Сборник статей - Собственная логика городов. Новые подходы в урбанистике (сборник) Страница 4

Если следовать этим идеям о территории и большом городе как двух главных пространственно-структурных принципах современной эпохи, то мы придем к интересным соображениям относительно вопроса о концептуализации города как пространственной формы.

1. Если большой город тематизируется как пространственно-структурный принцип включения и плотности, то оказывается невозможной “история города с древнейших времен до наших дней” как некая непрерывность. Ведь аргументация с позиций теории пространства предполагает, что, например, средневековый город существовал до пространственно-структурного разделения включения и исключения и – по крайней мере на этом уровне абстракции – не может рассматриваться как событие в области пространственно-структурной дифференциации. Модус образования общества в нем принципиально иной. Здесь, как и в других случаях, оппозиция “город – деревня” может претендовать на полноправное действие.

2. Если понимать город как пространственно-структурный принцип, как форму, организующую и регламентирующую феномены уплотнения, то отсюда вытекают далеко идущие последствия в том, что касается типовых стратегий конституирования предмета исследования. “Город” в таком случае – это не “коммуникация”, не “интеракция”, не “стиль жизни”, не “социальная среда”; а также не “face to face”, не “район”, не идентичность, не экономический центр, не габитус и т. д. Все содержательные интерпретации неизбежно оказываются преждевременными. И сравнение городов тут тоже неуместно. Специфические локальные различия между, например, музыкальным городом и пивным городом – скажем, между Веной и Дортмундом – при подходе, опирающемся на теорию пространств, должны были бы сами описываться как всего лишь эффекты внутренних – и уже только в этом смысле локально специфических – процессов дифференциации и уплотнения.

3. Размер, плотность и гетерогенность представляют какой-то интерес не как количественные, а только как качественные эффекты. Уже Георг Зиммель описывал взаимодействие внешней плотности, интенсивности контактов и внутренней сдержанности. Пространственная логика включения – это логика систематического повышения интенсивности контактов при низком уровне обязательств. Город организует плотность путем экстремального увеличения поверхностей контакта. Самые разнородные элементы не просто собираются вместе, а приводятся в такое “агрегатное состояние”, которое делает их способными к реагированию и меняет их воздействие друг на друга (Held 2005: 230). Размер, плотность и гетерогенность имеют важнейшее значение и применительно к материальным отношениям между человеком и окружающей средой: потоки материалов и материй, энергии, транспортных средств, потоки воды, знаний и людей вызывают за счет концентрации новые взаимодействия – цивилизационные катастрофы и эпидемии, но также и технические новшества, и новые уровни моральных притязаний общества.

4. Большой город как пространственно-структурная форма представляет собой “уплотнение в движении” (Ibid.: 240) не только на материальном, но и на институциональном, и на социальном уровнях. Уплотнение – это не вытеснение, а повышение интенсивности при включении. Плотность (и дисперсия) могут варьироваться, в том числе и во времени. Пространственная структура большого города всегда обнаруживает различные степени плотности и дисперсии: стабильное сосуществование предприятий и жилых зданий, которое в специфической ситуации центральной площади, универмага или стадиона превращается в сбивающее с толку смешение и вызывает перманентные “трансформации”. Хельд использует понятие “трансформация” – например, некоторое количество работников превращается в трудовой коллектив предприятия, некоторое количество посетителей превращается в публику, и т. д. – вместо понятия интеракции, чтобы артикулировать интенсивность и широту этого модуса “включающего опосредования” (Ibid.: 103). Плотность представляет собой одновременно и самое тяжкое испытание, навязываемое людям (отсюда главные мотивы критики больших городов), и пространство, открывающее возможности, и температуру, степень нагрева, которая обеспечивает готовность самых гетерогенных элементов прореагировать друг с другом и вызывает к жизни самые немыслимые соединения.

