Кара Эллиот - Опасное желание Страница 37

Джорджиана хотела что-то сказать, но Софи не позволила ей это сделать.

– Тебе нужно оставаться здесь, – продолжала она. – Ведь кто-то должен приглядывать за Пенелопой и папой. – Софи понизила голос: – И если вдруг случится беда, кто-то должен защитить их.

– Можешь положиться на меня, – заверила ее Джорджиана, задумчиво прищурившись. – В случае чего я вызову сюда Энтони. Ему ничего не стоит переломать руки и ноги злоумышленникам, которые покусятся на нашу жизнь.

– Нет, нет, – поспешно возразила Софи, – Энтони ничего не должен знать. Не надо посвящать его в эту историю. Камерон прекрасно владеет шпагой. – Она почувствовала, что краснеет. – Кроме того, он умеет улаживать подобные дела. Мы должны довериться ему.

– Хорошо, – неохотно согласилась Джорджиана. – У тебя есть деньги на дорогу?

– Тетя Гермиона и дядя Эдвард дали мне кое-какую сумму на непредвиденные расходы. Я отправлюсь в Лондон ночью, поэтому мне не понадобятся деньги на ночевку в гостинице. Само собой разумеется, что, добравшись до столицы, я поселюсь у них. А потом они отправят меня домой в своем экипаже. Так что на поездку не потребуется много денег. И риск, что моя репутация пострадает, тоже минимальный.

– Иди пакуй чемодан, а я пока сообщу миссис Ходжес, что мы отправляемся в деревню, – сказала Джорджиана. – Нам надо выйти из дома так, чтобы Пен не заметила. В Террингтоне мы попросим мистера Стеллингса отвезти нас в Уолтон и высадить тебя у гостиницы «Виноградная лоза» – это респектабельное заведение. Как только мы с мистером Стеллингсом уедем, ты переберешься на постоялый двор «Подзорная труба», где останавливаются почтовые дилижансы.

– Ты рассуждаешь, как опытная интриганка, – поразилась Софи.

Джорджиана самодовольно усмехнулась:

– Чтение романов иногда приносит пользу.

– Спасибо, что пришли к нам, – едва слышно проговорил пожилой поверенный в делах, шурша бумагой. – Вряд ли вы хотите, чтобы я приносил вам свои соболезнования, поэтому не буду этого делать… лорд Уолкотт.

Камерон вздрогнул, услышав это обращение. Он вдруг подумал, что вот сейчас двустворчатые двери распахнутся и в кабинет войдет его брат, оглашая помещение зычным повелительным баритоном и постукивая черной тростью с серебряным набалдашником по голенищу начищенного до блеска сапога. Маркиз Уолкотт любил подавлять окружающих и громогласно заявлять о своем присутствии. Даже на другом конце земли Камерон просыпался порой в холодном поту, когда ему снился разгневанный брат…

Некоторое время Камерон стоял посреди конторы, устремив невидящий взгляд на дубовую панель. Его брата, маркиза Уолкотта, больше нет, он погиб вместе со своим единственным сыном.

– Не следует так меня называть, – наконец проговорил Камерон. – Ведь доказательств того, что я наследую титул, нет. Даже если они и существовали когда-то, Уолкотт уже давным-давно уничтожил их.

– Ваш отец, лежа на смертном одре, уверял меня, что вы его законный сын, – сказал поверенный в делах. – И у меня нет причин не доверять ему. Старый маркиз пользовался моими услугами в течение сорока лет и всегда был откровенен со мной. К несчастью, он отошел в мир иной в тот момент, когда только начал рассказывать мне о женитьбе на вашей матери. Старый маркиз опасался, что его старшему сыну не понравится эта ситуация, и он предпринял кое-какие меры.

– И эти меры не привели ни к чему хорошему, – пробормотал Камерон.

– Позвольте с вами не согласиться, – возразил старик. – Я всегда заботился о вас и вашей матери, насколько это было в моих силах. Жаль, что я не сумел сделать большего.

Камерон знал, что Григгз действительно опекал его семью на протяжении многих лет. Поверенный в делах заставил Уолкотта предоставить Камерону и его матери небольшой дом и выплачивать скромную пенсию. Кроме того, маркиз вынужден был признать их своими обедневшими дальними родственниками, хотя с глазу на глаз Уолкотт всегда называл мать Камерона «шлюхой», а его самого «бастардом».

– Я благодарен вам за все, Григгз, – процедил Камерон сквозь зубы. – Если бы не вы, мою мать выставили бы за дверь, не дав ни пенни. Я знаю, вы пригрозили Уолкотту, что займетесь поиском документов, подтверждающих законность моего рождения, если он откажет в содержании.

