Наша вина - Рон Мерседес Страница 2

– Я… – ответила я дрогнувшим голосом. Что я могла ему сказать? Что нужно было сделать, чтобы он снова посмотрел на меня так, как будто я была его светом, его надеждой, его жизнью?

Он, казалось, даже не хотел меня слушать, потому что уже собирался захлопнуть перед моим носом дверь, но я приняла решение: если придется сражаться, буду сражаться. Я и не думала отпускать его. Я не могла его потерять, так как без него я не выживу. Было больно видеть его передо мной и не иметь возможности попросить обнять, успокоить боль, которая поглощала меня изо дня в день. Я шагнула вперед и, проскользнув в щель, пробралась в квартиру, вторгнувшись в его пространство.

– Что, черт возьми, ты делаешь? – спросил он, следуя за мной, когда я направилась прямиком в гостиную. Комнату было не узнать: повсюду стояли коробки, чехлы покрывали диван и тумбочку в гостиной. Воспоминания о том, как мы вместе завтракали, как целовались на диване, как смотрели фильмы, как он готовил мне завтрак, как я стонала от удовольствия среди этих подушек, когда он целовал меня до состояния, когда я уже не могла дышать…

Все исчезло. Ничего не осталось.

Слезы начали литься из моих глаз, и я, не в силах сдержаться, повернулась к нему.

– Ты не можешь уехать, – проговорила я срывающимся голосом; он не мог оставить меня.

– Убирайся, Ноа, я не собираюсь это выслушивать, – ответил он, замерев на месте и крепко сжимая челюсть.

Тон его голоса заставил меня вздрогнуть, и я окончательно потеряла контроль. Нет… черт, нет, я не уйду, по крайней мере, без него.

– Ник, пожалуйста, я не могу потерять тебя, – жалобным голосом взмолилась я. В моих словах не было ничего особенного, но они были искренними, совершенно искренними, я правда не выжила бы без него.

Николас, казалось, дышал все более и более взволнованно, мне было страшно, что я слишком сильно давлю на него, но раз уж назвался груздем – полезай в кузов.

– Проваливай.

Его приказ был ясен и лаконичен, но я ослушалась, как делала всегда… и не думала меняться сейчас.

– Разве ты не скучаешь по мне? – спросила я, и мой голос сорвался на половине вопроса. Я оглянулась, а потом снова посмотрела на него.

– Потому что я едва могу дышать… едва могу просыпаться по утрам; засыпаю, думая о тебе, просыпаюсь, думая о тебе, плачу о тебе…

Я вытерла рукой слезы, Николас сделал шаг вперед, но не с намерением успокоить, а совсем наоборот. Он крепко схватил меня за руки. Слишком сильно.

– И что, по-твоему, я должен сделать? – сердито спросил он. – Ты, черт возьми, сломала меня!

Ощутить его руки на своей коже, каким бы уродливым ни был этот жест, оказалось достаточно, чтобы придать мне сил. Я так скучала по его прикосновениям, что почувствовала прилив адреналина.

– Мне очень жаль, – извинилась я, опустив голову, потому что одно дело – чувствовать его, и совсем другое – видеть ненависть в его прекрасных светлых глазах. – Я совершила ошибку, огромную, непростительную ошибку, но ты не можешь позволить этому положить конец нашим отношениям. – Я подняла глаза. На этот раз мне нужно было, чтобы он поверил моим словам, увидел в моем взгляде, что я говорю искренне. – Я никогда никого не полюблю так, как тебя.

Мои слова, казалось, обожгли его, потому что он убрал от меня руки, отвернулся и в отчаянии схватился за волосы, сжался и снова посмотрел на меня. Он выглядел опустошенным. Казалось, он вел самую тяжелую битву в своей жизни.

Наступила тишина.

– Как ты могла? – спросил он несколько секунд спустя, и мое сердце снова забилось, услышав, как его голос сорвался на последнем слове.

Я нерешительно сделала шаг вперед. Я ранила его. Мне просто хотелось, чтобы он сжал меня в своих объятиях и сказал, что все уладится.

