Сергей Соловьев - История России с древнейших времен. Том 14 Страница 12

На Украйне дело уладилось; но мы видели, как чутко Голицын следил за московскими толками, за внушениями своих недоброжелателей; и теперь он писал Шакловитому: «Что про гетмана будет слов, пожалуй, отпиши подлинно». Шакловитый уведомил, что внушают: зачем Самойлович свергнут без розыска? Голицын отвечал: «О гетмане, как учинилось, и о том писал я в отписках своих и в грамотах, из которых о всем можешь выразуметь. А пристойнее того и больше учинить невозможно. А что про него розыскивать, и такого образцу николи не бывало: извольте посмотреть в старых делах. А что от которого лица какое злословие, и то богу вручаю: он-то может рассудить, какая в том наша правда. Мы чаяли, что те лица воздадут хвалу господу богу и нам милость, как то учинилось без всякой помешки и кровопролития и замешания. Коли уж рассудить не могут, и они б взяли себе в пример турского султана, который то учинил назад тому два года: одним летом переменил двух ханов по татарскому челобитью, не розыскивая; только тому рад был, что они были у него в послушании и бунта никакого не учинили. Не мудро б и нам не переменить, только посмотрели б, что из того родилось».

Московские пересуды не помешали встретить и наградить Голицына как победителя; дело на Коломаке было выставлено как особенная заслуга Оберегателя. Голицын по возвращении из похода был так же могуществен, как и прежде, к нему и к сыну его Алексею обращались люди, желавшие получить что-нибудь от правительства. Так, обратился к ним полумертвый от старости Лазарь Баранович, который спешил воспользоваться падением Самойловича и прислал в Москву жалобу на приятеля падшего гетмана, киевского митрополита Четвертинского. 30 марта 1688 года черниговский архидиакон Антоний привез царям грамоту. «Забвен был, яко мертв, – писал старик, – бых человек яко без помощи, еще живу мне сущу погребохся. Я, смиренный богомолец ваш, при старости моей и ослабевших всесовершенно силах, возненавиденный бывшим гетманом, утеснен был многими от него обидами, многими скорбями и неисповедимыми печалями, и утеснен был не просто, но, как мертвый, забвен, и при жизни землею покровен явился; что могло быть тяжеле, когда гетман запрещал мне посылать пред ваш царский престол письменные челобитья, дабы возмог приять милость и обрести благодать? Хотел он, да обрящуся, яко человек без помощи в мертвых свободь. Но бог, животворяй мертвые, даровал такое улучить время, о котором могу сказать: се ныне время благоприятно, се ныне день спасения. Изшед от забвения гроба, прихожу пред пресветлейший престол с смиренным челобитьем: не отвергните меня во время старости моей, призрите на озлобление мое! Когда преосвященный отец Гедеон Святополк принял престол киевский, то я, презрев мою старость, встретил святыню его в Батурине, преклонил пред ним ослабевшие колена мои, надеясь, что призрит меня своею милостию за тридцатилетние мои труды, в архиерейском сане подъятые. Я просил его подкрепить данную мне митрополитом Дионисием Балабаном грамоту на семь протопопий; желал я также видеть данную ему вашим царским величеством грамоту на митрополию киевскую. Но преосвященный митрополит обиду великую старости моей нанес: прежде всего отнял у меня архиепископское имя, велел называть меня только епископом, тогда как это название дал мне отец ваш, блаженной памяти царь Алексей Михайлович по благословению троих вселенских патриархов. Потом отнял три протопопии; в укорительном письме к воронежскому священнику глуховской протопопии назвал меня пастушком и похитителем некоторых приходов, ему будто бы принадлежащих. Падаю пред вашего царского величества лицем, примите прошение мое: да буду со всею епархиею моею прямо под благословением святейшего патриарха московского наравне с прочими великороссийскими архиереями, и пусть преемники мои поставляются в Москве, а не в Киеве». Архидиакон подал грамоту и от гетмана. «Покорственно прошу, – писал Мазепа, – дабы ваше царское пресветлое величество изволили прошения и желания архиепископа милостиво выслушать и премилосердым удовольствоваться призреньем». В то же время Лазарь и Мазепа писали об этом деле князю Вас. Вас. Голицыну и сыну его князю Алексею. Все прошения и желания их были исполнены.

