Нина Харрингтон - Весна любви Страница 24

Все чувства Скотта обнажились перед ней, как на ладони, когда она наконец открыла глаза и разомкнула объятия. Тогда он склонился к ней, щекоча ей щеки небритым подбородком, и стал целовать эти глаза, карие и лучистые. Она любовалась его озорной дерзкой улыбкой, любовалась им, и сердце в груди замирало от столь неземной красоты.

Он, конечно, знал, как действует на нее его красота и поцелуи. Да и как не понять? Ее щеки вспыхнули алым пламенем, сердце билось быстро-быстро в унисон с сердцем Скотта.

– Вот как ты заставляешь женщин замолчать? – сообразила Тони, пытаясь придать голосу спокойный ироничный тон. Но из этой затеи ничего не получилось. Голос предательски дрожал.

Он улыбнулся еще шире. Один уголок рта поднялся чуть выше другого.

– Это аварийный выход из положения. Берегу на крайний случай. – Он посмотрел ей в глаза. Взгляд его посерьезнел. – Знала бы ты, как тяжело мне будет вернуться на Аляску и оставить тебя здесь! Но что еще мне остается? Завтра приедет Фрейя, чтобы прибраться и подготовить здание к съемкам. Моя помощь ей не нужна. Для меня не осталось здесь работы, Тони. Вряд ли я вернусь обратно. А ты заслуживаешь гораздо большего, чем безнадежное ожидание.

Теперь он целовал ее лоб и волосы, тихо и печально.

– Мне в жизни не говорили таких слов.

– Но каждое мое слово – правда. Твоя жизнь здесь, перед тобой блестящее будущее художницы и фотографа. Я уже вижу, как это будет. – Он вывел в воздухе ее имя. – Авторская фотостудия Антонии Балдони. Это будет нечто потрясающее. Как знать, возможно, и я приду к тебе сделать пару снимков.

– Не надо мне твоих снимков, Скотт. Ни одна фотография не в силах заменить тебя.

Скотт положил голову ей на плечо и ненадолго застыл так, а потом, протянув ей руку, с грустью сказал:

– С вами было очень приятно работать, мисс Балдони. Желаю вам творческих успехов, карьерного роста и всего самого наилучшего.

Затем повернулся и пошел вниз по лестнице туда, откуда все еще доносился запах сгоревшего дерева и копоти. Оставив ее одну сидеть на полу в запачканном сажей кардигане. Скучать по нему уже сейчас. Так сильно, что никакие слова не смогли бы этого выразить.

Глава 12

Солнечным мартовским утром Скотт вошел в конференц-зал офиса Элстромов и тут же был сбит с ног Фрейей, которая, соскучившись, буквально повисла на нем. Все тревоги и волнения тут же улеглись. Сжав ее в объятиях, Скотт осмотрелся: мало ли, вдруг они в комнате не одни.

– Я знаю, что папа все еще в Италии, утром говорил с ним по телефону. А где ты прячешь Трэвиса? Я думал, он всегда сует свою мерзкую морду туда, где крутятся более-менее приличные деньги. Под столом он, что ли? Не думаю, что там он спрячется от моих кулаков.

– Вот и не угадал. – Фрейя щелкнула его поносу. – Трэвис вчера прислал мне такое чудесное сообщение! Написал, что семейный бизнес его больше не волнует, поскольку он решил заняться другим делом.

Видимо, у Скотта был чересчур уж растерянный вид, поэтому Фрейя еще раз подтвердила свои слова.

– Точно тебе говорю: Трэвис продал все свои акции. И я понятия не имею, кто их купил. Но этот человек точно не из числа моих знакомых. Я, знаешь ли, выяснила все, что могла. И не смотри на меня так! Я не вру и совершенно точно ничего о нем не знаю. Сама в шоке! У кого мог возникнуть такой внезапный интерес к нашему бизнесу? А впрочем, будем надеяться на лучшее!

– Само собой! Не знаю, как ты, а я уж точно не буду плакать о Трэвисе. Пусть себе катится ко всем чертям. Однако незнакомый партнер меня немного пугает. Как знать, кем он окажется?

Взяв Скотта под руку, Фрейя прошлась с ним по комнате.

– Есть еще одна новость, которая точно тебя порадует.

Она немного нервничала, и Скотт это заметил.

– Что случилось? Я с нетерпением жду новостей.

– Вообще-то новостей много, – ответила сестра. – Дела идут прекрасно, бизнес продержится по меньшей мере лет десять, финансы в изумительном состоянии. Впрочем, лучше сам посмотри. Отчет на столе.

Она отошла в сторону, предоставляя Скотту возможность как следует рассмотреть галерею семейных портретов.

– Ничего нового не замечаешь?

Скотт выпрямил спину, взглянул и ахнул. Портрет дяди был сдвинут ближе к центру, а с краю висела накрытая пыльным серым полотном картина в тяжелой раме. Он очень удивился. Даже не сразу понял, что это за полотно. А когда понял, пришел в восторг.

