Жизнь в пограничном слое. Естественная и культурная история мхов - Робин Уолл Киммерер Страница 39

Хотя отыскать их нелегко, на каждом болоте есть не менее трех различных видов Splachnum. Splachnum ampullulaceum обитает на экскрементах белохвостого оленя. Если же за оленем последует волк или койот, на его испражнениях поселится другой вид — Splachnum luteum. Это объясняется тем, что экскременты хищников и травоядных существенно различаются по химическому составу. Если через болото пройдет лось и внесет свой вклад в местную «азотную экономику», его помет будет бесполезен для любого из Splachnum. Он привлекателен для других мхов.

Семейство, к которому принадлежит Splachnum, включает и другие роды мхов, которым нужен азот животного происхождения. Tetraplodon и Tayloria встречаются на гумусе, но по преимуществу — на останках животных (например, черепах) и на совином помете. Однажды я нашла под соснами череп лося с челюстной костью, покрытой Tetraplodon.

Стечение обстоятельств, приведшее к появлению Splachnum в нашем мире, можно назвать чрезвычайно редкостным. Спелая клюква на болоте притягивает олениху. Та стоит и пасется, навострив уши, взвешивая, велик ли риск встретить койота. Через несколько минут после того, как она остановилась, помет по-прежнему выделяет пар. Отпечатки копыт оставляют в торфе углубления, которые наполняются водой: позади оленихи остается цепочка крошечных водоемов. Помет содержит приглашение, заключенное в уносящихся вверх молекулах аммиака и масляной кислоты. Жуки и пчелы не откликаются на этот сигнал и продолжают свою работу. Но мухи по всему болоту прекращают выписывать извилистые траектории, их усики подрагивают: послание принято. Мухи слетаются на свежий помет и поглощают соленую жидкость, которая начинает кристаллизоваться на поверхности катышков. Оплодотворенные самки ощупывают испражнения ногами и погружают в них сверкающие белые яйца — ниже, туда, где тепло. На их щетинках остаются следы от предыдущих поисков пищи: так мухи разносят споры Splachnum.

Во влажных экскрементах споры прорастают стремительно — и вот уже катышки опутаны зелеными нитями. Скорость имеет решающее значение: рост спор должен происходить быстрее, чем разложение экскрементов, иначе мох обнаружит, что под ним нет дома. Питательные вещества, содержащиеся в помете, ускоряют развитие, и через несколько недель испражнения покрываются зеленым ковром, который состоит исключительно из Splachnum. Как и другие растения, мхи вынуждены решать, куда тратить энергию — на рост или на размножение. Если вложиться в долгоживущие стебли и листья, это даст крупные дивиденды в будущем: растение сможет, расталкивая конкурентов, оставить за собой доминирующее положение в сообществе. В данном случае размножение откладывается — поступающая в ограниченном количестве энергия обеспечивает рост. Эта стратегия эффективна в стабильных средах, где возможности для размножения гарантированно сохранятся в будущем. Среда, скорее всего, переживет растение. Но если среда изменчива, лучше вложить энергию в мобильность. Оставаться неподвижным в среде, которая скоро исчезнет, значит обречь себя на вымирание. Растение должно как можно скорее произвести множество разносимых ветром спор, чтобы те рассеялись по новым средам обитания, прежде чем эта перестанет существовать. Splachnum относится именно к таким странствующим видам: он быстро заселяет одну кучу навоза, потом перемещаются к следующей, а та, первая, между тем разлагается.

Вся жизнь растущей колонии Splachnum проходит под знаком близкого отбытия. Спорофиты появляются за одну ночь: выдающееся достижение для мха, живущего в темпе улитки. Над листьями поднимаются ножки, на конце каждой — капсула, кишащая спорами. Ни один другой мох не предается такому безудержному размножению. Капсулы нехарактерных для мха цветов — розового и желтого — раскачиваются на ветру, набухают, взрываются, извергают из себя клейкую массу окрашенных в яркий цвет спор. Мхи, ведущие себя поскромнее, доверяют своих отпрысков ветру, которому не нужно прибегать ни к каким ухищрениям, чтобы подхватить их. Splachnum растет только на экскрементах и нигде больше, поэтому он не может полагаться на ветер. Споры разлетятся только в том случае, если у них будет, во-первых, транспортное средство, а во-вторых, билет в конкретное место назначения. Splachnum, окрашенный в цвета сахарной ваты, притягивает мух — среди однообразной зелени болота те принимают растения мха за цветы. Пытаясь отыскать нектар, которого нет, насекомые покрываются липкими спорами. Почуяв запах свежего оленьего навоза, принесенный ветром, муха летит на него и оставляет на дымящейся куче споры Splachnum. И вот, однажды утром, придя на болото за голубикой, я внезапно увижу у себя под ногами соцветие Splachnum.

Владелец

У письма не было обратного адреса. Ко мне обратился человек-невидимка с предложением, от которого я не могла отказаться. В строках, написанных на толстой белой бумаге, содержалась просьба ко мне: оказать «в качестве бриолога экспертные услуги в рамках проекта по восстановлению экосистемы». Звучало неплохо.

Цель была такой: «Точно воспроизвести флору Аппалачей в саду с местными видами растений». Владелец «стремился к подлинности и желал включить мхи в программу восстановления». Более того, он просил «указаний по обеспечению соответствия видов мхов и скал внутри ландшафта». Именно так выглядела бы моя задача, если бы я приняла щедрое предложение. Подписи не было — только название сада. Слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Мало кто интересуется восстановлением экосистем, тем более — восстановлением мхов. В то время я среди прочего исследовала способность мхов закрепляться на голом камне. Приглашение идеально подходило мне. Проект заинтриговал меня; кроме того, я недавно стала университетским преподавателем, и мне, разумеется, было лестно, что мой опыт собираются использовать и платить за это деньги. Похоже, приниматься за дело нужно было срочно, и я стала строить планы скорейшего отъезда.

Я вырулила на обочину и развернула листок с указаниями, который лежал на сиденье рядом со мной. Указания требовали проявлять величайшую пунктуальность, и я старалась выполнять их. Я выехала на заре, чтобы попасть в эту прелестную долину, где голубые сиалии перелетали через извилистую дорогу и приземлялись на невероятно зеленых июньских пастбищах. Вдоль дороги тянулась старая каменная стена, и даже сидя в машине, я наслаждалась видом мха, покрывшего ее за многие годы. На юге такие стены называют «невольничьими оградами», в память о тех, чьи руки складывали их. Вековой покров Brachythecium сглаживает углы и воспоминания. Согласно указаниям, мне нужно было следовать вдоль каменной стены, пока не начнется забор из сетки. «Сверните влево, к воротам. Они откроются в 10:00». И действительно, стоило мне подъехать, как массивные ворота плавно отодвинулись в сторону, в ответ на повеление кого-то невидимого. Было поразительно наблюдать за такими мерами безопасности внутри долины, где, казалось, скорее встретится запряженная лошадьми повозка, чем электрический глаз.

Я стала взбираться по крутому подъему, под колесами хрустел гравий.