Нассим Николас Талеб - Рискуя собственной шкурой. Скрытая асимметрия повседневной жизни Страница 12

Еще римляне знали, что товар расхваливают, когда хотят от него избавиться[28].

Цены на зерно на Родосе

Итак, «давать совет», чтобы подстегнуть продажи, фундаментально неэтично: продажи нельзя маскировать под советы. Это, я думаю, понятно всем. Или ты даешь совет, или продаешь товар (рекламируя качество продукта), но никак не то и другое сразу.

Однако при сделках возникает другая, похожая проблема: что продавец может утаить от покупателя?

Вопрос «этично ли продавать что-то кому-то, зная, что цена в итоге упадет?» вставал и в древности, но ответ на него не очевиден. Спор уходит корнями в разногласия между философами-стоиками Диогеном Вавилонским и его учеником Антипатром из Тарса; этот последний занял более возвышенную моральную позицию по асимметричной информации и, кажется, проповедовал ту же этику, что и автор этой книги. От обоих авторов не сохранилось ни единого текста, однако многое нам известно по вторичным источникам, а также, в случае Цицерона, третичным. Проблема, как ее излагает Цицерон в сочинении «Об обязанностях», такова. Пусть некий человек привез большой груз зерна из Александрии в Родос в момент, когда зерно в Родосе дорого из-за дефицита и недорода. Предположим, этот человек знает, что с тем же товаром в Родос плывет из Александрии еще много кораблей. Должен ли он известить об этом родосцев? Какое действие в данных обстоятельствах будет означать поступить благородно, а какое нет?

У нас, трейдеров, есть прямой ответ. Напомню: «набивка» клиента – это когда вы сбываете ему активы, не сообщая о том, что вот-вот будут распроданы их большие запасы. Честный трейдер никогда не поведет себя так с другими профессиональными трейдерами, это табу. Нарушивших его ждет остракизм. Но считалось допустимым поступать так на анонимных рынках с безликими нетрейдерами, ну или с людьми, которых мы называем «швейцарцами», случайными лохами где-то далеко. С одними у нас была служебная связь, с другими – деловая. Эти группы разделяла этическая стена; точно так же нельзя причинять вред домашним животным, при этом правила позволяют жестоко обходиться с тараканами.

Диоген считал, что продавцу следует сообщать столько, сколько требует гражданское право. Антипатр полагал, что сообщать нужно все – выйдя за пределы закона, – чтобы покупатель знал столько же, сколько знает продавец.

Позиция Антипатра куда более стойкая – она применима к любой ситуации независимо от эпохи, места и цвета глаз участников. Потому что:

Этические принципы всегда более стойки, чем юридические. Со временем законы должны приближаться к этике, и никогда наоборот.

Отсюда:

Закон приходит и уходит; этика остается.

Идея «закона» расплывчата и сильно зависит от юрисдикции: гражданское право США благодаря защите прав потребителей и тому подобным движениям требует раскрытия всей информации, в других странах законы другие. Особенно заметно это на примере законодательства о ценных бумагах: в США действуют «опережающие» регуляции, требующие раскрытия инсайдерской информации, а в Европе до недавнего времени все было по-другому.

В мое время инвестиционные банки тратили ресурсы, чтобы обойти регуляции и отыскать дыры в законах. Чем больше регуляций, тем легче делать деньги – хотя интуитивно кажется, что наоборот.

Равенство в неопределенности

Отсюда мы перейдем к асимметрии, ключевой концепции, стоящей за принципом шкуры на кону. Вопрос: до какой степени информация, доступная заключающим сделку людям, может разниться? Древнее Средиземноморье и, в какой-то мере, современный мир, похоже, склоняются к позиции Антипатра. Хотя на западе англосаксонского мира известен принцип «пусть покупатель остерегается» (caveat emptor), идея эта новая, не все ее принимают, и часто ее влияние смягчается «лимонными законами»[29]. (Изначально «лимоном» называлась хронически дефектная машина, скажем, мой кабриолет «мини», у которого любовь с моим гаражом; теперь «лимонами» именуют все, что движется.)

