Джудит Фландерс - Сотворение дома Страница 10

Таким образом, торговля и капитализм набирали обороты в Нидерландах – стране с хроническим недостатком пахотных земель и, следовательно, со слабой землевладельческой аристократией. Поэтому все силы были брошены на инвестирование в новый городской класс профессионалов, которые, предчувствуя зарождение и участвуя в развитии денежной экономики, в конечном счете взяли под контроль и экономику, и политику. Нидерланды уже долгое время занимали позицию крупного центра торговли – еще в XIII веке голландские купцы передвигались по всей Европе со своими ярмарками готовой одежды. Голландские порты, в особенности Амстердам, считались крупнейшими европейскими центрами торговли. К этому времени торговля уже не являлась сезонным занятием для организованных групп купцов и гильдий. Теперь торговля велась круглогодично, с открытым доступом как для отдельных лиц, так и для быстро оформляющихся компаний. Постепенно VOC вытесняет с азиатских рынков Португалию как монополиста: частные компании вытесняют разваливающиеся остатки предприятий, финансируемых государством. Снижается могущество права, предоставляемого рождением. Новый городской класс профессионалов набирает силу. (Даже в Оксфордском словаре английского языка толкование слова «капитализм» дается со ссылкой на рынки Нидерландов в качестве примера.)

Англия не отставала: земельные владения, которые на протяжении столетий были непосредственным индикатором уровня благосостояния, теперь ощущают вызов со стороны других форм капитала. Через десяток лет после того, как Крузо вернулся со своего острова, Дефо заметил: «Революция в торговле привела к изменениям самой сути вещей… мы видим, что аристократы и дворяне продают повсюду свои поместья, а состоятельные люди их покупают: теперь дворяне стали богаче аристократов, а купцы богаче их всех». Финансовые преимущества ныне уже не сосредоточиваются в сельскохозяйственных районах. Купцы не скупали поместья. Они концентрировались в тех местах, которые затем превратились в мировые столицы. В конце XVII века около половины населения Нидерландов проживало в городах, в то время как в Европе – только каждый десятый.

Стоило бы снова вернуться к такому явлению, как Реформация, для которой характерно то, что акцент ставится на индивидуальную ответственность и священность труда. Купцы сколачивают себе состояние не для того, чтобы спокойно удалиться от дел. Они продолжали работать и зарабатывали еще. Работа больше не являлась только средством к существованию, она стала способом самоутверждения. Это привело к радикальным изменениям в экономической жизни и в устройстве семьи.

Голландское представление о браке и о роли мужа и жены в браке сформировалось под влиянием учения Мартина Лютера. Затем оно было дополнено уроженцем Роттердама теологом Эразмом, который писал о супружестве и о распределении обязанностей членов семьи. В XVI и XVII столетиях огромный поток литературы со всевозможными руководствами значительно упростил и схематизировал представления, позволяя тем, кто не разбирался ни в философии, ни в теологии, найти наиболее доступный путь к пониманию устройства домашнего хозяйства. Книги имели невероятный успех, как в стране, так и за ее пределами. Многие были переведены на английский и хорошо приняты заинтересованной аудиторией, особенно в среде пуритан[3].

Затем книги и заключенные в них идеи добрались вместе с поселенцами до колоний, где они пережили новый расцвет. Кальвинизм, главным образом в смягченной форме существовавший в Нидерландах, стал религией повседневности. Он учил тому, что благословение заслуживает не голодание и покаяние, а здравая и наполненная трудом жизнь. Отсюда следовало, что здравомыслие и трудолюбие – преуспевание – и есть показатель благословения Божия. Для преуспевания было необходимо, чтобы производимые товары приобретались, а значит – приобретение большего благословляется Богом. В этой стране развитой торговли, с голландской Ост-Индской компанией, которая распространяла сферы влияния в торговле на всю Азию, приглядывалась к обеим Америкам, все товары были легкодоступны. По торговым путям с одинаковой скоростью распространялись не только предметы потребления, но и голландское представление о них как о благословении, ниспосланном всем праведникам.

