Барбара Картленд - Нежные признания Страница 4

Глава 2

Предки графа жили в Оксфордшире пять веков.

В 1390 король Ричард II одарил барона Рингвуда земельным наделом и деньгами. Барон построил прекрасный дом, и с тех пор каждое поколение его потомков достраивало родовое поместье, увеличивая его размеры и ценность.

Во время гражданской войны Рингвуды были твердыми сторонниками роялистов. Это привело к тому, что от Карла II они получили графский титул. Ныне Рингвуд-Плейс представлял собой белокаменное здание внушительных размеров с громадным парком, который время от времени оглашался пронзительными криками гуляющих павлинов.

Лавина родилась здесь и любила эту усадьбу. Сколько она себя помнила, парк и пруд, в котором она училась плавать, всегда казались ей похожими на сказочную страну.

Угроза расставания с любимым местом наполняла ее ужасом.

Как отец собирается убедить маркиза Элсвика согласиться на фальшивую помолвку, если всем известно, что тот презирает женщин?

Все случилось в ранней молодости. Когда Элсвик учился в Оксфорде и ему еще не было восемнадцати, он страстно полюбил одну очень красивую девушку, чей отец купил дом на его земле.

Девушка и юный виконт (тогда он носил такой титул) встретились во время прогулки верхом и полюбили друг друга.

Он влюбился в нее до безумия и был уверен, что она любит его не меньше. Элсвик собирался жениться на ней наперекор светским условностям и воле родителей.

Юноша не имел собственных денег, кроме тех, что давал ему отец на повседневные расходы, и женитьба означала, что он останется без гроша в кармане. Но его это не испугало. Он назначил день свадьбы, будучи в полной уверенности, что отец в конце концов смягчится.

Он ошибся.

– Это не важно, – говорил он своей невесте. – Какая разница, сколько у нас денег, если мы любим друг друга?

Но ей хотелось денег и всего того, что они давали. В день, назначенный для свадьбы, она сбежала с другим мужчиной, оставив своего жениха перед алтарем в глупейшем положении.

Элсвик так никогда и не оправился от этого удара.

– Я ненавижу всех женщин! – однажды заявил он. – Ни одной я не верю и, клянусь Богом, ни одна женщина больше не заставит меня страдать.

В своей округе он приобрел репутацию отъявленного женоненавистника. В замке, который маркиз унаследовал после смерти отца, он принимал в основном мужчин.

Он часто путешествовал за границей, но и там, похоже, не завел связей.

В той местности, где жил Элсвик, он считался благодетелем, поскольку участвовал в благоустройстве деревни, помогал многим людям, которые попали в беду или были слишком бедны, чтобы сами о себе заботиться.

Он посещал несколько лондонских клубов и пользовался уважением завсегдатаев. Там-то он и познакомился с некоторыми придворными, в том числе с лордом Рингвудом.

Ему было тридцать три, но он казался старше своего возраста, во многом благодаря тем легендам, которые окружали его имя уже более десятка лет.

– Право же, я не могу поверить, что он поможет нам, – вздохнула Лавина, когда они в пути начали обсуждать сложившееся положение.

– Кто знает, вдруг он согласится хотя бы потому, что не одобряет браки не по любви.

– Но перевесит ли это его нелюбовь к женщинам? – засомневалась Лавина. – Что, если, наоборот, ему доставит удовольствие отказать одной из них и сделать ее несчастной?

Чем больше она об этом думала, тем тревожнее становилось у нее на душе.

Наконец показался Рингвуд-Плейс. Миновав парадные ворота, карета въехала во двор с деревьями и прудом, по которому плавно скользили утки. Даже сейчас, когда Лавина пребывала в смятении, вид этих знакомых и любимых признаков домашнего тепла и уюта успокоил ее.

Едва подъехав к дому, девушка вызвала экономку и распорядилась приготовить легкий обед, чтобы его можно было побыстрее подать. Чем скорее они отправятся в Элсвик-Тауэрс, тем лучше.

Потом она поспешила в свою комнату, куда уже перенесли чемоданы и сундуки. Джил, горничная Лавины, и миссис Банти, ее камеристка, уже разбирали вещи.

Предметом особой гордости миссис Банти, женщины средних лет с властными манерами, была способность мгновенно находить любые предметы туалета ее светлости в любое время дня и ночи. Сейчас этому ее умению предстояло пройти суровое испытание.

– Я еду в Элсвик-Тауэрс, – сообщила ей Лавина. – И хочу выглядеть роскошно.

– Розовый, – не задумываясь сказала миссис Банти и указала на сундук, который для человека постороннего ничем не отличался от всех остальных. – Это здесь.

