичный голос словно околдовывал пирог или лазанью, отчего вишня и помидоры становились слаще. Но в этот раз на кухне стояла тишина, а мама продолжала месить тесто для печенья.

Она подняла голову, услышав наши шаги в дверном проеме. Ее глаза опухли, а лицо было невероятно бледным.

– Как позавтракали?

– Папа разрешил попробовать три вида панкейков.

– Правда? – Мама вновь вернулась к тарелке с тестом. – Какой он молодец.

Мне хотелось, чтобы она запела и отвлеклась от своего состояния. Но мама все так же молча следила за тем, как тесто глухо ударяется о тарелку, а я гадала, будет ли печенье таким же вкусным без секретного ингредиента.

В течение нескольких недель от Билли не было никаких новостей, но однажды он зашел, чтобы устроить мне праздничный сюрприз. Я понятия не имела, куда мы поедем. В этом заключалась вся прелесть выходных с дядей: что бы я ни предлагала – пойти на пирс или в парк аттракционов, – мои идеи не были даже наполовину такими же захватывающими, как приключения, которые придумывал Билли.

Учащенное дыхание его старого «БМВ» эхом пронеслось по дому. Я ждала последующего звука закрывающейся двери, ждала, что мама побежит встречать Билли, закидывая его вопросами. Куда мы собрались? Будут ли там другие дети? Там безопасно? Я не упаду с какой-нибудь скалы? Ремни безопасности? Спасательные жилеты? Казалось, ее никогда не удовлетворяли его ответы.

Прозвучал гудок машины, и мама позвала меня, не выходя из спальни:

– Билли приехал!

– А ты не хочешь с ним поздороваться? – крикнула я.

– Не сегодня.

На выходе из дома я немного замялась. Мамина спальня оставалась закрытой. Увы, это не имело значения, ведь Билли даже не позвонил в дверь. Он ждал меня в машине, не выключая двигатель.

– Это же моя любимая девочка! – воскликнул дядя Билли, когда я запрыгнула в «БМВ».

Он всегда называл меня своей любимой девочкой. Если бы я услышала такие сопли от родителей, я бы умерла со стыда. Но с Билли я чувствовала себя маленьким ребенком, которым все еще хотела оставаться, пусть знала, что в двенадцать лет это уже не круто. Мы выехали на дорогу, и мой дом скрылся за горизонтом. Я все думала: наблюдала ли мама из окна за нашим отъездом?

– Ну и сюрприз я тебе подготовил! – Лицо Билли озарила знакомая мне широкая улыбка. Я вглядывалась в его глаза, улыбку, мимику, пытаясь найти общие черты с мамой. Дядя казался таким счастливым, словно витал в облаках.

– Сюрприз?

Я бы ни за что в жизни не призналась в этом Джоани, но получать сюрпризы от дяди Билли было куда веселее, чем воровать помады в аптеках, и намного азартнее, чем нестись на высокой скорости по шоссе с Джоани и ее старшими сестрами.

– Ну-ка посмотри, что там в бардачке.

Я сразу же заметила черный конверт, притаившийся на пакете с документами. Судя по размеру, в нем вполне могли оказаться билеты в тематический парк «Юниверсал Студиос» или на концерт в «Голливуд-боул», но Билли никогда не дарил ничего напрямую. Так ведь неинтересно. Мне предстояло найти все улики, чтобы заслужить подарок.

Я открыла конверт и прочитала вслух загадку: «Мой флаг красного, белого и синего цвета, но я не твоя родина. Возможно, ты решишь, что это lozh, – я не знала, как произносится это слово, – но моя ближайшая к Америке точка находится всего в четырех километрах от американской земли».

– Франция? – предположила я. Билли посмотрел на меня с сомнением. – Канада?

– В канадском флаге только красный и белый. Но уже теплее, точнее, холодно, очень холодно.

– Россия? – спросила я неуверенно.

– Verno! – ответил он с русским акцентом.

– Мы едем в Россию? Там землетрясение? – Я представила, как мы с Билли в шапках-ушанках пробираемся сквозь снег, чтобы оценить повреждения в городке из далекой русской глубинки.

– Твоя мама бы голову мне за такое свернула, – усмехнулся он.

Как только Билли упомянул маму, мы замолчали на некоторое время. Я знала: в тот момент мы оба вспомнили, как наши взгляды пересеклись в ту самую ночь, во время их ссоры.

– У вас с мамой все в порядке?

– Ничего такого, о чем стоило бы беспокоиться.

Он снова замолчал, потом принялся что-то рассказывать, но уже через мгновение мы вновь притихли и молчали до тех пор, пока Билли не подъехал к остановке у дряхлого здания на Венецианском бульваре.

– А теперь попробуем решить загадку.

– Мы уже приехали? – спросила я, подсчитывая заколоченные окна на фронтоне. Обычно загадки дяди Билли приводили меня к большим паркам, вершинам гор и уединенным пляжам.

– Verno! – Он выпрыгнул из машины и кивком указал мне на стальную входную дверь. Дверь была не заперта, и он придержал ее для меня.

– А нам можно сюда? – Я замешкалась, вглядываясь из-за его спины в темноту помещения. – Тут как будто закрыто.

– Сегодня действительно закрыто, но управляющий у меня в долгу. Куда веселее, когда весь музей в твоем распоряжении, не думаешь? – Он зашел в здание и жестом пригласил внутрь. – Доверься мне.

Доверься мне. Его заклинание. И я всегда слушалась.

В помещении тускло светили лампы. Вдоль строгих стен выстроились витрины. Из спрятанных динамиков негромко звучала опера. На одной из витрин стояли чучела летучих мышей, кротов и прочих маленьких грызунов. На другой витрине мерцали драгоценные камни.

– Это место смоделировано с причудливых музеев XIX века, – объяснил Билли. – Здесь представлены необычные экспонаты из сфер науки, искусства и естествознания. Специально для разносторонних людей. Так называемая кунсткамера.

Кунсткамера. Я повторила это слово, предвкушая его магическое воздействие. Взгляд Билли остановился на витрине в дальнем углу комнаты. Ее заполняли миниатюрные статуэтки: разукрашенные слоны, клоуны, инспектор манежа и акробаты. На ящике виднелась надпись: «Русский цирк».

Я внимательно изучила содержимое витрины, высматривая что-то, что могло скрыться от моего внимания. Возможно, какая-нибудь статуэтка, выделяющаяся из общей картины, или загадка, нацарапанная под цирковым куполом. Как и следовало ожидать, следующая подсказка была приклеена к дальней стенке ящика.

«Как и материал из моего имени, мое название звучит неброско, но благородно. Меня так зовут не из-за грубой шерсти, а в честь истока реки в Нортумберленде».

Билли засмеялся, увидев мой недоуменный взгляд. Он взъерошил мне волосы и пошел в следующую комнату. Она поразила меня своим размером в той же степени, что и предыдущая комната своей строгостью и пустотой. На стенах в вычурных рамах висели картины с собаками, очень детализированные. Еще там висел портрет человека – выцветшее изображение некого барона Твидмауса, бородатого мужчины в цилиндре. На табличке рядом с картиной можно было прочитать краткую историю жизни данного господина, шотландского предпринимателя и члена палаты общин.