Джордж Манро - Петербург в царствование Екатерины Великой. Самый умышленный город Страница 12

Глава 2

«…И обитать в нем всякому любезно»: население и общество

За время царствования Екатерины II население Санкт-Петербурга значительно выросло. Его постоянный численный рост сопровождался далеко идущими изменениями во взаимоотношениях внутри общества. Российское государство уже давно пыталось разделить население на несколько утвержденных законом категорий (сословий), чтобы удовлетворять свои фискальные потребности и получать повинности в форме службы, а также держать общество под контролем. Вершиной этого процесса стало, по выражению Петра Великого, «произведение подданного всероссийского народа»[90]. Но если зафиксированные в праве сословия отражали структуру общества, которое являлось по преимуществу сельским, то для городской среды Санкт-Петербурга они оказались неподходящими и неприемлемыми. В сельской местности перераспределение богатств происходило медленно, а иерархия социальных связей развивалась ещё медленнее. В то же время в городе доходы от коммерции и производства постоянно перераспределялись, что создавало давление на принятое общественное устройство, хотя на деле и не меняло его. Разумеется, эти процессы не воздействовали в равной степени на всех горожан. Так, торговцы и ремесленники, прибывая в город, быстрее втягивались в его жизнь, чем крестьяне, многие из которых проводили в столице лишь по полгода и потому сохраняли гораздо более прочные связи с родной деревней. Внушительное население иностранного происхождения тоже поддерживало связи с родиной, и многие возвращались туда, прожив годы в Петербурге. Но откуда и зачем все они ни являлись бы в новую столицу России, эти переселенцы к концу правления Екатерины сделали Санкт-Петербург шестым или седьмым по численности жителей городом Европы. Возможно, жить здесь было не так уж «любезно» всякому, как утверждал Василий Тредиаковский в своих стихах 1752 г., приведённых нами в названии этой главы, но всё равно люди ехали в Петербург[91].

Игра чисел

Оценить величину населения Санкт-Петербурга в тот или иной момент крайне трудно – получается страшный разброс цифр. Многие историки согласны с подсчётами, дающими цифру около 120 тыс. человек в начале царствования Екатерины и почти 220 тыс. в его конце[92]. Весьма примечательно, что данные эти были опубликованы ещё в 1830-е гг. Министерством внутренних дел и с тех пор никем не оспаривались. Но их точность можно поставить под сомнение по нескольким причинам. Судя по всему, эти подсчёты основаны на полицейских рапортах, которые составлялись весьма формально. Полиции вменялось в обязанность регулярно представлять данные о численности городских жителей на предмет предупреждения чрезвычайных ситуаций, например в случае нехватки продовольствия: властям требовалось знать, сколько продуктов им следует держать в запасе на складах. Но не нужно слишком долго вчитываться в эти документы, чтобы убедиться в том, что каждый еженедельный полицейский рапорт списан с предыдущего. Ведь всякий раз пересчитывать жителей заново было слишком обременительно и долго. Со временем цифры, сообщаемые полицией, и реальная численность населения резко разошлись. Полицейская статистика не успевала за истинным ростом населения. Её данные сильно отличаются от показаний других – чрезвычайных – докладов о состоянии населения, которые составляли полицейские чиновники по различным поводам. Более того, еженедельные полицейские рапорты охватывали лишь территорию в пределах административных границ города, хотя населённые районы всё расширялись и давно уже вышли за официальные городские пределы. К тому же в то время, когда проводились эти границы, в них не включили несколько населённых окраинных районов, в том числе кварталы Охты и Галерной гавани, жители которых явно принадлежали к числу горожан – во всяком случае, в экономическом отношении. Таким образом, столичная территория «Большого Санкт-Петербурга» фактически охватывала и население, живущее вне официальных административных границ города[93].

Более чем вероятно, что цифра 120 тыс. слишком велика для 1762 г., а цифра 220 тыс. слишком мала для 1796 г. Исследование Н.А. Варламовой показало, что, по данным приходских книг, в которые вносили сведения о православных прихожанах, являвшихся к исповеди и причастию, в начале 1770-х гг. численность их не превышала 70 тыс. человек[94]. В 1730-е гг. Святейший синод ввёл единую форму отчетности – исповедальные ведомости, в которых надлежало учитывать каждого человека, независимо от пола и возраста, от младенцев до стариков. Их сводили в категории, начиная с духовенства, военных, затем шли казённые работные люди и т. д., по всему спектру населения. Учитывался каждый, кто проживал в каком-нибудь жилище – в частном ли доме, в казенном здании, в казарме, в бараке для работных, в больнице, в богадельне, в монастыре, в воспитательном учреждении, даже в доме у иноверца. Имена людей, приходивших на исповедь в чужом приходе, полагалось пересылать в их приходскую церковь по месту жительства для включения в ведомость. Хотя сведения из тридцати восьми приходов Петербурга за 1762 г., вероятно, неполны (согласно им, здесь насчитывалось всего лишь 52 298 православных), едва ли истинная численность населения могла быть в два с половиной раза больше (таблица 2.1). Из-за Семилетней войны количество войск в городе в 1762 г., несомненно, было немного меньше, чем в 1750 г., и снова упало в 1772 г., когда часть гарнизона отправили на юг воевать с турками и в Польшу, чтобы осуществлять её первый раздел.

