Бронислав Малиновский - Избранное: Динамика культуры Страница 49

5. Между племенным ренегатством и коллективным сопротивлением{187}

Подводя итоги рассуждениям, представленным в этой книге, нам остается обсудить еще один важный аспект.

Анализируя новую переходную фазу, сферу явлений, связанных с культурными изменениями, мы исходили прежде всего из концепции двух демаркационных линий, которыми эта сфера отделена от африканского и европейского мира. Одна из этих границ становится явной, когда мы в ретроспективном рассмотрении обращаемся к начальным стадиям разложения племенной жизни. Африканец переходит рубеж первого племенного ренегатства, когда вступает на один из новых путей, открываемых европейской культурой. Признаком перехода через этот рубеж может быть принятие христианства, поступление в европейскую школу, заключение трудового договора, приход на военную службу, в полицию или на административную работу.

Такой шаг делается под давлением фактически наличных обстоятельств. С самого начала европейское влияние – демонстрация подавляющего превосходства в военной и экономической сферах или преимуществ образования, предъявление более высоких моральных требований – является движущей силой переходного периода. Эта сила толкает туземца к переоценке тех или иных ценностей, к пересмотру своего отношения к привычным для него формам деятельности. Тем самым он вступает в новую систему ценностей. За приобщение к новым ценностям и за новые жизненные перспективы он платит забвением прежних обязанностей, отречением от своих древних верований и убеждений. Для него начинается новая жизнь, а в ней – новая одежда, новые формы поведения, новые привычки. Туземец вступает на этот путь, очарованный преимуществами, мощью, богатством и общим престижем всего европейского. Конечной, хотя и неявной целью для него является стать обладателем, в полной или частичной мере, тех вещей, собственности или общественной роли, которые в его глазах обусловливают преимущество европейцев. В какой мере и какими путями он может приблизиться к этой цели?

Туземец может окончить европейский или американский университет, получить ученую степень и войти в высококвалифицированную профессиональную группу. Однако после возвращения на родину его ждет драматический опыт. Он обнаружит, что не обладает равными или хотя бы эквивалентными юридическими, экономическими и политическими правами.

В жизни каждого ассимилированного африканца и в развитии любого африканского общества, ушедшего от племенного строя, приходит момент, когда с неумолимой неизбежностью возникает второй рубеж, или барьер. Эту демаркационную линию можно назвать линией интегрального отторжения полной ассимиляции. В своем конкретном проявлении она выступает как юридическое признание «цветного барьера», пролегающего между людьми с разным цветом кожи, принципа расовой дискриминации, основного закона Грондвета, как проведение политики перманентной сегрегации. Это отделяет глубокой пропастью общество частично ассимилированных африканцев от их белых соседей{188}.

Реакция африканцев на этот второй рубеж столь же важна, как европейская инициатива. Африканцы, не имея возможности разделять идеалы и стремления европейцев и на равных правах сотрудничать с белыми, естественно, возвращаются к своим давним системам верований, ценностей и чувств. Африканец не согласен считать достаточной компенсацией за все то, от чего он должен был отказаться в начале своего пути к европейским благам, положение, отводящее ему роль лишь неполноценного подобия своих белых соседей. Чем он более независим, дальновиден и впечатлителен, тем сильнее его реакция. Сила этой реакции зависит от уровня притязаний и надежд, с какими он переступал первый рубеж. Она также соразмерна степени ассимиляции африканца. Литература, созданная образованными африканцами и повествующая об обидах, причиненных людям банту, и трудностях, с какими сталкивается туземная интеллигенция, является документом, свидетельствующим об упомянутой реакции.

Но не только интеллигенция реагирует подобным образом. По всей Африке наблюдается рост национализма: племенного, регионального или панафриканского. Это находит выражение в возникновении сепаратистских африканских церквей, в стремлении к реставрации племенной власти, в возобновлении брака на основе обычая лобола, в возобновлении ритуалов инициации, восстановлении туземных систем семьи и родства. Такие элементы старой культуры, как женское обрезание, ритуальное отношение к скоту, африканская музыка, танец и развлечение, вновь оживают на основе вторичного, почти этнографического интереса к расовой истории, к закону, основанному на обычае, к художественным и интеллектуальным достижениям своей расы. Африканец поэтому вынужден, по крайней мере духовно, вновь перейти первый рубеж и заново признать многие племенные ценности, которые были им отвергнуты при первом переходе.

