Джорджетт Хейер - Роковой поцелуй Страница 28

– Вы имеете в виду, что я располагаю тем, что вы даете мне на карманные расходы, – с неудовольствием возразил Перегрин.

– Я рад, что вы это понимаете, – заметил Уорт. – Я уже начал опасаться, что этого не случится.

– Разумеется, понимаю. Но ведь деньги никуда не делись, верно? И речь идет о том, чтобы выдать мне небольшой аванс.

Граф отложил в сторону ножичек и погрузил кисти рук в чашу с водой, стоявшую подле его локтя, а сполоснув, принялся тщательно вытирать их салфеткой.

– Но у меня нет ни малейшего намерения ускорять его выдачу, – сказал он.

Перегрин напрягся.

– Что вы имеете в виду? – спросил он.

Граф на мгновение поднял взгляд и холодно оглядел своего подопечного.

– Вы с вашей сестрой приписываете мне неспособность доходчиво излагать свои мысли, чего я прежде никогда за собой не замечал. Меня это нисколько не забавляет. Я имею в виду ровно то, что сказал.

– Но вы же не можете отказать мне в деньгах, чтобы я мог оплатить долг чести! – с негодованием вскричал Перегрин.

– В самом деле? – осведомился граф. – А я почему-то полагал, что могу.

– Проклятье, мне еще не приходилось слышать ни о чем подобном! Я должен уплатить свои долги!

– Естественно, – согласился граф.

– Но, дьявол меня раздери, как же я могу сделать это, если вы не желаете раскошелиться? – требовательно спросил Перегрин. – Вам должно быть известно, что в карманах у меня пусто, и так будет продолжаться до самого начала следующего квартала!

– Нет, я не знал, но мне нетрудно в это поверить. Примите мои соболезнования.

– Соболезнования! Да какой мне от них толк? – вскричал уязвленный до глубины души Перегрин.

– Боюсь, никакого толку вам от них не будет, – согласился Уорт. – Но мы несколько отклонились от темы, вы не находите? Вы должны мне чуть более четырех тысяч фунтов, – просмотрев вот эти расписки, вы можете подсчитать точную сумму, – и мне не терпится узнать, когда вы сможете рассчитаться со мной.

– Вы – мой опекун! – с жаром вскричал Перегрин. – Именно вы управляете моим состоянием!

Граф выставил перед собой руку с наманикюренными ногтями.

– О нет, Перегрин! В качестве вашего опекуна увольте меня от подобных дискуссий, прошу вас. Будучи им, я уже дал вам понять, что не позволю пустить ваше состояние по ветру. А вот в качестве вашего кредитора мне очень хотелось бы знать, когда вам будет удобно выкупить свои расписки.

К этому времени Перегрин окончательно пал духом, но, из последних сил вздернув подбородок, заявил со всей твердостью, на какую был способен:

– В таком случае, сэр, я вынужден просить вас подождать до начала следующего квартала, когда я смогу отдать вам бо́льшую часть своего долга.

Граф вновь окинул его таким взглядом, что Перегрин съежился, чувствуя себя маленьким и никчемным.

– Быть может, мне следует объяснить вам – в качестве вашего опекуна, – что долг чести принято уплачивать незамедлительно, – мягко проговорил его светлость.

Перегрин вспыхнул, сцепил пальцы в замок на колене и пробормотал:

– Знаю.

– В противном случае, – продолжал граф, аккуратно поправляя одну из складок своего шейного платка, – вам придется отказаться от членства в клубах.

Внезапно Перегрин вскочил на ноги.

– Вы получите деньги к завтрашнему утру, лорд Уорт, – срывающимся голосом провозгласил он. – Знай я о том… о том отношении, которое вы изберете применительно ко мне, я бы уладил вопрос с оплатой до своего визита к вам.

– Позвольте мне объяснить вам еще одну вещь – я вновь выступаю в качестве вашего опекуна, Перегрин. Если в течение следующих двух лет я узнаю, что вы обращались к моим друзьям Говарду и Гиббсу или к любому иному ростовщику, вы вернетесь в Йоркшир и останетесь там вплоть до своего совершеннолетия.

Перегрин сжал губы так, что они превратились в тонкую полоску, и, уставившись на графа, взмолился:

– Что же мне делать? Что я могу сделать?

Граф указал ему на стул.

– Садитесь.

Перегрин повиновался, не сводя встревоженного взгляда с лица своего опекуна.

– Понимаете ли вы: я действительно имею в виду то, что сказал? Я не стану ссужать вас авансом для того, чтобы вы могли расплатиться со своими карточными долгами, как и не позволю вам обратиться к евреям.

– Да, понимаю, – пролепетал бедный Перегрин, с трепетом ожидая продолжения.