– Я не помню… – призналась я срывающимся от волнения голосом. Это было правдой, я ничего не помнила, мой разум заблокировал это воспоминание. В ту ночь, в ту роковую ночь, я была так потрясена мыслью, что он сделал то же самое, изменил мне, и я даже не смогла остановить его, позволила ему сделать это. В тот момент я была настолько разбита, что просто забылась. Ничего, что не имеет к тебе отношения, не остается в моих воспоминаниях. – Ник, мне нужно, чтобы ты простил меня, чтобы снова смотрел на меня как раньше, – голос начал жалко срываться, сердце болело от того, что я видела его прямо перед собой, но не чувствовала рядом… – Скажи, что я могу сделать, чтобы ты простил меня…

Он недоверчиво посмотрел на меня, как будто я просила о чем-то невозможном, будто из моих уст выходили только бессвязные и нелепые вещи.

И да, я чувствовала себя нелепо, ведь разве могла бы я простить измену? Измену Ника?

Я почувствовала сильную боль в груди, и этого было достаточно, чтобы узнать ответ… Нет, конечно, нет, от одной только мысли об этом мне захотелось дернуть себя за волосы, чтобы стереть образ Ника в объятиях другой женщины.

Я вытерла слезы предплечьем и поняла, что все бесполезно. Несколько мгновений мы молчали, и я знала, что должна уйти, но не могла вынести этого чувства, потому что потеряла Ника и, как бы ни умоляла, ничего не могла с этим поделать.

Слезы продолжали стекать по моим щекам, я понимала, что сейчас будет прощание. Прощай… Боже мой, прощаться с Ником! Как все до этого дошло? Как прощаться с человеком, которого любишь и в котором нуждаешься больше всего в жизни?

Я уже направлялась к двери, но, когда проходила мимо него, Ник встал передо мной и, к моему удивлению, поцеловал. Его руки схватили меня за плечи, прижав к нему, и я замерла, ощутив поцелуй, которого не ожидала.

– Почему, черт возьми? – посетовал он секунду спустя, крепко сжимая меня в объятиях.

Я поймала его лицо в свои руки, но он не дал мне времени, чтобы проанализировать, что произошло, потому что моя спина врезалась в стену гостиной. Он удерживал меня, когда его губы нашли мой рот, и он яростно целовал меня. Я отчаянно притянула его к себе. Его язык вошел в мой рот, руки спустились по моему телу. Но потом что-то изменилось: его действия и поцелуи стали настойчивее, жестче. Он оторвался от моих губ и прижал к стене, не давая пошевелиться.

– Тебя не должно быть здесь, – сердито пробормотал он, и, открыв глаза, я заметила, как по его щекам потекли слезы. Я никогда не видела, чтобы он плакал.

Почувствовала, что мне не хватает воздуха, я поняла, что нужно уйти, что мы делаем все неправильно, что все это неправильно, очень неправильно. Хотелось погладить его по щеке, вытереть слезы, крепко обнять и просить прощения тысячу раз. Не знаю, что в тот момент передавал мой взгляд, но в глазах Ника, казалось, вспыхнуло что-то, что можно было бы назвать яростью, яростью и болью, глубокой болью, что была мне хорошо знакома.

– Я любил тебя, – заявил он, зарываясь лицом в мою шею.

Я заметила, что он дрожит, и мои руки обняли его так, будто не хотели никогда отпускать.

– Я любил тебя, черт возьми! – повторил он, повысив голос и отстраняясь от меня.

Николас сделал шаг назад, посмотрел на меня так, словно впервые видел, опустил взгляд в пол, а потом снова поднял к моему лицу.

– Убирайся и даже не думай возвращаться.

Я посмотрела ему в глаза и поняла, что все потеряно. Слезы рвались наружу, но в них уже не было и следа любви, только боль и ненависть, и я ничего не могла с этим поделать. Я верила, что смогу вернуть его, что любовь, которую я испытывала к нему, вернет его, но как же ошибалась. От любви до ненависти один шаг… и это было именно то, чему я была свидетелем.

Это был последний раз, когда я его видела.

– Мисс, – произнес голос рядом со мной, заставляя вернуться в реальность.

Я подняла взгляд от письма и увидела стюардессу, которая с нетерпением наблюдала за мной.

– Да? – ответила я, и книга с «Тоблероном», лежавшие у меня на коленях, упали на пол.

– Завершается посадка, не могли бы вы дать мне свой билет?

Я огляделась. Черт, я была единственной, кто остался в зале. Заметив двух стюардесс, наблюдавших за мной из дверного проема, выходящего в рукав, ведущий к самолету, я встала с кресла. Черт!