Николя Барро - Кафе маленьких чудес Страница 5

– Не было у меня никогда лысых уродов, – обиженно возражала ей Нелли. – А зачем тебе дурак, когда можно найти умного? Никак ты боишься умных мужчин?

– Да ну тебя! Одно другого не исключает, – говорила Жанна, очевидно полагавшая, что все мужчины умные, даже те, которые наделены от природы лучистыми глазами, прямым носом, твердым подбородком, густыми волосами и атлетическим телосложением. – Знаешь, Нелли, у меня на этот счет совсем другая теория! – добавляла она, блестя зелеными кошачьими глазами.

– И какая же?

– Ты боишься красивых мужчин, потому что не веришь в себя, c’est tout![23]

– Ой, ну что бы я делала без твоей доморощенной психологии?

– Вот и я себя часто об этом спрашиваю!

Хотя относительно мужчин они придерживались разных взглядов, Нелли в глубине души была рада, что в лице землячки-кузины, с которой они были знакомы с детства, у нее есть близкий человек, к которому всегда можно прийти. В огромном Париже Жанна была для нее частью малой родины, и Нелли любила заходить в ее уютное кафе, причем не только ради грушевого пирога, которым в детстве по воскресеньям баловала девочек бабушка.

Жанна всегда была весела, и ничто не могло выбить ее из колеи. И Нелли было приятно знать, что рядом есть человек, который, даже если наступит конец света, устоит среди всеобщего разрушения, как скала в волнах прибоя.

Хотя сейчас она предпочла бы, чтобы Жанна не торчала так упорно в своем длинном зеленом фартуке возле ее столика, дожидаясь, когда за него сядет американец, который как раз отошел от витрины и направился к ним.

– Ну как? Что-нибудь выбрали, месье? – спросила Жанна, одобрительно оглядев Шона, который усаживался за стол, пытаясь поудобнее примоститься на маленьком стульчике.

– Ваши пирожные выглядывают так аппетитно, что трюдно выбрать, – произнес Шон на ломаном французском. – Но я подумал, что нужно взять грушевый пирог – или, может быть, правильно будет грюшевый? Такого я еще никогда не поглёщал…

Кузины переглянулись, и обе прыснули.

– Непременно попробуйте, месье, он хорошо поглощается. Этот грушевый пирог с лавандой – наше фирменное блюдо. Удачный выбор! – Жанна довольно улыбнулась, и Нелли уже заранее знала, что она скажет дальше. – Я всегда говорила: груши – еще недооцененный продукт.

Нелли выразительно закатила глаза.

– Кстати, я – Жанна. Но кузина, наверно, вам это уже сказала, – объявила Жанна, сходив за пирогом и поставив на стол две большие порции.

– Да, конечно… да! – Шон улыбался светловолосой хозяйке кафе, высившейся над ним подобно темно-зеленому маяку, и в своем стремлении сказать ей что-то приятное даже перестарался. – Вы совсем не покожи на кузин! – пошутил он.

Ложечка в руке у Нелли опустилась на мягкую печеную грушу, которая золотистым холмиком проступала из-под густого слоя сбитых сливок.

Всякому человеку с нормальным зрением было видно, что между ней и Жанной сходство весьма условное!

– Вас можно принять за сестер! – воскликнул он и снова заулыбался.

Нелли чуть не подавилась.

– Неужели у вас в Бретани все женщины такие красивые? Тогда надо скорей ехать туда!

Шон засмеялся. Жанна засмеялась. Нелли посмотрела на них и положила в рот новый кусочек пирога.

– Не все, – ответила наконец Жанна и бросила на Нелли выразительный взгляд, говоривший, что она оценила шутку американца. – Так что оставайтесь лучше в Париже!

Она заботливо поправила на столе тарелочку Шона и кофейную чашку, чтобы они удобнее разместились на маленькой мраморной столешнице. Затем опять обернулась к Нелли:

– Не хочешь представить мне своего нового друга?

Нелли проглотила кусок, который был у нее во рту, но не успела она заговорить, как американец вскочил, толкнув при этом столик, так что стоявшие на нем большие белые чашки с зеленой каймой угрожающе зашатались.

– О, простите, простите! – воскликнул он. – Как невежливо с моя сторона! Мне давно надо было представиться. Я Шон. Шон О’Малли.

– Жан? – обрадовалась Жанна. – Значит, вас зовут так же, как меня.

– Его зовут не Жан, а Шон, – вступила в разговор Нелли, решив, что ее кузине, которая всегда была склонна делать себя центром внимания, пора бы уже удалиться на свое место за стойкой.

– Yeah, Шон, – подтвердил Шон, и в его произношении это действительно прозвучало почти что как «Жан». – Я живу в Мэне, но моя семья родом из Ирландии. Мы с вашей кузиной только что познакомились на скамеечке в парке. Она была такая… – И тут он ошарашенно замолчал, получив чувствительный пинок под столом, несомненно нанесенный синей туфелькой с ремешком.