В идеальном «маленьком государстве» муж занимал место старшего партнера, был публичным лицом семьи и отвечал за ее финансовое обеспечение; жена, младший партнер, была призвана Богом создавать домашний очаг для мужа, его детей, находя и приобретая то, в чем нуждалась семья. Ценность, придаваемая обеим ролям, находит отражение в появлении нового жанра голландской живописи в 1630-х годах. Изображение женщин, делающих покупки, ненавязчиво сообщает об этом повседневном занятии, считавшемся раньше совершенно недостойным внимания искусства. Теперь же, как и сцены с женщинами за шитьем или за музыкальными инструментами, они воспринимались не столько как отражение действительности, сколько символ, указывающий на женское послушание и добродетель – она тратит деньги своего мужа, чтобы содержать дом в красоте и порядке.

Другие нации, как сообщалось в «Зеркале Республики Соединенных провинций Нидерландов» (1706), хвастались своим статусом на дорогих дворцовых церемониях или во время эффектных военных парадов; Нидерланды, напротив, демонстрировали свою гордость «бережливостью и скромностью хозяйства». Хендрик Соргх в своем «Портрете Якоба Биренса и его семьи» (1663) изобразил мужа и сына кормильцами, добывающими еду, а жену и дочерей – отвечающими за ее приготовление, то есть берущими на себя ответственность за использование этого ресурса; при этом все они связаны единым ритмом, заданным сыном-музыкантом, который воплощает метафору Плутарха о счастливом доме: «мелодичность (согласованность) в браке и хозяйстве» достигается «рассудительностью, согласованностью и принципами».

Такой вид домашнего символизма получил широкое распространение. Даже те изображения, которые современному зрителю кажутся не совсем домашними, – портреты наиболее значимых представителей общества – демонстрируют и подкрепляют ценности среднего класса, которые символизируют предметы интерьера. В 1634 году Антонис Ван Дейк (происходивший из Нидерландов) написал групповой портрет трех старших детей короля Карла I. Вместо того чтобы поместить изображаемых персонажей в архитектурную среду со скульптурами, как это принято было делать при написании портретов королевской семьи, художник расположил детей перед окном на фоне цветущего сада. Кроме того, он подчеркнул более свободный характер портрета, в отличие от обычных в таких случаях парадных изображений, тем, что поместил наследника трона принца Уэльского на одном зрительном уровне с остальными детьми (интересно в этом контексте то, что и Джеймс, и Мария также в свое время правили страной). В реальной жизни королевские дети жили каждый в отдельном королевском поместье. Так что можно сказать, сценка совместной игры королевских потомков такая же постановка, какой является вид цветущего сада на заднем плане.

В данном случае идея семьи подавила склонность к выпячиванию атрибутов королевского величия: более важным оказалось провести мысль о том, что они – дети, часть любящей семьи. Как сообщалось после, король был чрезвычайно fâché – рассержен тем, что принц Уэльский изображен в своем детском платье, а не в более взрослой и мужественной одежде – бриджах, которые он уже вскоре смог бы носить. И все же король был не настолько разгневан, чтобы заставить художника переписать картину.

В Британии XVIII века идеализированное отображение идеи семейственности получило широкое распространение во всех слоях общества. Жанр вышел за рамки высших аристократических кругов и приобрел большую популярность среди представителей преуспевающего среднего класса, которые очень охотно подхватили идею возможности показать себя в домашней обстановке, в окружении разного рода имущества – вроде восточного фарфора и пестрых индийских тканей, что служило вещественным подтверждением их социального статуса. Производительность труда художников в сравнении со средствами репродукции картин была, разумеется, невысокой. Нужно отметить, что окружение персонажей картины чаще всего приукрашивалось или придумывалось художником для того, чтобы представить зрителю несколько улучшенную действительность; даже одежда изображаемых нередко являлась реквизитом самого художника. Не только голландская жанровая живопись (пример портрета королевских детей Ван Дейка), но и сама реальность XVIII века подгонялась под идеальные представления. Вильям Этертон и его жена Люси жили в доме, из окон которого были видны узкие тропинки, ведущие к полуразрушенному дому мясника. Зато на картине Артура Дэвиса 1742–1744 годов супруги изображены в своей гостиной, из окон которой виден прекрасный сад. Растения, будучи продуктом торговли и расширения колониальных пространств, приобретают не меньшую ценность, чем прекрасные шелка и кружева, в которые облачена пара, или фарфоровая ваза, украшающая интерьер.