Джон Рёскин - Этика пыли Страница 26

Мэри. Это ужасно. В этом превращении в пыль нет ли полного исполнения слов стиха: «Вся тварь совокупно стенает и мучится доныне?»

Профессор. Не знаю, Мэри, мучается ли она. Во всяком случае, очевидно, что ощущаешь гораздо больше радости, чем горя, когда чувственный опыт становится возможным.

Люцилла. Но если нам сказано, что она мучается, значит, так оно и есть?

Профессор. Да: если нам сказано, да еще в том смысле, в каком вы понимаете, Люцилла; но ведь ничего не сказано о размерах удовольствия. Несмягченное горе убило бы каждого из нас в несколько часов; горе, равное нашим радостям, заставило бы нас ненавидеть жизнь; да и само это слово в обычном смысле неприменимо к низшим свойствам материи. Но пока не спрашивайте меня об этом. Отложим до завтра вопросы и трудности, сегодня же обратимся исключительно к фактам. Мне хотелось бы дать вам представление об одной группе фактов, связанных с разрывом камней. Вот вы штопаете старое платье, и это очень похвально только тогда, когда есть еще возможность…

Египет (прерывая). Не можете ли вы хоть изредка приводить в пример мужскую работу?

Профессор. Мужская работа редко бывает так полезна, как ваша, Египет; полезную же мужскую работу девочкам трудно освоить.

Дора. Я уверена, что мы поняли бы ее лучше, чем мужчины понимают наше шитье.

Профессор. Надеюсь, дорогая моя, что я, не в укор вам будет сказано, всегда выражаюсь скромно, когда касаюсь материй, слишком для меня высоких. К тому же я с неизменным уважением отзываюсь о шитье, хотя вы, по-видимому, думаете, что я смеюсь над вами. Говоря серьезно, иллюстрацию шитья заставила меня полюбить Нейт, и мне кажется, что и все молодые девушки должны бы охотно пользоваться ею. Как вы думаете, от чего происходит прекрасное слово wife – жена?

Дора (качая головой). Я не нахожу его особенно прекрасным.

Профессор. Может быть, в ваши годы слово bride – невеста звучит лучше. Но слово «жена» есть великое слово, в котором сказывается победа английского и латинского языков над французским и греческим. Я думаю, что когда-нибудь и французы введут в употребление это слово вместо своего ужасного femme. Но от какого слова, вы думаете, оно происходит?

Дора. Я никогда об этом не думала.

Профессор. А вы, Сивилла?

Сивилла. Я думаю, что это слово саксонское и осталось таким.

Профессор. Да, но саксонские слова тем и хороши, что они всегда имеют какое-нибудь значение. «Жена» восходит к слову «ткачиха». Вы имеете полное право называть себя маленькими хозяйками, если искусно шьете.

Дора. Я не думаю, что бы нам следовало называть себя маленькими хозяйками.

Профессор. Вы можете быть либо домашними хозяйками, либо домашней молью, запомните это. В более широком смысле – вы можете или ткать людское благосостояние, или истреблять его и доводить до упадка. Будет лучше, если вы позволите мне пользоваться для пояснения моих мыслей шитьем и поможете мне в этом.

Дора. Хорошо, мы будем безропотно слушать.

Профессор. Вы слышали уже, правда, по другому поводу, что «никто к ветхой одежде не приставляет заплат из небеленой ткани, ибо вновь пришитое отдерет от старого, и дыра будет еще хуже». Не значит ли это, что новый кусок оторвет старый в том месте, где будет пришит?

Дора. Да конечно.

Профессор. А когда вы штопаете ветхую материю крепкими нитками, не отделяется ли иногда весь край при новом разрыве?

Дора. И тогда уже ничего не починишь.

Профессор. Хорошо, но камни, по-видимому, не думают так, и подобная вещь случается с ними постоянно. Значительные массы гор бывают иногда испещрены жилами, как ваша рука, и приблизительно такими же тонкими; только, как вам известно, жила в камне представляет собой не трубочку, а трещину или щель. Эти-то трещины исправляются обычно самым крепким материалом, какой только может найтись у камня, и часто буквально нитками, потому что мало-помалу открывающаяся щель как бы втягивает наполняющее ее вещество в скрещивающиеся волокна, причем они бывают до некоторой степени прозрачны. Когда же кристаллы становятся отчетливы, то трещины приобретают вид разрыва, соединенного крепкими поперечными стежками. Теперь, когда все заделано и скреплено, может произойти новый перепад температур, и камень опять начнет сжиматься. Тогда старая жила должна будет раскрыться шире или образоваться в другом месте. Если старая жила расширится, она сможет служить своего рода центром. Но поперечные стежки могут быть слишком крепки, чтобы допустить разрыв, в таком случае отрываются стенки, сбоку от первой жилы образуется добавочная жилка, а часто за ней следует и другая, и третья.