5. В размышлениях о плотности и уплотнении, основывающихся на теории пространства и в этом смысле специфичных для данной формы, важную роль играют изменение масштаба и пропорции. Речь идет не о применении старого почтенного разделения на микро-, мезо – и макроуровни в изучении городов. Систему координат образует все та же пространственно-структурная логика включения, – то, как плотность “артикулируется” на различных уровнях изменения масштаба. То, что на уровне общения лицом к лицу и будничных контактов – например, в обхождении с незнакомыми людьми – представляется произвольным и тривиальным, но вовсе не остается без последствий для социального характера жителей большого города (Simmel 1957, ориг. 1903), в силу множественности таких случаев приобретает в уплотненном городском пространстве специфическую когерентность, становясь частью общей структуры большого города. Городские рынки – рынки труда, брачные рынки и прочие – это весьма своеобразные генераторы случайностей, чья специфическая функция заключается в том, что они систематически повышают степень вероятности событий. Это не исключает вероятности индивидуальных неудач, но вместе с тем создает пространство возможностей для структурных перекличек, которые на уровне простых интеракций не попадают в поле зрения аналитика. Внутренние дифференциации движимы самой логикой пространственно-структурной формы. Типология города, таким образом, может быть намечена как результат самых различных уплотнений.

6. Масштаб и пропорции играют решающую роль и в отношениях между исключением и включением. Дифференциация пространственно-структурных форм “территория” и “большой город” приобретает характер всеобщего порядка: в глобализации системы государств, с одной стороны, и глобализации системы городов, с другой. И здесь тоже оказываются возможны интересные различения, если мы сосредоточим свое внимание на характере пространственных интервенций. Как межгосударственная система репрезентирует “иную” действительность, нежели одно отдельно взятое государство, так и пространственно-структурная форма уплотнения в системе городов обретает иное измерение, нежели в одном отдельном городе. Иерархии городов отражают основанные на разделении труда и взаимонаправленные процессы уплотнения, которые, в свою очередь, определяют взаимозависимости и области действия. Поле городов, если угодно, само по себе пространственно-структурно дифференцировано. Ведь с точки зрения организации плотности существуют значительные различия между городом, выполняющим функцию центра некой территории, региона и т. д., и городом, который как бы действует “в пределах видимости” соседнего уплотненного пространства. Но в общем случае надо исходить из того, что на этом уровне абстракции форму и потенциал “большого города” удастся выяснить, только если мы будем рассматривать не отдельный город, а систему больших городов.

Концептуализация “города” как пространственной формы опосредующего включения, как пространственно-структурной формы уплотнения, хороша тем, что позволяет для начала уйти от всех столь же спорных, сколь и произвольных попыток “содержательного” определения понятия. Что уплотняется? Как? Где? С какими последствиями? Таковы возникающие в этом случае проклятые эмпирические вопросы. Таким образом, для эмпирического исследования открывается многообещающая возможность: заменить в целом слабую концепцию города как всего лишь арены общественных проблем сильной базовой ориентацией на изучение города как целого, поставить в центр аналитического внимания индивидуальный облик[4] “этого” города в отличие от “того” и таким способом идентифицировать специфические локальные модусы обособления, не приписывая поспешно городу те или иные функции, характерные для общества в целом. Никто, разумеется, не спорит, что в городах есть “бедность”. Но надо учитывать, что “бедность”, равно как и “власть”, и “эксплуатация”, – не исключительно городской феномен, и поэтому в первую очередь надо определить тот “вклад”, который вносит в формирование данного феномена именно этот город. Не бедность в Мюнхене, а мюнхенская бедность представляет собой специфический городской феномен, который в плане повседневных практик, институционально и организационно отличается от подобных феноменов в Ливерпуле или Лейпциге: такова будет постановка проблемы для сравнительного урбанистического исследования, которое теоретически строится вокруг концептуального понятия города как пространственно-структурной формы уплотнения, а эмпирически организуется вокруг изучения “собственной логики городов”. При таком подходе, основанном на теории пространства, “собственная логика” на первом этапе операционализируется сравнительно просто – как типичный для этого города в (отличие от того) модус уплотнения: уплотнения застроенной среды, потоков материалов и материй, потоков транспорта, потоков людей и т. д.