Три аксиомы - Зыков Иван Максимович Страница 29

В 1959 году профессор С. В. Зонн выпустил книгу «Почвенная влага и лесные насаждения», и там сказано: «Приспособление древесных пород к недостатку влаги в почвах не проходит для них бесследно. Оно, как правило, сопровождается внутренним изменением их органов и чаще всего выражается в более быстром „старении“… и сокращении долговечности».

Ошибки в книге легко исправить изданием другой книги, благо книги по лесоводству выходят тиражом в одну тысячу экземпляров. Ошибки в ведении лесного хозяйства исправляются миллионными расходами и десятилетиями работы.

И вот стоит лес, разделенный просеками на квадраты. Одни квадраты полностью усохли и ощетинились серым хворостом обнаженных от коры ветвей. Другие только суховершинят, а нижние ветки еще зелены, но они тоже обречены. Есть более молодые и совсем здоровые. Но всюду кишмя кишат паразиты и вредители всех мастей.

Таким стал к 1956 году знаменитый Велико-Анадольский лес, колыбель и школа степного лесоразведения.

Как-то вечером заговорили о болезнях и вредителях. Главный лесничий Велико-Анадольского лесхоза А. Б. Николайчук сказал:

— В нашей округе нет ни одного ясеня, не зараженного древесницей въедливой.

Я много слыхал про эту гусеницу и видал в банках со спиртом и формалином, но мне не приводилось видывать ее живую. Она три года живет внутри древесного ствола, выгрызая длинные ходы, а снаружи ее не увидишь.

Лесничий решительно взмахнул рукой.

— Эх, была не была, загублю ясенек, покажу вам этого зверя! В любом дереве есть наверняка, выбирать не надо.

Срубили молоденький ясень, чуть потолще большого пальца, раскололи стволик. Во всю его длину тянулись внутри две параллельные норки. Постепенно срезая древесину, мы добрались, наконец, до самих въедливых тварей. Лимонно-желтые червяки с мелкими черными точечками. Я бросил их в коробку с дустом ДДТ и положил в чемодан: пусть сдохнут, засохнут, сохраню на память, увезу в Москву, покажу.

Вскоре уехал из Великого Анадола, побывал в других степных лесах и при постоянных переездах со многими пересадками и долгими ожиданиями на вокзалах забыл про коробку. Вспомнил через три недели: «А не сгнили мои червяки?» И что же оказалось? Живые, шевелятся! Дуст на них не действует.

Дело в том, что листогрызущие гусеницы, живущие на открытом воздухе, имеют мягкую, рыхлую кожу; ядовитый порошок впитывается в поры, отравляет. А гусеницы древесницы въедливой постоянно трутся боками о жесткие стенки прогрызаемых тоннелей, и у них соответствующая условиям жизни кожа — твердая, полированная, скользкая; как ни посыпай порошком, ничто к ним не прилипает. Зароешь ее в дуст — она повертится, выберется наверх и оказывается совершенно чистенькой, блестящей, без единой пылинки.

Вот и поборись с таким хищником, когда он три года наружу не показывается. (Чтобы увидеть его, надо спилить да расколоть дерево.) И вдобавок яда не боится.

Болезнь, говорят, легче предупредить, чем вылечить, а предупреждать можно гигиеной, правильным хозяйством.

Хуже всего то, что некоторые паразиты, расплодившись на больных или умерших деревьях, накидываются потом на совершенно здоровый лес и губят его.

Вспоминаются слова Н. Г. Высоцкого: «Паразиты не заставляют себя ждать и караулят свою добычу в виде насаждений с ослабевающим ростом… Поэтому, помимо непосредственной борьбы, направленной на уничтожение паразитов, главной лесоводственной мерой является при помощи прореживаний и своевременных рубок не допускать насаждения до критического подвялого состояния».

Но вот, видите, допустили. Надо исправлять, надо заново сажать лес.

У нас много написано о подвигах покорителей целины, строителей Братска, но мало кому известны дела лесоводов.

А между тем лесоводы делают большие дела, и мне кажется, они-то и есть беспримерные герои.