– Шон интересуется Полем Вирильо, – быстро вмешалась Нелли.

Надо было срочно остановить Шона, чтобы он в своей простодушной раскованности не выболтал что-нибудь лишнее, чего совершенно необязательно было знать Жанне, потому что Жанна Делакур была не в курсе того, какие высокие чувства питает младшая кузина к своему профессору. Пускай это так и останется до тех пор, пока положение дел не изменится таким образом, что будут исключены любые неподобающие высказывания. Хотя имя Бошана уже не раз возникало в разговорах кузин – его упоминания было трудно избежать, поскольку Нелли у него работала, – сама она сознавала, что уважаемый профессор далеко недотягивает до того, чтобы его можно было причислить к десятке самых сексуальных мужчин на свете. С Жанной они виделись только один раз, эта случайная встреча произошла летом, когда кузина как-то вечером зашла за Нелли в Сорбонну. Но обаятельный Бошан, как и следовало ожидать, не произвел на Жанну особенного впечатления. «Что-то с виду не скажешь, что ему только тридцать пять лет, правда? – сказала тогда Жанна, и это было единственное замечание, которое она сделала, когда они, выйдя из университета, спускались по ступеням. – Он, кажется, хромает?» Было бы напрасной тратой времени объяснять прозаической Жанне, почему ей все в Бошане кажется необыкновенным – даже его покачивающаяся походка, про которую Нелли никогда бы не сказала, что это хромота.

– Вирильо? – Брови Жанны вопросительно изогнулись. Затем она как будто вспомнила, что уже однажды слышала это имя. Как-никак Нелли, начав писать дипломную работу, только о нем и говорила. – А-а-а, Вирильо! Да, моя кузиночка занимается очень мудреными вещами – она у нас всегда была самая умненькая в семье. А что, Жан, вы тоже занимаетесь философией?

Шон в ответ энергично замахал руками.

– О нет… нет! – запротестовал он. – Просто мне это кажется очень интересным. Я только что получил инженерный диплом, но сейчас я решил сделать a break[24] и путешествую по Европе с гитарой. Я неплохо пою, правда? – Он постучал по прислоненному к стулу футляру, в котором лежала гитара, и подмигнул Нелли. – Но я всегда стараюсь – как это называется – расширить свой кругозор.

– Ну, так я не буду вам мешать, – с улыбкой сказала Жанна, и Нелли по лицу кузины ясно увидела, что та при этом подумала: высокий, видный (!) мужчина, который не только получил инженерное образование и прилично говорит по-французски, но еще и с музыкальным талантом, общительный и вдобавок интересуется философией!

«А что я говорила!» – читалось в ее взгляде, который она бросила, прежде чем отойти от столика в самом дальнем углу, оставив Нелли и Шона наедине.

Шон съел кусочек грушевого пирога, отпил немного кофе из чашки, затем перегнулся через столик и, понизив голос, с нетерпением попросил:

– So[25]. Теперь, когда нас не слушает ваша кузина, расскажите мне о дромологии. – И, подмигнув, добавил: – Так что там была за запутанный история между этим Вирильо, летающим профессором и вами?

3

Сколько себя помнила Нелли, ее всегда мучили страхи. Страх, что за занавеской прячется какой-нибудь злоумышленник, страх перед темнотой, страх, если кто-нибудь запаздывает, страх, что ее бросят одну, страх, что она не справится с порученным делом, страх застрять в лифте, страх, если среди ночи вдруг зазвонил телефон, страх, что кто-нибудь вдруг заболеет, страх, что нахлынет гигантская волна и все утонут, страх, что случится что-то ужасное.

Жизнь казалась чем-то ненадежным и не располагала к спокойствию. С ранних лет Нелли поняла, что люди со всеми своими мечтами, стремлениями и надеждами ходят в этой жизни по тонкому льду, и в любой момент, когда все, казалось бы, идет замечательно и великолепно, когда ничто не предвещает беды, лед может неожиданно под тобой проломиться.

Поэтому нужно все время быть начеку, никогда не расслабляться, потому что жизнь устроена так, что, пока ты смотришь в окно, ничего не происходит, но достаточно на минутку отвлечься, как тут же все и случится.

Как тогда, когда она восьмилетней девочкой помахала родителям, которые с двумя чемоданами в радостном отпускном настроении садились в старенький папин «ситроен», чтобы лететь на остров с названием, словно взятым из сказки. На остров, где, как рассказывала мама маленькой дочке, воздух пахнет мускатным орехом, а белый песчаный берег окаймляют высокие пальмы, за которыми простирается море, совсем не такое, как наш серо-голубой, тяжело вздымающийся Атлантический океан. Оно светлое и теплое, мерцающее, как сапфир, и такое прозрачное, что ты видишь, как вокруг твоих ног плавают рыбы, расцвеченные всеми цветами радуги.