Джордано Бруно - Изгнание торжествующего зверя Страница 21

Тут все боги засмеялись, увидев, как Мом поучает логике Бедность. Так и осталась пословица на небе: Мом – учитель Бедности, или же: Мом обучает диалектике Бедность. Ее приводят, желая указать какое-нибудь вопиющее противоречие.

63. – Что же, по-твоему, нужно сделать со мною? – сказала Бедность. – Назначай скорее, ибо я не так богата словами и присказками, чтоб спорить с Момом, не так восприимчива, чтобы многому научиться от него.

Тогда Мом попросил у Юпитера, не соизволит ли тот, чтоб на этот раз он, Мом, дал свое решение. Ему Юпитер:

64. – Ты еще смеешься надо мной, Мом: у тебя столько вольности, что ты один свободнее всех остальных. Конечно, произнеси ей приговор; хорош будет – мы все одобрим.

Тогда Мом сказал:

65. – По-моему, уместно и достойно отправиться и ей по тем же площадям, куда, как видно, пошло кружить Богатство, бегать и ходить взад и вперед по тем же селам; ибо, как хотят правила логики по закону противоположностей, Бедность должна входить только туда, откуда бежит Богатство, и заступать место Богатства только там, откуда оно уходит; и пусть всегда одна будет в тылу у другого, одна выталкивает другого, не сталкиваясь никогда лицом к лицу, но где у одной будет грудь, там у другого спина, как будто они играют, как это иной раз делаем мы.

Саулин. Что ж сказал на это Юпитер и остальные?

София. Все согласились и утвердили приговор.

Саулин. А что же Бедность?

София. Она сказала:

66. – По-моему, боги (если мое мнение у места, и мне не отказано в суде), несправедливо во всем равнять мое положение с Богатством.

Ей возразил Мом:

67. – Из предыдущего – что вы выступаете на одной и той же сцене и играете одну и ту же комедию и трагедию – ты не должна извлекать то следствие, что вы в одном и том же положении, quia contraria versantur circa idem, ибо крайности сходятся.

68. – Вижу, Мом, – сказала Бедность, – ты насмехаешься надо мною, даже ты, чья профессия – говорить правдиво и разумно, презираешь меня. Не твое, по-моему, это дело, ибо Бедность заслуживает скорее и подавно больше защиты, чем Богатство.

69. – Чего же ты хочешь от меня, – возразил Мом, – если ты совсем, совсем бедна. Бедность не стоит защиты, если до того бедна суждениями, разумом, заслугами и силлогизмами, что вынудила меня пересказывать аналитические правила Priori и Posteriori Аристотеля.

Саулин. Что ты говоришь, София? Значит, бывает, что боги берут в руки Аристотеля? Изучают – простите за выражение – философов?

София. Не скажу тебе, какими преимущественно книгами занимаются они: той ли, что говорит о Пиппе, Нанне и Антонии [74] , Буркиелло ли, Анкройей или какой другой книгой неизвестного автора, о которой идет спор, пьесой Овидия иль Вергилия – забыла и я ее название! – или прочих книгах подобного рода.

Саулин. И даже если в них постоянно говорится о столь серьезных и важных материях?

София. А, по-твоему, разве эти книги не серьезны? Разве они не важны? Если б ты был более философ, говорю без обиняков, ты был бы убежден, что нет лекции, нет книги, которой не рассмотрели бы боги и, будь только она не без соли написана, не проглотили бы, а если – не совсем глупа, не приковали бы на цепь в общественной библиотеке. Ибо боги находят наслаждение в многообразном изображении всего и в многоразличных плодах всех умов: они столько же сорадуются всему существующему, сколько и заботятся и дают повеления, чтобы все было и устроилось. И подумай – боги судят иначе, чем все мы; не все то, что грешно для нас и по-нашему, грешно для них и по их мнению. Конечно, такие книги, как богословские, не должны быть доступны невежественным и в то же время преступным людям: им они – плохое назидание.

Саулин. Разве же нет книг, написанных людьми дурной славы, нечестными и развратными, наконец – злонамеренно?

София. Конечно, есть, но и они не без своего назидания, и они не без плодов познания о том, кто пишет, как пишет, почему и где пишет, о ком и как говорит, как ошибается он, как другие в нем ошибаются, каким образом отвращается и склоняется к добродетелям и порокам, как трогается он смехом, заботой, наслаждением, отвращением – во всем есть мудрость и провидение, всюду во всяком – всякое, и всего чаще там, где одна крайность, есть и другая, противоположная ей, и одна крайность всего больше выясняется из другой.

Саулин. Однако возвратимся к своей беседе, от которой отвлекло нас имя Аристотеля и слава Пиппы. Как была отпущена Бедность Юпитером после того, как ее так осмеял Мом?