Оберегатель готовился ко второму походу на Крым, тем более что хан мстил за первый поход вторжениями в Украйну, а христиане турецких областей звали русские войска для спасения православия – и не от турок. В то время как русские должны были без успеха возвратиться из сожженной степи и поляки тщетно осаждали Каменец, другие союзники – австрийцы и венецияне торжествовали над турками в Венгрии, Далмации и Морее. К поражениям от христиан присоединился бунт войска, султан Магомет IV был свергнут и на его место возведен брат его Сулейман II. Никогда еще Турция не была в таком печальном положении, и между христианскими подданными султана, естественно, рождалась мысль, что приходит конец мусульманскому владычеству.

В сентябре 1688 года приехал в Москву архимандрит афонского Павловского монастыря Исаия с грамотою от бывшего константинопольского патриарха Дионисия, сверженного, как он писал, за уступку царскому желанию в деле о киевской митрополии. Дионисий извещал царей, что теперь самое удобное время для избавления христианства от турок. «Всякие государства и власти благочестивых королей и князей православных все вместе восстали на антихриста, воюют на него сухим путем и морем, а царство ваше дремлет. Все благочестивые святого вашего царствия ожидают, сербы и болгары, молдаване и валахи; восстаните, не дремлите, придите спасти нас». Исаия привез грамоту от валахского господаря Щербана Кантакузина, который тоже писал, что от русских царей православные ожидают избавления своего из рук видимого фараона. Третья грамота такого же содержания была от сербского нареченного патриарха Арсения. Исаия объявил, что он послан от всех греков и славян умолять великих государей воспользоваться удобным временем для нападения на турок. Это необходимо сделать и для того, чтобы не отдать православных из бусурманской неволи в неволю худшую. Церковь православно-греческую ненавидят папежники: которые города в Венгрии и Морее, цесарские и венециянские войска побрали у турок, повсюду в них папежники начали обращать православные церкви к унии, другие превращать в костелы. Если римлянам посчастливится вперед, достанут под свою власть православно-христианские земли, если возьмут самый Царь-град, то православные христиане в большую погибель придут и вера православная искоренится. Все православные христиане ожидают государских войск с радостию; да и турки, которые между ними живут, лучше поддадутся великим государям, чем немцам, потому что все они рождены от сербов, болгар и других православных народов.

От имени Щербана Исаия говорил, чтоб великие государи послали войска свои в Белогородскую орду на Буджаки и Дунаем в судах прислали к нему, Щербану, который с семидесятитысячным войском придет на помощь к русским на Буджаки; для задержания крымцев можно оставить часть войска в Запорожье, а Белогородская орда против царских войск не устоит. В тех странах вод много, да и в запасах скудости не будет. Как только государские рати станут приближаться к Белогородчине, а он, воевода, пойдет к ним навстречу, тогда все сербы, болгары и молдаване пристанут к ним же, и будет путь и до Царя-города без помешки, потому что за Белогородчиною все живут христиане, да и крепостей до самого Царя-города нет. Христиане ждут прихода царских ратей с радостию, и соберется сербов и болгар с 300000, все тамошнее христианство встанет, а немцам те народы вовсе не ради и помогать им не будут, разве по великой неволе. Теперь воевода в городе своем Бухаресте и войско его все в сборе, а никому не помогает, ни турку, ни цесарю, остерегает свое владение от турок, татар и немцев, и хотя к нему от цесаря и многие присылки были с прошением, чтоб встал на турка, и воевода цесарю в подданстве не отказал, однако еще не обещался поддаться, сказал, что, когда цесарь совершенно турка повоюет, тогда и он, воевода, его будет; воевода цесарю манит по причине веры, чтоб не быть под иноверцем, а быть под державою православных государей. Турки и татары землю его не разоряют, потому что он против них не встает и дает им, по силе, запасы, да и цесарским войскам также запасы дает, чтоб не наступали.

Государи отвечали Дионисию и Щербану, что имеют о всех православных христианах, живущих под игом поганским, попечение неотменное, и указали для того послать воевод своих со многими ратями на крымские юрты, и пойдут войска самым ранним вешним временем; а когда Крым будет разорен, тогда удобно будет идти и на ту сторону Днепра, на Белогородскую орду и за Дунай. Пусть валахский господарь высылает свои войска к турецким городкам на Днепре. С этим ответом отправился в Валахию грек Фомин; он уже не застал старого господаря в живых, подал царскую грамоту племяннику его Константину. Тот сказал ему, что у великих государей в подданстве быть всеусердно рад, только теперь писать об этом к государям от великого страха не станет; при том же надобно будет об этом объявить многим людям, дело разгласится, услышат немцы и всех их до конца разорят. Пусть великие государи напишут, на каких статьях быть ему у них в подданстве; тогда он на подданство лист напишет и все руки приложат; а когда он послышит, что царские войска придут Крым добывать, тогда и он с войсками своими пойдет в сход к царским воеводам.