Колин Гордон - Эпоха Аттилы. Римская империя и варвары в V веке Страница 15

К моменту смерти Феодосия Великого империя была еще нетронута, ко времени смерти его внуков Феодосия II и Валентиниана III полвека спустя половина империи находилась на грани полного уничтожения. Действительно, Восток прошел через это критическое время поврежденным и разграбленным во многих областях, но продолжал удерживать власть почти на той же территории, внутри ее не было варварских королевств. С другой стороны, на Западе вандалы контролировали большую часть Африки, свевы поселились в северо-западной Испании, вестготы создали практически независимое государство в юго-западной Галлии, Британия полностью и насовсем перешла в руки саксов и родственных им племен, а восточной Галлией правили бургунды. Франки пересекли Рейн в нижнем течении, и их не смогли изгнать, а верхнедунайские провинции – Реция, Норик и Паннония, – хотя и оставались номинально частями империи, на практике не подчинялись ее власти. Иноземные племена несколько раз вторгались в Италию и жестоко опустошали ее, как и гражданские войны. Только она еще оставалась свободной от заселения иноземцев, но лишь на четверть века.

Глава 3 Гунны

В первой половине столетия главная угроза империи исходила от гуннов. Вопрос о том, можно ли отождествить этот восточный народ с хионг-ну, нападавшими на Китайскую империю во II и I веках до н. э., широко обсуждается и до сих пор не решен. В любом случае они, похоже, впервые привлекли внимание римлян в последней четверти IV века, когда историк Аммиан написал, что им нельзя доверять при заключении перемирий и что «они пылают безграничной жаждой золота» [34] .

П. Фр. 10. Следующая легенда показывает, какое первое впечатление гунны произвели на римлян. Как рассказывает историк Приск, их дикое племя поселилось на дальнем болотистом берегу Меотиды. Они были искусны лишь в охоте и ни в каком другом деле. Когда они увеличились до размеров племени, то нарушили мир с соседями, грабя и разоряя их [35] .

Когда охотники этого племени, как обычно, искали добычу на дальнем берегу озера Меотиды, перед ними неожиданно появился олень, который отправился по топи, словно проводник, указывая им путь: то двигаясь вперед, то останавливаясь. Охотники последовали за ним и пересекли топь Меотиды, которую считали непреодолимой, словно море. Когда показалась неизвестная скифская земля, олень исчез. Я думаю, что духи, от которых они ведут свое происхождение, сделали это из зависти к скифам. Гунны, ничего не знавшие о существовании другого мира за пределами топи Меотиды, преисполнились восхищения перед скифской землей, и поскольку они были весьма догадливыми, то решили, что неизвестный в прежние времена проход показали им боги. Они вернулись к своему народу, рассказали, что случилось, превознесли Скифию и склонили их последовать по пути, указанному им оленем-проводником. Они поспешили в Скифию, принеся в жертву победе скифов, с которыми встретились в начале пути, остальных они завоевали и подчинили. Вскоре они пересекли огромную топь и, словно буря народов, сокрушили алипзуров, алькидзуров, итимаров, тункасов и боисков, которые населяли берега Скифии [36] .

Также они покорили аланов, истощив постоянной борьбой народ, который был равен им в битве, но не похож на них культурой, образом жизни и обликом. Этих людей, которых они, вероятно, совсем не превосходили в бою, гунны заставили бежать в ужасе от своего вида, вселяя в них большой страх страшными гримасами и кошмарными темными лицами. Вместо лица у них что-то вроде бесформенного кома, если можно так сказать, и скорее щелочки, чем глаза. Их дикий облик свидетельствует о твердости духа, ибо они жестоки даже к собственным детям в первый же день их рождения. Они режут мечом щеки мальчикам, чтобы, прежде чем те попробуют молоко, заставить их научиться терпеть боль. Они вырастают безбородыми, юноши лишены приятной наружности, так как лицо, изуродованное мечом, портит шрамами естественную красоту бороды. Будучи небольшого роста, они упражняются, чтобы быстро достичь телесного развития; они очень хорошие наездники, знакомые с луком и стрелами. У них широкие плечи и массивные шеи. Они всегда ходят прямо и гордо. В общем, эти люди живут в человеческом облике, но обладают звериной свирепостью.