Этот утонченный национализм или племенное чувство все еще черпает силу из огромных резервуаров старой традиции. Ведь африканские институты, воспоминания и саги живут не только на территориях, населенных африканскими племенами, но также и в тех обществах, которые частично ушли от племенного строя.

Наличие этих двух альтернатив – принятия соблазнов и надежд, связанных с европейскими идеалами, с одной стороны, и полного их отторжения – с другой, – а также взаимосвязь между ними, возможно, является самым мощным фактором, действующим в переходный период контакта культур на тех территориях, которые населены большим количеством постоянно проживающих в Африке европейских колонистов.

Обе альтернативы были созданы европейцами. Обе они, скорее всего, неустранимы. Однако, если мы осознаем это, сразу возникает много проблем.

Возможно ли установить более полное и более адекватное соотношение между обещаниями и их выполнением; между выполнением этих обещаний и действительными потребностями африканцев? Африканец может не получить того, на что надеялся. Однако он мог бы получить достаточную компенсацию за то, что потерял. Африканец, как мы видели, должен отказаться от своих политических прав, от социального статуса, безопасного образа жизни и от защиты своих древних божеств, на помощь которых он опирался в борьбе со злым роком. Что получает он взамен? Очень часто – только тень того, что ему было обещано и в чем он нуждается, и даже не эквивалент того, что он утратил.

Сравним туземную семью, живущую в племенной резервации, с ее аналогом в городской местности либо на европейской ферме. Туземное домашнее хозяйство организовано по старинному жизненному образцу, который удовлетворяет обычные потребности и приспособлен к туземному хозяйству. Все члены семьи знают, сколько труда им нужно вложить, какими ресурсами они располагают и какое вознаграждение они могли бы получить за свой труд и способности. Здесь мало вероятно невыполнение обещаний, и никого не потрясает несоответствие между затрачиваемыми усилиями и их результатами. В племенном кодексе поведения обычно предусматриваются даже стихийные бедствия.

Туземное домашнее хозяйство, утратившее племенной характер, ориентируется на более высокий жизненный стандарт, обусловленный тем, что это уже семья частично европеизированная, нуждающаяся в образовании, в соответствующей одежде, в средствах поддержания гигиены и чистоты. Экономически новое хозяйство полностью зависит от заработной платы – и здесь вступает в игру то обстоятельство, которое было зафиксировано в ходе полевых исследований в большинстве районов, где проживают большие группы людей, порвавших с племенным строем. Анализ бюджета семей показывает, что расходы, необходимые для поддержания нового жизненного стандарта, очень часто, почти неизменно, превышают регулярный заработок отца семейства. Это означает, что плохое питание, недостаточное образование детей, перегруженность жены и детей работой ради получения дополнительных, зачастую нелегальных, заработков создают условия, несовместимые с ростом жизненных ожиданий, с улучшением здоровья и другими выгодами, какие обещал переход к новым формам жизни. Здесь мы имеем факты, которые могут быть объективно проверены и которые показывают, в какой степени расхождение между обещанием и его выполнением приводит к ухудшению социальной ситуации.

Возьмем другой пример. Во многих районах сельское хозяйство туземцев улучшается за счет обучения, демонстрации лучших образцов продукции, обеспечения инвентарем и введения ветеринарного наблюдения за скотом. На тех же территориях, однако, туземцы лишены столь значительной части своих племенных земель, что нечего и говорить о каком-либо развитии земледелия, тогда как более прогрессивные методы скотоводства привели бы в итоге к разрушительному перепроизводству. Мы знаем также, что образованный африканец не может работать по профессии из-за законодательства, санкционирующего существование межрасовых барьеров, или из-за недостатка клиентов, так как туземцы, которые отошли от племенного строя, могут рассчитывать лишь на искусственно заниженную заработную плату.