– Маркиз знал, что это пустые угрозы. Даже ваша мать не имела ни малейшего понятия о том, где находятся эти документы. Но Уолкотт очень щепетильно относился ко всему, что могло так или иначе бросить тень на его имя, поэтому он и пошел на уступки. – Григгз сцепил свои костлявые пальцы и склонил голову. – Ваш брат был очень жестоким и упрямым человеком. Он старался подмять под себя закон.

Камерон подавил тяжелый вздох. Да, Август Эйден Джордж Роуленд, маркиз Уолкотт, был злобным человеком. Камерон не сомневался, что он отправился прямиком в ад. Ни гордость, ни привилегии, ни знатное происхождение не помогли ему в споре с морской стихией. Поглотившее Уолкотта море стало его могилой.

– А вы уверены, Григгз, что сын маркиза тоже был на борту яхты? – спросил Камерон.

– Абсолютно уверен. Я не отослал бы вам пакет документов, если бы у меня были хоть малейшие сомнения на этот счет, – ответил поверенный в делах. – Спасенный матрос с яхты, которого подобрал проходивший мимо военный фрегат, подтвердил, что мальчик и его мать утонули вместе с маркизом.

– Это ужасно, – пробормотал Камерон. Он, конечно, хотел, чтобы его признали законным наследником титула, но не такой ценой. – Я не любил и не уважал своего единокровного брата, но я не желал ему и его семье такой страшной участи.

– Вы правы, их гибель в пучине бушующих вод ужасна, – согласился Григгз, – особенно в свете кое-каких сведений, которые недавно обнаружились.

У Камерона все похолодело внутри.

– И что это за сведения?

– Мы коснемся этой темы чуть позже. А сейчас нам надо обсудить то положение, в котором вы оказались.

– Я чувствую себя очень неловко, – признался Камерон.

– Я уверен, что вскоре все изменится. Прежде всего вам необходимо принять несколько важных решений. И я постараюсь, чтобы они шли от сердца.

Камерон хотел по своему обыкновению съязвить, но сдержался и кивнул.

– Теперь, когда маркиз – я хотел сказать «прежний маркиз», – продолжал Григгз, – отошел в мир иной, мне будет намного проще восстановить ваши права. Даже если мы не найдем брачных документов, я могу под присягой свидетельствовать: ваш отец в моем присутствии поклялся, что этот брак был законным. В суде мне придется поднапрячься, но все же я уверен в благополучном исходе дела. – Поверенный вздохнул. – Честно говоря, я не всегда понимал вас и не одобрял некоторых ваших поступков, но я старался соблюдать условия нашего договора.

Накануне бегства из дома Камерон заключил контракт с поверенным в делах, поручив Григгзу заботиться о его матери.

– Я признателен вам за это.

– Я ни разу не проговорился вашей матери о том, что знаю, где вы находитесь, и что мы переписываемся.

«Она понимала, почему я уехал, – подумал Камерон. – Мама знала, что моя юношеская гордость и гнев до добра не доведут, и я попаду в беду». И хотя Камерон не писал матери писем, он посылал ей подарки, которые свидетельствовали о том, что он жив.

– Как вы и просили меня, я связывался с вами только в случае крайней необходимости, – продолжал поверенный в делах. – И когда ваша матушка заболела, я подумал, что это именно тот случай.

– Я виделся с ней, Григгз, – прошептал Камерон. – В ночь накануне ее смерти.

– Но…

– Я сумел пробраться в дом и покинуть его незаметно.

Их взгляды встретились.

– Теперь, когда вы стали маркизом Уолкоттом, вам не следует больше использовать подобную тактику. Люди будут внимательно следить за каждым вашим шагом.

«При условии, если я соглашусь выйти из тени», – подумал Камерон.

– Вам необходимо подписать кое-какие документы, милорд, – сказал поверенный в делах и передал Камерону кожаную папку с бумагами. – Это простая формальность, сэр, но ее нужно соблюсти.

На документах каллиграфическим почерком было выведено имя «Джеймс Камерон Фэннинг-роуленд». У Камерона было такое чувство, словно у него на шее затягивается петля.

Похоже, беззаботному Камерону Даггету, который ко всему относился наплевательски, приходил конец. Вместо него должен появиться новый человек: педантичный аристократ, не имеющий ничего общего с веселым циником и повесой, который чувствовал себя как дома и в грязных пивнушках Саутуорка, и в роскошных гостиных фешенебельного столичного района Мейфэр.