Мэри. Да, это очень похоже на нашу работу, но чем пользуются горы для починки?

Профессор. Кварцем, когда могут достать его. Чистый известняк принужден довольствоваться углекислой солью; большая же часть смешанных пород всегда может найти для себя сколько-нибудь кварца. Вот кусок черного сланца из Буэта: он похож на сухую черную грязь, не подумаешь, что в нем есть кварц. Но вы видите, что его трещины наполнены прекрасными белыми нитями, которые и представляют чистейший кварц, так плотно сжатый, что вы можете разбить его как кремень. А там, где он подвергался действию непогоды, видно тонкое волокнистое строение: более того, вы видите, что все нити скручены и отодвинуты в сторону тут и там вследствие искривления и изменения жилы при ее расширении.

Мэри. Удивительно! Но совершается ли нечто подобное сегодня? Разрываются ли и соединяются ли снова горы?

Профессор. Да конечно, дорогая моя. Но я считаю несомненным (хотя геологи не сходятся во мнениях по этому вопросу), что это совершается не с такой силой и не в таких масштабах, как прежние разрушения и восстановления. Все, по-видимому, стремится к состоянию хотя бы временного покоя. И этот стон и труд во Вселенной, хотя они и не проникнуты всецело мукой, не вполне еще осмыслены.

Мэри. Мне так много хотелось бы спросить у вас об этом!

Сивилла. Да и всем нам хотелось бы, кроме того, расспросить вас о многом.

Профессор. Мне кажется, вы приобрели как раз столько знаний, сколько вам нужно, и мне бы не хотелось обременять вас ими больше. Но я должен стараться, чтобы все, что вы слышите, было для вас понятно. Итак, нас ждет еще одна беседа, во время которой я буду главным образом отвечать на ваши вопросы. Обдумайте все хорошенько, сформулируйте вопросы, и мы посмотрим, что можно с ними сделать.

Дора. Они все появятся в лучшем виде и присядут в почтительном реверансе.

Профессор. Ну нет, Дора, пожалуйста, без приседаний. С меня было достаточно их, когда на вас напал припадок реверансов, выживший меня из комнаты.

Дора. Но, знаете, мы разом излечились после той выходки, и я надеюсь, что все наши затруднения сами исчезнут – войдут в одну дверь и выйдут в другую.

Профессор. Как хорош был бы мир, если бы все затруднения исчезали таким же образом! Однако можно кое-что извлечь из затруднений или, по возможности, не усиливать затруднения, если характер их определен. Но ваши затруднения – я должен это сказать вам, дети, – так же неопределенны, как и ваши желания.

Дора. Это очень любезно с вашей стороны. Некоторые не допускают и мысли, что девочки могут хотеть что-нибудь узнать.

Профессор. Но они, по крайней мере, допускают в вас, Дора, желания, которые вам следовало бы изменить.

Мэри. Вы могли бы предоставить нам последнее слово без возражений. Но мы постараемся изменить наилучшим образом наши скромные желания к завтрашнему дню.

Беседа 10. Покой кристаллов

Вечер. У камина. Кресло Профессора помещается в самом уютном уголке.

Профессор (замечая приготовленные скамеечку для ног, подушку, экран). Да-да, все это прекрасно, но мне, по-видимому, придется просидеть здесь до самого ужина, выслушивая бесконечные вопросы, не так ли?

Дора. Едва ли вам вообще удастся поужинать сегодня – нам так много надо спросить у вас.

Лили. О мисс Дора, мы отлично можем принести профессору ужин сюда!

Профессор. Да, это будет очень приятно при конкурсном экзамене – соревнование будет, конечно, со стороны экзаменаторов. Действительно, узнав теперь, как вы, девочки, несносны, я уже не так сильно удивляюсь тому, что люди снисходительно относились иногда к драконам, поедавшим их на ужин. Но я, кажется, бессилен как помочь себе, так и прибегнуть к помощи святого Георгия. Итак, спрашивайте, дети, а я буду отвечать вам с изысканной вежливостью.

Дора. Мы хлопочем не столько о вежливых ответах, сколько о том, чтобы не превратиться в допрашиваемых.