Нам известно, что к 375 году гунны создали непрочный союз с аланами и большей частью остготов и вместе с вестготами неудачно атаковали Константинополь после битвы при Адрианополе в 378 году. Нет сомнений, что именно развитие гуннской экспансии на запад привело Валента к мысли впустить в 375 году на территорию империи вестготов и вызвало пересечение Рейна другими германскими племенами в 405–406 годах. Похоже, Феодосий Великий заключил с этим народом какое-то соглашение, расселив его в Паннонии [37] . Однако по-настоящему они так никогда и не покорились, что видно по поведению Ульдина (или Ульдеса), одного из их вождей, в 395 году [38] . Когда ему предложили мир, «он ответил, указывая на солнце, что, если пожелает, легко сможет покорить любую часть земли… Когда он произносил эту угрозу и требовал дань, какую захотел, говоря, что только при этом условии может заключить мир, а иначе война продолжится», часть его армии была завлечена в пустыню, а другая побеждена [39] . В течение нескольких лет гунны попеременно становились то врагами, то союзниками Римских империй. Тот же самый Ульдин в 400–401 годах являлся союзником Восточной империи против Гайны, а позднее в 406 году сражался вместе со Стилихоном против Радагайса [40] .

О. Фр. 18. Историк Олимпиадор в первой части своей истории рассказывает о Донате и гуннах, о замечательном мастерстве их вождей в стрельбе из лука и говорит, что он сам, историк, поехал послом к ним и к Донату. Он рассказывает о своем трагическом путешествии по морю, его опасностях и о том, как Донат, обманутый клятвой, был коварно задушен, а Харатон, первый из вождей, воспылал гневом за это убийство и как его успокоили и усмирили царские дары. Донат и Харатон являлись всего лишь главными вождями, никоим образом не равными великому Аттиле. Описанный здесь эпизод произошел, вероятно, в 412–413 годах, пока императором в Галлии был Иовин.

В 423–424 годах Аэций привлек гуннов на свою сторону для поддержки узурпатора Иоанна, и тогда им пожаловали или, по крайней мере, подтвердили права на земли в Паннонии [41] . В то же время с Восточной империей были заключены договоры, возможно включа ющие выплаты гуннам денег.

П. Фр. 1. В 432 или 433 году гуннский правитель, называемый римскими и греческими историками Роа, Ругила или Руа – вождь гуннов – намереваясь воевать с амильзурами, итимарами, тоносурами, боисками и прочими народами, живущими на Дунае и прибегавшими к союзу с римлянами, послал Эслу, человека, привыкшего заботиться о разногласиях между ним и римлянами, чтобы пригрозить нарушить существующий мир, если те не выдадут всех, кто бежал к ним. Когда римляне собрались отправить к гуннам посольство, Плинта и Дионисий пожелали пойти с ним. Плинта был скифом, а Дионисий – из фракийцев, оба были военачальниками и добились у римлян титула консула. Плинта был консулом в 419 году и являлся в то время самым влиятельным человеком при дворе. Дионисий стал консулом в 429 году. Поскольку он считал, что Эсла доберется к Руе раньше, чем посольство, которое готовилось отправиться к нему, Плинта послал Сенгилаха, судя по имени, возможно, алана или гунна, человека из своей свиты, чтобы склонить Руу вступить в переговоры с ним, а не с другими римлянами.

Когда Руа умер и царство гуннов перешло к Аттиле (и Бледе ) [42] , римский сенат решил, что Плинта должен отправиться к ним послом. Когда это решение было утверждено императором, Плинта пожелал, чтобы в посольстве его сопровождал Эпиген, поскольку это был человек, славившийся большой мудростью и занимавший должность квестора. Когда и на это было получено одобрение, оба отправились в посольство и достигли Марга в 435 году [43] . Это город мезийцев в Иллирии, который расположен на Дунае напротив крепости Констанции, находящейся на другом берегу, где также разместились царские палатки скифов. Они встретились за пределами города, сидя на лошадях, поскольку варварам казалось неподходящим вести переговоры, спешившись, а потому римские посланники, помнящие о собственном достоинстве, поступили так же, как скифы, дабы при переговорах не оказаться пешими перед людьми, сидящими верхом [44] . <…> [Было решено, что в будущем римляне не примут] тех, кто бежал из Скифии, и что те, кто уже [ее] покинул, а также римские пленники, бежавшие в свои земли без выкупа, должны быть выданы, если только римляне не заплатят за каждого беглеца восемь золотых монет (солидов) тому, кто захватил его в бою. Далее договорились, что римляне не будут вступать в союз ни с одним варварским племенем, ведущим войну против гуннов, что торговля будет вестись на равных правах и будет безопасной как для римлян, так и для гуннов, что договор должен сохраняться и поддерживаться и что каждый год вождям гуннов римляне должны выплачивать 700 фунтов золота. (Ранее плата составляла 350 фунтов.)