– Ничего себе! Так быстро!

– Еще бы! Девушка работает со скоростью света! Я уже видела портрет и выплатила ей всю сумму за него. – Фрейя чмокнула брата в щеку. – Но, думаю, ты должен в одиночестве наслаждаться моментом. Позовешь меня позже. Пока-пока!

Перекинув сумку через плечо, она вышла из комнаты. Скотт стоял, уставившись на серую ткань, не решаясь ее отдернуть. Как ни странно это прозвучало, он волновался. Ведь это просто картина! Почему Фрейя решила, что он должен наслаждаться моментом в одиночестве?

Скотт глубоко вздохнул. Кого он обманывает? Он волнуется оттого, что портрет писали те самые руки, которые несколько недель назад заставляли его чувствовать себя самым счастливым человеком на планете. Портрет был напоминанием о Тони, а любое напоминание о ней приносило боль.

Но любопытство все-таки пересилило. Каким, интересно, она его изобразила? Наверное, похожим на дедушку. В смокинге, с бакенбардами и пышными усами. Разве он заслужил такую роскошь?

Вдохнув больше воздуха в грудь, Скотт стянул серую ткань. Затем поднял ее с пола. Отошел на несколько шагов. И только тогда взглянул на портрет. Взглянул и обмер.

То, что он увидел, поразило его. Ноги внезапно стали ватными, и Скотт как подкошенный рухнул на нескладный деревянный стульчик.

Слов нет – портрет неописуемо прекрасен.

Тони изобразила его у витражного окна в офисе. Скрестив ноги, тепло одетый и обутый в высокие туго зашнурованные тяжелые ботинки, он, казалось, только что вернулся с Аляски. Левая рука покоилась на разноцветной карте, покрывавшей стол у окна. Рядом с ней лежал компас и упряжь для собак.

Но не это привлекло внимание Скотта. Больше всего поразило мастерски переданное выражение лица. Загорелый, нечесаный и небритый, он высоко держал голову, смотрел серьезно, сдвинув светлые брови, и его властный прямой взгляд свидетельствовал об одном: это достойный член семьи Элстром.

Словом, портрет разительно отличался от всех остальных. Тони удалось разглядеть и ухватить в нем нечто иное. Что-то, что до сих пор не удавалось разглядеть никому.

Тоску.

Странная грусть таилась в уголках лучистых голубых глаз, оттенок которых был передан с невероятной точностью, а взгляд направлен вдаль, туда, где снежные хлопья медленно опускались на тротуар. Она угадывалась и в его улыбке, теплой и вместе с тем несколько рассеянной, будто Скотт мечтал о чем-то.

Он почувствовал, как слезы набегают на глаза, но не стал их вытирать. Фрейя права. В этот портрет он должен был вглядеться в одиночестве, поскольку это предназначалось только ему. Было очевидно, рука, написавшая этот шедевр, принадлежит влюбленной женщине, ибо только влюбленная смогла бы создать его, вложив все свое чувство. Это не портрет даже, а признание в любви. Тони Балдони любит его.

Сердце Скотта забилось от внезапного счастья. Таким мужчинам, как он, редко выпадает второй шанс. В сущности, он и первого-то не заслуживал. Какое счастье, что Тони так не считала!

Что бы ни случилось, он не упустит этот шанс.

Скотт отдал честь всем достойным мужчинам, глядевшим на него со стены.

– Пожелайте мне удачи, ребята. Я отправляюсь к Тони.

– О, черт! – выругалась Тони, потому что струя белой эмульсионной краски обрызгала ее с ног до головы. Против краски она не имела ничего, да и почти все ее наряды были заляпаны такими же разноцветными пятнами. Зато мокрая замазка не то чтобы сильно нравилась, в общем, несколько напрягала.

Ну и ладно. Не будет она переодеваться. И так уже три рубашки измазала. За сегодня ей нужно докрасить стены, поэтому нечего отвлекаться на разную ерунду. Они почти не продвинулись, находясь весьма далеко от того результата, которого хотела добиться Тони.

Она работала несколько дней и ночей подряд, чтобы перекрасить студию Балдони. Изменить до неузнаваемости. Фотостудия в центре города ей больше не нужна.

Сначала она выбросила старые палитры и отжившие свое кисти, которые – Тони знала – больше никогда ей не понадобятся. Следом пришел черед старых поломанных рам и мольбертов. Она разломала их и бросила в камин. Очень кстати, поскольку помещение превосходным образом прогрелось. Черновики и банки с засохшей краской отправились на переработку.

После того как она закончила работу над портретом Скотта, в нее словно вселился демон чистоты, с таким упорством она занималась преобразованием студии.

Терракотовые стены были сплошь увешаны картинами. В надежде продать некоторые из них она нашла старые квитанции отца и позвонила его бывшим клиентам. Кое-что действительно продала, но в основном все сложилось по-другому.