– Очень хорошо, – сказал Уорт и, взяв нетолстую стопку расписок, разорвав ее на две части, бросил в корзину для бумаг, стоявшую под его туалетным столиком.

Первым чувством, которое испытал Перегрин при виде столь неожиданного поступка, стало невероятное облегчение. Он ахнул, и кровь бросилась ему в лицо. Затем быстро вскочил на ноги и сунул руку в корзину.

– Нет! – выкрикнул он срывающимся голосом. – Если я проигрываю, то плачу́ по своим долгам, сэр! Если вы не намерены ссудить меня авансом и не позволяете мне обратиться к ростовщикам, то сохраните мои расписки до тех пор, пока я не стану совершеннолетним!

Пальцы графа сомкнулись на его запястье и, несмотря на кажущуюся хрупкость, их железная хватка заставила Перегрина поморщиться.

– Бросьте их, – негромко сказал граф.

Перегрин, успевший схватить разорванные клочки бумаги, продолжал держать их в руке, угодившей в стальной капкан.

– Ни за что! Я проиграл в честной игре и потому не намерен оставаться вам обязанным! Вы очень добры – чрезвычайно добры, я бы сказал, – но я предпочту скорее лишиться всего своего состояния, нежели согласиться с подобной щедростью!

– Бросьте их, – повторил граф. – И не льстите себе, полагая, что, уничтожив расписки, я пытаюсь проявить к вам доброту. Я не хочу, чтобы обо мне говорили как об опекуне, позволившем себе выиграть четыре тысячи фунтов у своего подопечного.

– Не вижу, какое это имеет значение, – угрюмо заявил Перегрин.

– В таком случае, вы необычайно тупы, – парировал граф. – Должен предупредить вас: мое терпение отнюдь не безгранично. Бросьте расписки! – С этими словами он еще сильнее стиснул руку Перегрина. От боли у юноши перехватило дыхание, и он выронил смятые обрывки на дно корзины. Уорт немедленно отпустил его. – Так о чем вы хотели поговорить со мной? – как ни в чем не бывало осведомился он.

Перегрин подскочил к окну и застыл, невидящим взглядом глядя сквозь него. Рука его бесцельно теребила кисточку портьеры, а поза выдавала охватившие юношу безраздельное уныние и досаду. Граф, не шелохнувшись, сидел и смотрел на него с легкой улыбкой во взоре. Спустя несколько минут, видя, что Перегрин все еще не может справиться с собой, он встал и снял свой парчовый халат, небрежно швырнув его на постель. Подойдя к платяному шкафу, надел сюртук. Тщательно застегнув его на все пуговицы, смахнул несуществующую пылинку со своих сверкающих ботфортов и критически обозрел собственное отражение в высоком зеркале, после чего взял с туалетного столика табакерку севрской работы и сказал:

– Идемте! Предлагаю закончить наш разговор внизу.

Перегрин с большой неохотой обернулся.

– Лорд Уорт! – начал он и сделал глубокий вдох.

– После того, как мы сойдем вниз, – повторил граф, открывая дверь.

Перегрин, чопорно и неуклюже поклонившись, отступил в сторону, давая ему пройти первому.

Граф лениво сошел вниз по лестнице и направился в уютную библиотеку, расположенную позади гостиной. Дворецкий как раз расставлял на столе бокалы и графин. Покончив с этим важным делом к полному своему удовлетворению, он удалился, закрыв за собой дверь.

Граф взял в руки графин и налил вина в два бокала, протянув один из них Перегрину.

– Мадера, но, если хотите, я могу предложить вам шерри, – сказал он.

– Благодарю вас, мне ничего не нужно, – заявил Перегрин, старательно и небезуспешно, как ему казалось, имитируя холодное достоинство его светлости.

Как и следовало ожидать, у него ничего не получилось.

– Не говорите глупостей, Перегрин, – сказал Уорт.

Юноша несколько мгновений молча смотрел на графа, после чего, опустив глаза, взял свой бокал, пробормотал несколько слов благодарности и сел.

Сам же граф опустился в глубокое кожаное кресло.

– Итак, что привело вас ко мне? – осведомился он. – Полагаю, дело не терпит отлагательств, раз уж вы разыскивали меня по всему городу.

Поскольку в голосе опекуна в кои-то веки не слышалось ледяной язвительности, Перегрин, который было решил, что встанет и уйдет без объяснений всей важности вопроса, приведшего его сюда, передумал. Метнув на графа быстрый застенчивый взгляд, он выпалил:

– Я хотел поговорить с вами о… чрезвычайно деликатном деле. О женитьбе, откровенно говоря! – Он залпом ополовинил свой бокал и отважился бросить еще один взгляд на графа, на сей раз – с изрядной долей вызова.

Уорт, однако, лишь лениво приподнял брови в ответ.

– О чьей женитьбе? – осведомился он.

– Моей! – ответил Перегрин.