Лора Флоранд - Француженки не заедают слезы шоколадом Страница 8

– Пара ни в коем случае не должна управлять рестораном, – твердо прервал Эрве. – Всем известно почему. Иногда доходит до поножовщины.

– Серьезно, Сара, останься в Париже еще на какое-то время, – сказал Грегори. – Получишь шанс стать хорошим кондитером.

Лицо Патрика было совершенно безучастно, что довольно странно. Да, ему было бы неприятно сказать ей перед всеми парнями, что у Leucé нет никакой чертовой возможности нанять ее после окончания стажировки.

– Я хочу открыть маленькую кондитерскую, – с вызовом сказала Сара. Лица сидящих за столом выразили понимание и в то же время снисходительность, – и делать торты. У меня будет собственный бизнес.

Несколько человек обменялись взглядами и пожали плечами. У них было такое выражение, с каким громадные, потрепанные в схватках футболисты общаются с женщиной, которая рыдает, потому что сломала ноготь.

Эрве развел руками.

– Видите? – Он посмотрел на всех, а потом спросил Сару: – Мы хоть раз обращались с тобой как чертовы женоненавистники?

– Нет.

Парни бывали довольно грубыми и неотесанными, подшучивали над ней, но не больше, чем над другими членами команды. Она думала – чего уж там, надо признать, надеялась, – что в один прекрасный момент Патрик будет пытаться соблазнить ее, но это так и осталось лишь несбыточной мечтой. Он вел себя со всеми одинаково. Он донимал даже шефа, просто чтобы заставить улыбнуться невозмутимого Люка Леруа. И если Патрик был чуть нежнее с Сарой, защищал ее и позволял себе пофлиртовать, то только потому, что она была маленькой и к тому же женского пола, а он был французом и ничего не мог с собой поделать. Просто такова была его природа. Никаких задних мыслей у него не было.

– Видишь? – Эрве постучал костяшками пальцев по столу. – Ты сама решила не держаться до конца. А потом президент выступит с какой-нибудь чертовой речью о первой женщине, ставшей Meilleur Ouvrier de France, и о том, что мы должны открыть для женщин рабочие места, а в газетах и по телевизору поднимется шумиха, что мы, мужчины, занимаем в лучших кухнях все высокие посты и не даем ходу вам, женщинам.

Сара стиснула зубы и впилась в него взглядом.

– У меня есть право на собственное желание. Я не собираюсь становиться кем-то другим только для того, чтобы быть гордой представительницей всего женского пола.

Она устала становиться кем-то, чтобы гордо представлять семью, мать, иммигрантов… Крутой поворот в карьере и переезд в Париж были предприняты ею для того, чтобы следовать за своей мечтой.

Чтобы быть собой.

Черт, сейчас она почувствовала себя мерзко из-за того, что была собой. Ей захотелось нырнуть под стол, опустить голову на колени Патрика и не вставать долго-долго.

Она поднялась. Мужчины, нахмурившись, глядели на нее – все, кроме Патрика, который по-прежнему безучастно разглядывал свое пиво, будто его разум не допустил к себе весь предыдущий разговор, а позволил размышлять о более важных вещах.

– Калифорния, – с отвращением пробормотал Эрве, а Грегори и Ной покачали головами. Мартин выглядел лучше, будто мечтал о калифорнийских девочках на пляже. – Ты можешь добиться большего.

Правда? Неужели они действительно так считают?

Горячее зернышко веры, о которой Сара и не подозревала, зародилось в ней. Будто она проглотила что-то, но оно застряло в горле. Боясь, что оно успеет раствориться при следующих словах, она помахала рукой и направилась к выходу, надевая пальто, и ссутулилась, когда вышла на холод.

Дверь открылась у нее за спиной прежде, чем она успела сделать три шага по тротуару в предрассветной тишине. Когда Сара приехала в Париж, ее пугало возвращение домой в такой час, но постепенно она привыкла. Исключением были моменты, когда на пустой улице надо было разминуться с мужчиной подозрительного вида. В остальном же ей нравились ночные прогулки. Они приносили облегчение после трудного дня.

– Давай не будем рисковать, Сара. Ты можешь не успеть на последнюю электричку в метро. – Патрик догнал девушку и завладел ее рукой, не задумываясь, ведь за пять месяцев он приобрел на это право, командуя в кухнях. – Мы поймаем тебе такси.

– Обычно я хожу пешком.

– В самом деле? – Сара увидела, как на мгновение его губы сжались. Это было удивительно и невероятно. Наверное, ей просто показалось. – Одна в час ночи?

Она скрестила руки.

– Такси дорого для меня.