Директор Велико-Анадольского лесхоза Александр Алексеевич Сергеев и главный лесничий Архип Борисович Николайчук пришли работать в погибающий и зараженный паразитами лес, наперед зная, что усыхание будет продолжаться, что раны тяжелы, а имеющиеся в их распоряжении средства невелики, что надо запастись терпением и работать, стиснув зубы.

Строителям Братска и покорителям целины вся страна поставляла оборудование и вся страна слала ободряющие слова. Космонавты совершали беспримерные подвиги, опираясь на безотказно действующую технику.

А что имели Сергеев и Николайчук?

Предстояло быстро спилить сотню тысяч кубометров усохших деревьев, но в лесхозе не было ни одной механической пилы — шаркай руками!

Когда видишь, как украинские женщины, изогнувшись в три погибели и приникнув к земле, в неудобных позах шаркают пилой по стволу, останавливаются перевести дух, отирают с лиц пот и снова принимаются шаркать, чувствуешь, что в наши дни такая каторжная работа — анахронизм.

В былые времена копали землю лопатой, при стройке высоких этажей носили кирпичи наверх на спине, ходили пешком из Вологды в Керчь и из Керчи в Вологду, подобно Счастливцеву и Несчастливцеву из пьесы Островского «Лес», и никого не удивляла такая чудовищная затрата труда, потому что других-то способов не было. Тогда спиливали деревья ручными пилами.

Теперь построены железные дороги, созданы подъемные краны, экскаваторы, механические пилы. Электропилы работали в тайге. А в степных лесничествах полагалось лес беречь да стеречь, была только лесная охрана, и не было лесорубов и лесозаготовительных машин. Задача спилить с корня огромное количество стволов обрушилась на степных лесников внезапно.

Предстояло далее посадить новый лес, а для этого надо выкорчевать пни и вычесать корни. В Московской области мы видели, как лес сажают среди старых пней без вспашки почвы; там влаги хватает. В Великом Анадоле так не получается. Чтобы вода скупых дождиков впитывалась в землю и медленнее испарялась, чтобы в дальнейшем можно было вести уход за почвой и борьбу с сорняками, почву надо подвергнуть сплошной глубокой вспашке, предварительно удалив пни и вычесав корни.

Корчевку начали при мне. Велико-Анадольский лесхоз имел два корчевателя. На раскорчевку одного гектара один агрегат потратил восемь дней. Я подсчитал: работы хватит лет на двадцать.

Директор Сергеев сказал:

— Сноровки еще нет. Дальше пойдет спорее.

Потом у одного корчевателя сломался черпак. Запасных частей достать было неоткуда.

И еще трудность — низкая заработная плата в лесном хозяйстве. Велико-Анадольский лес расположен в индустриальном Донбассе. В шестидесяти километрах к югу находится приморский город Жданов с крупными новостройками, где требуется много рабочих рук, а в пятидесяти километрах к северу лежит город Донецк, и там тоже немало нужно народу. Там людям много платят и предоставляют им всякие жизненные удобства; там ходят автобусы, по вечерам на улицах зажигаются фонари, звучит музыка. А в лесу темно и даже собаки не тявкают; что же в лесу услышишь, кроме волчьего воя? Естественно, лесхоз испытывал затруднения при найме рабочей силы.

Вот в каких условиях руководители Велико-Анадольского лесхоза начинали работу. Какую же стойкость и силу воли надо иметь, чтобы остаться на трудном посту и не запросить перевода куда-нибудь на Черниговщину, Волынь или на зеленые Карпаты, где леса ведут нормальное полнокровное существование, не усыхают и все идет значительно легче! Тем более что переводы лесничих с места на место были в 50-х годах на Украине в моде.

Директор А. А. Сергеев, спокойный такой человек, говорил:

— Что ж вы хотите, чтобы так сразу. Скоро только сказки сказываются. В конце концов все будет, и машины дадут.

Машины начали давать в 1957 году. Потом прибавили заработную плату.

К 1965 году посажено 2300 гектаров нового леса. Он будет лучше старого. Среди усохших насаждений было много ясеня и береста, теперь посажен дуб. Он крепче и устойчивее: его корни глубоко идут в землю. Сейчас в лесу свежо и зелено, не увидишь усохшей веточки.