Цицерон повторяет вопрос, возникший в споре двух древних стоиков: «Если человек намеренно продает скоропортящееся вино, должен ли он известить об этом покупателей?» Современный мир отвечает на этот вопрос, склоняясь к прозрачности, причем благодаря не столько регуляциям, сколько деликтному праву, которое позволяет нам подать в суд на обманувшего нас продавца. Напомним, деликтное право ставит на кон шкуру продавца – вот почему корпорации его поносят и ненавидят. Но и у деликтного права есть побочные эффекты: его нельзя использовать наивно, проще говоря, им нельзя манипулировать. Как мы увидим в обсуждении визита к врачу, иногда им манипулируют.

Шариат, особенно сфера исламского права, регулирующая финансовые сделки, интересует нас постольку, поскольку в нем сохраняются утраченные средиземноморские и вавилонские методы и практики; не будем раздувать эго саудовских принцев. Шариат существует на пересечении греко-римского права (как известно, народы на семитских территориях контактировали со школой правоведов в Берите[30]), правил финикийской коммерции, вавилонского законодательства и торговых обычаев арабских племен; он представляет собой хранилище древних семитских и средиземноморских знаний. Я рассматриваю шариат как музей истории идей о симметрии в сделках. Шариат устанавливает запрет на гарар, и этот запрет достаточно силен, чтобы искоренить гарар в любой сделке. Этот исключительно сложный термин из теории принятия решений не существует на английском; гарар – это и неопределенность, и жульничество. Лично я думаю, что это нечто за пределами информационной асимметрии между агентами: неравенство в неопределенности. Говоря проще, цель сторон сделки – быть в одинаково неопределенном положении, чтобы итог был одинаково случаен, а значит, асимметрия эквивалентна краже. Более ясное определение:

Одна сторона сделки не должна быть уверена в результате, если другая сторона в нем не уверена.

У гарара, как и у любого формального конструкта, есть недостатки, и он так или иначе слабее подхода Антипатра. Когда одна сторона сделки точно знает, чем та обернется, она нарушает закон шариата. Но если асимметрия слабая, например, кто-то обладает инсайдерской информацией, которая дает преимущество на рынке, это не гарар, ведь неопределенность для сторон сохраняется, цена сформируется в будущем, а будущее ведает только Бог. И вместе с тем продавать дефектный продукт (когда дефект абсолютно точно есть) по шариату незаконно. Информация продавца зерна на Родосе из моего первого примера под гарар не подпадает, а второй случай, с портящимся вином, – подпадает вполне.

Как мы видим, проблема асимметрии столь сложна, что разные школы дают разные этические решения. Давайте посмотрим, что нам посоветует Талмуд.

Рав Сафра и швейцарцы

Еврейская этика здесь ближе к Антипатру, чем к Диогену, и требует прозрачности. Это требование касается не только собственно товара, но, может быть, и того, что на уме у продавца, того, что он знает в глубине души. Средневековый рабби Шломо Ицхаки (он же Соломон, сын Исаака), известный как Раши, передает следующую историю. Рав Сафра, живший в III веке вавилонский ученый, а также активный торговец, выставил на продажу некие товары. Когда он молился, пришел покупатель, предложил приобрести товар по начальной цене; поскольку молившийся рав не отвечал, покупатель поднял цену. Однако рав Сафра не собирался продавать товар по более высокой цене – и считал, что обязан придерживаться первоначального намерения. Теперь вопрос: должен ли рав Сафра продать товар по начальной цене – или может согласиться с более высокой?

Подобная полная прозрачность не абсурдна, и она нередко встречается в моем прежнем мире трейдерства, который со стороны кажется миром торговцев-головорезов. Сам я, будучи трейдером, сталкивался с такой проблемой часто – и в дискуссии встану на сторону рава Сафры. Применим логику. Вспомните о жадности сбывавших активы агентов по продажам. Иногда я предлагал что-то на продажу за, скажем, пять долларов, но с клиентом общался агент по продажам, и он возвращался с лучшим предложением: $5,10. В этих десяти центах было что-то неправильное. Стабильным такой бизнес не назовешь. А если позднее до покупателя дойдет, что первая цена была пять долларов? Позор не смоет никакое вознаграждение. Завышать цену так же скверно, как «набивать» покупателя плохим товаром. Вернемся к раву Сафре: что, если бы он продал товар одному клиенту по завышенной цене, другому – по начальной, а покупатели оказались бы знакомы? Или были бы агентами одного и того же клиента?

Иногда, пусть этика этого и не требует, наиболее эффективной и не ведущей к позору политикой является максимальная прозрачность – даже прозрачность намерений.