Через несколько мгновений они извлекли визитный костюм из розового шелка с четырьмя оборками, каждая из которых была украшена фиолетовым бархатным бантом. Верхняя юбка была сшита из более тяжелого рубчатого шелка, известного под названием «фай». Она выделялась более светлым оттенком розового цвета и была обшита белым кружевом, опять-таки, с фиолетовыми бархатными лентами и бантами.

С сосредоточенным видом человека, погруженного в любимое занятие, камеристка извлекла из сундука и целый ряд аксессуаров, превосходно сочетающихся с нарядом: маленький зонтик того же бледно-розового оттенка, что верхняя юбка, и белую плетеную шляпку с фиолетовыми бархатными лентами и крошечными розовыми бутончиками. Ансамбль был довершен парой изящных туфелек из черной кожи.

Покончив с обедом, Лавина стремглав помчалась наверх, в свою комнату, надевать платье, которое миссис Банти и горничная к этому времени уже погладили и обмели щеткой.

С благоговением они помогли хозяйке одеться. Когда все было расправлено и приглажено, Лавина осмотрела себя в зеркале, пытаясь понять, не сон ли это. Разве не безумие вот так, сломя голову, бежать из Лондона, с тем чтобы сдаться на милость мужчины, который ненавидит женщин?

Она еще раз посмотрела на отражение прекрасного существа и призналась себе, что гордится увиденным. То была уже не бойкая девочка, а настоящая леди. Выглядела она достаточно изысканно, чтобы очаровать любого джентльмена. Но удастся ли растопить сердце угрюмого лорда Элсвика? Или он и впрямь так жесток, как твердит молва?

В дверь постучали. Отец.

– Ты готова, дорогая?

– Полностью, папа, – твердо объявила она и вышла из комнаты с высоко поднятой головой.

У подъезда их ждала карета, запряженная парой белых лошадей. Кучер забрался на козлы, и они тронулись. Лавине пришлось закрываться зонтиком от яркого солнца.

До Элсвик-Тауэрса было двенадцать миль пути; дорога проходила по открытой со всех сторон местности. Летом Англия особенно прекрасна, и, пока карета катилась вдоль живой изгороди, Лавина еще раз дала себе слово, что никогда не покинет этих мест, чего бы ей это ни стоило.

Даже если ради этого придется терпеть лорда Элсвика.

Вдруг она выпрямилась и сосредоточила внимание на чем-то вдалеке.

– Что там, дорогая? – спросил отец.

– Смотри, папа, вон там. – Она указала на фигуру человека на лошади ярдах в ста от них. – Правда, он великолепен?

– Он?

– Конь.

Лавина обожала лошадей, и сейчас все ее внимание было сосредоточено на черном жеребце – прекраснейшем животном из всех, что ей доводилось видеть. Кожа у него была гладкой и блестящей, как атлас, и, несмотря на устрашающие размеры, двигался он с грацией танцора, легко перепрыгивая через кусты и ручьи, ни на секунду не замедляя галопа.

Только потом Лавина обратила внимание на наездника, который, как оказалось, ехал без седла, стремян и поводьев, держась за гриву огромного животного и управляя им без всяких усилий. Он был в одних бриджах и расстегнутой рубашке, под которой виднелась широкая мускулистая грудь.

Сперва она решила, что это чей-то конюх, но потом что-то знакомое в посадке темноволосой головы заставило ее сердце забиться быстрее.

– Элсвик, – прошептала девушка.

– Вот те на! – проронил отец. – Это и впрямь он.

Маркиз удалялся, становясь все меньше и меньше. Скакал он в сторону Элсвик-Тауэрса, который уже показался на горизонте.

Когда они подъехали ближе, Лавина не смогла не восхититься замком, который восстановил и расширил отец маркиза. Это было необыкновенно красивое и богатое здание, в сравнении с которым бледнел даже Рингвуд-Плейс.

Над серединой главной стены возвышалась огромная башня с зубцами и флагштоком. По наличию и отсутствию флага мир узнавал, дома ли хозяин замка.

Сейчас флагшток был пуст, но как раз, когда Лавина смотрела на него, полотнище гордо взметнулось на самую его верхушку: лорд Элсвик вернулся домой.

Когда карета переезжала по мосту через окружающий замок ручей, Лавина залюбовалась цветами, которые ярким ковром покрывали землю у стен. Потом ее впечатлила огромная, украшенная красивой резьбой парадная дверь.

Лошади остановились перед ней. Лакей, сидевший рядом с кучером, спрыгнул на землю и дернул за кольцо звонка.

Граф повернулся к Лавине:

– Оставайся пока в карете, милая. Я поговорю с маркизом и позову тебя.