«Ты забыл, что я скромная практикантка? Даже плата за квартиру, такую крошечную, что можно обойти за пару шагов, слишком велика для меня».

– У меня есть деньги. – Он остановился на углу, не отпуская Сару, и поднял руку.

– Сама справлюсь, – сказала она с раздражением, когда подъехала машина. «Черт побери, я не щенок. Я могу позаботиться о себе. Хоть это я могу. Я окончила Калифорнийский технологический, знаешь ли».

Но что значили здесь ее институтские достижения? Ничего. Ведь она приняла решение идти по совершенно новому пути.

Патрик распахнул заднюю дверь и через спинку сиденья передал водителю купюру, будто Сара ничего не говорила. Затем взял ее за талию и втолкнул в машину в точности так, как оттолкнул от кастрюли с горячей карамелью. Сара свирепо взглянула на Патрика, а он смотрел на нее сверху вниз, придерживая дверь.

– Но зачем тебе маленькая кондитерская, Сара?

Она обхватила себя руками.

– Она будет моей, и только я буду решать, хороши ли мои торты и пирожные.

«Поверь, мои требования к совершенству беспощадны. По крайней мере, я всегда так думала».

– Что ты хочешь там делать?

Она моргнула, и на секунду промелькнула мечта, ослепляя ее.

– Работать с карамелью, – выдохнула она, и напряжение покинуло ее. – Торты, пирожные и все самое прекрасное. Из нее я буду делать необычайные украшения. Малыши будут получать их на дни рождения, женщины – наслаждаться ими на своих свадьбах. И взрослым, и детям будет казаться, что из этого мира они перенеслись прямо в сказку.

Он уставился на нее так, как если бы она упала с Луны, и Сара вспыхнула. Должно быть, он не мог поверить, что такая неуклюжая американка может работать с расплавленной массой, и с трудом удерживался, чтобы не поморщиться.

– С карамелью? – переспросил он. – Но… это же больно.

– И тебе бывает больно, – возразила она, поднимая подбородок и выдерживая взгляд Патрика. – Но ты же не перестаешь работать.

Он открыл рот… и закрыл. Подняв голую руку, он перевел взгляд со своей широкой, мозолистой ладони на ее руку в тонкой перчатке, на мгновение задумался и быстро опустил руку на дверь, будто вовсе не собирался говорить. В чем же дело? Он не может представить себе, что Сара трудится так же интенсивно, как и он? Чертов мачо французской кухни!

Но самое плохое заключалось в том, что она, кажется, до сих пор не научилась справляться с работой. И не могла возложить ответственность за это ни на кого, кроме себя.

– А зачем тебе ехать в Калифорнию?

Сара охватила руки пальцами и до боли сжала их.

– Там моя семья.

Сказав это вслух, она почувствовала тоску по дому, к которой примешивалось какое-то неясное беспокойство. Она боялась лишиться той точки опоры, которую обрела, когда наконец-то получила право делать что-то настоящее в кухнях – и поняла это. И еще боялась потерять ту уверенность в себе, которая помогала ей добираться до дома пешком по ночным парижским улицам.

– У тебя крепкие связи с ними?

Он, кажется, озадачен? Но почему? Он сам крепко связан со своим шефом и командой. Ему так и не удалось расстаться с ними, даже после победы в конкурсе Meilleurs Ouvriers de France.

Сара кивнула. Иногда она слишком привязана к семье, настолько, что не может двигаться или быть собой. Когда она во второй раз сошла с самолета в Париже и отправилась в Culinaire, то чувствовала себя такой гордой, что перехватывало дыхание. Пришлось прилагать усилия и дышать глубоко. Она даже удивлялась, как можно делать такие огромные вдохи.

Патрик нахмурился и немного наклонился вперед. На одну фантастическую секунду Саре подумалось, что он собирается проскользнуть в такси следом за ней, и ее сердце замерло. Впрочем, все ее тело замерло, сжались даже пальцы ног и мышцы между бедер. Он не мог сесть с нею в такси. Иначе все говорили бы об этом в баре, знали бы, что произошло, и если бы Патрик был в настроении для пустякового секса с ней, чтобы отдохнуть вечерком, то оказались бы правы.

Даже если она ненавидит его. Даже если он только что подрался из-за другой женщины.

Но Патрик обернулся, взглянул на бар и отступил со своей легкой ухмылкой.

– Bonne nuit[28], Sarabelle. – Он подмигнул. – Не волнуйся, если проснешься поздно из-за снов обо мне. Я тебя прикрою.

Он закрыл дверь такси и направился к бару.

Само собой разумеется, Патрик ей приснился, но потребность ненавидеть его разбудила ее рано утром и выгнала из кровати.