Таблица 2.1

Православные, являвшиеся к исповеди в Санкт-Петербурге[95]

Независимо от того, как церковь считала своих прихожан, для наших целей следует включить в оценку численности также временное население Петербурга, хотя эти люди и проводили почти по полгода вне города. Они существенно увеличивали собой численность рабочей силы в столице в те шесть – восемь месяцев, что жили в Санкт-Петербурге. Временные жители обитали то в столице, то в своих провинциальных городах и в деревнях, главным образом потому, что зимой в Петербурге для них было мало работы и именно в это время жизнь здесь дорожала. Кроме того, присутствие работников периодически требовалось и в деревне, так что им выгоднее было ежегодно переселяться в город и обратно, чем содержать здесь постоянное жилье[96].

Солдат, размещённых в городе, иногда включали в оценки населения, а иногда нет. При Екатерине Петербург служил постоянным местом дислокации гвардейских полков – Преображенского, Семеновского, Измайловского, Конного. Почти весь их личный состав жил в полковых казармах. Сверх того, части регулярной армии постоянно переводили из гарнизона в гарнизон, поэтому в Петербурге всегда находились какие-нибудь подразделения кавалерии, несколько полков пехоты, артиллерия, инженерные войска, казаки, матросы, морская пехота. Большую часть екатерининского царствования солдаты регулярной армии стояли не в казармах, а на частных квартирах, и нередко с ними жили венчанные (или невенчанные) жёны с детьми. Только эти войска в начале царствования насчитывали 25 тыс. человек, а к концу его составляли свыше 40 тыс.[97]. Так как количество войск было довольно устойчивым, а члены солдатских семей нередко участвовали в экономической жизни города, их тоже следует включать в общую численность населения, если стремиться к полноте картины.

Прибавив данные об этих группах населения к цифрам, представленным полицией, мы получим на начало екатерининского царствования численность жителей столичного региона, равную по меньшей мере 100 тысячам. К концу же его, когда площадь города немного выросла, население увеличилось примерно на 150 тыс. человек и достигло около 250 тыс. Фактический прирост мог быть ещё больше. В докладах за 1786 г. генерал-полицмейстер Рылеев при помощи подсчетов и оценок определил, что в январе, когда цифра была минимальной, она составляла 247 572 человека, с конца июня и в течение всего лета достигала 300 тыс., а к концу года снизилась до 255 696[98]. С другой стороны, И.Г. Георги в своем объёмистом опубликованном описании города, оперируя цифрами за 1784–1792 гг., предоставленными ему полицией, а также данными четвертой ревизии, т. е. подушной переписи податного населения, и сведениями статистиков из Академии наук, пришёл к общему результату от 200 тыс. до без малого 228 тыс. человек. К тому же в это число, по его словам, не были включены «ещё большая часть придворного штата, бывающие здесь пехотные и конные полки и пр.»[99]. На фоне данных Рылеева и Георги можно считать вполне правдоподобной оценку населения города к концу екатерининского царствования в четверть миллиона человек.

Само собой разумеется, что любой из этих показателей численности населения столицы, как и в целом по России того периода, должен использоваться с осторожностью. Точность их весьма сомнительна, так что их можно считать лишь ориентировочными. Главная польза этих цифр состоит в том, что они демонстрируют текучесть городского населения. Из-за оживлённого притока и оттока жителей было почти нереально установить надежно точную численность на какой-то отрезок времени, хотя бы на протяжении года. При этом каждую из вышеприведенных цифр кто-нибудь считал верной для Петербурга конца XVIII в. И даже если по меркам сегодняшней статистики они не могут быть признаны точными, они всё же демонстрируют общую ситуацию и пропорциональное соотношение между группами населения. Других цифр у нас нет, и сколь бы неполную картину они ни создавали, это всё же лучше, чем ничего.