София. Я не могу передать все смешные разговоры, какими обменялись Мом и Бедность: он поглумился над нею вволю, она не меньше – над ним. Наконец Юпитер заявил, что Бедность получит преимущества и прерогативы, каких нет у Богатства здесь внизу.

Саулин. В чем дело?

София. «Хочу, – сказал Отец, – прежде всего, чтобы ты, Бедность, была зрячей и умела легко возвращаться туда, откуда ты на время ушла, и прогонять Богатство с большей силой, чем оно тебя, а ему быть вечно слепым. Затем хочу, чтобы ты, Бедность, была крылатой, ловкой, с быстрыми, как у орла или коршуна, крыльями, но с ногами, как у старого быка, что еле тащит тяжелый плуг, глубоко забирающий землю; Богатство, наоборот, с медленными и тяжелыми, как у лебедя или гуся, крыльями, но с ногами, как у самого быстрого оленя. Так что, если Богатство побежит откуда на своих быстрых ногах, ты, взмахнув крыльями, явишься туда; а откуда ты умчишься на крыльях, туда явится вслед быстроногое Богатство, так что ты будешь гнаться и преследовать его с той быстротой, с какой оно станет гнаться и преследовать тебя».

Саулин. Почему же не одарил обоих хорошими крыльями и ногами? Тогда ничуть не хуже сумели бы они преследовать и убегать друг от друга, то медленно, то быстро.

София. Богатство всегда перегружено: того гляди, оно сломало бы крылья под своею ношею, а Бедность – вечно босая – легко могла бы разбить себе ноги по скверным дорогам. Вот почему тому совсем ни к чему быстрые крылья, а этой – быстрые пятки.

Саулин. Я доволен таким решением. Продолжай.

София. Далее воля Юпитера: Бедности постоянно преследовать Богатство, а Богатству убегать от нее в земных дворцах и в тех палатах, где царствует Фортуна; но всякий раз, как Богатство владеет тем, что высоко и далеко от ярости времени и слепой Фортуны, Бедности не нападать тогда со всей силой и пылом, стремясь прогнать и отнять его место. Да не уходит Богатство так легко оттуда, куда оно добралось с такими трудностями и честью. «И наоборот, ты, Бедность, имей постоянство в низшем, как Богатство в высшем. Даже, – прибавил Юпитер, – хочу, чтоб у вас в некотором роде было известное согласие, не только немаловажное, но весьма существенное. Так что не думай, будто изгнанием с небес ты тем самым сблизилась с адом, а изведением из ада ты возносишься на небо, и, таким образом, положение Богатства, о котором говорено, неизмеримо лучше твоего. Нисколько не желая, чтобы вы изгоняли друг друга со своих мест, я, напротив, хочу, чтобы вы взаимно поддерживали и питали друг друга, чтобы между вами были теснейшая дружба и родство».

Саулин. Объясни мне скорей, как это может быть.

София. Юпитер прибавил к уже сказанному следующее:

70. – Ты, Бедность, когда станешь Бедностью низшими вещами, можешь сходиться и объединяться с Богатством высшими вещами, и настолько, насколько это будет вовсе недоступно твоей противнице – Богатству низшими вещами. Ясно для всякого мудрого и жаждущего знания, что с ним не достичь и не сделать великого, так как Богатство – помеха философии, а Бедность проторяет ей верный и надежный путь. Нельзя углубляться в размышления там, где повсюду толчется множество рабов, где надоедливая толпа верителей и должников, счета купцов, разговоры арендаторов, жратва для уймы избалованных брюх, пожива для воров, глаза завидующих тиранов, обирательство вероломных приказчиков. Так что никто не может вкусить спокойствия духа, если он не бедняк или близко к тому.

Затем я хочу, чтобы был великим тот, кто в бедности богат, ибо доволен; и да будет презренным рабом тот, кто в богатстве беден, ибо не сыт. Ты, Бедность, будешь спокойной и уверенной, а Богатство – мятежно, искательно, подозрительно и беспокойно; ты будешь величавее и великолепнее Богатства своим презрением к нему, чем оно, находящееся в уважении и почете; чтобы достичь тебя, да будет довольно одной мысли, сделаться только спутником Богатства – мало владеть всем. Да будет в тебе более величия, когда ты отсекаешь желания, чем у него, когда – увеличивает стяжания. Да будут наяву твои друзья, у него скрыты враги. Ты будешь знанием законов природы богата, оно совсем нище при всех своих мещанских промыслах и ремеслах, ибо не тот, у кого мало, но тот, кто многого желает, поистине беден. Для тебя (если затянешь мешок вожделения) необходимого будет много, а малого – достаточно; для него – ничего вдоволь, ибо на все будет кидаться оно с растопыренными руками. Ты, заперев свои желания, сумеешь поспорить в блаженстве с Юпитером; оно, расширяя складки своего вожделения, все более и более станет вязнуть в бездне несчастья.