Марсело Глейзер - Остров знаний. Пределы досягаемости большой науки Страница 5

Глава 2. За пределами времени и пространства

в которой мы рассмотрим, как разные религии объясняют происхождение мира

Давайте вернемся на 10 тысяч лет в прошлое, к моменту зарождения первой великой цивилизации между реками Тигр и Евфрат (сейчас там находится Ирак). Обожествление природы было попыткой контролировать неконтролируемое. Наводнения, засухи, землетрясения, извержения вулканов, цунами (то есть все то, что и сегодня называется в англоязычных страховых полисах act of God – «стихийное явление», «действие непреодолимой силы») считались действиями разозленных богов, которых следовало умилостивить. Для этого необходимо было разработать язык общения между человечеством и божествами, своего рода мост между людьми и силами Природы. Таким языком стали ритуальные практики и мифические сказания. Угрозы выживанию человечества исходили отовсюду: из глубин Земли, с ее поверхности и с небес, а значит, и боги должны были быть вездесущими. Религия родилась из нужды и почитания. Вполне вероятно, что любое мыслящее существо с широкими, но ограниченными возможностями должно на каком-то этапе предположить, что есть и другие существа, обладающие большими силами, например боги или инопланетяне. Альтернатива (то есть объяснение природных катаклизмов волей случая) была слишком страшной, ведь она означала бы принятие беспомощности и полного одиночества человечества перед лицом неизвестного. Для того чтобы хоть как-то контролировать свою судьбу, людям необходимо было верить.

Но страх был не единственным (хотя, видимо, главным) движущим фактором веры. Жизнь людей не состояла из сплошных неудач. Случалось и что-то хорошее – богатый урожай, удачная охота, благоприятная погода или спокойное море. Природа не только забирала, но и многое давала, не только убивала людей, но и поддерживала в них жизнь. Некоторые явления, отражавшие дуалистичный характер Природы, могли быть регулярными и безопасными (например, смена дня и ночи или времен года, фазы Луны или приливы и отливы), а некоторые – внезапными и пугающими (солнечные затмения, кометы, лавины и лесные пожары). Неудивительно, что регулярность ассоциировалась (и продолжает ассоциироваться) с добром, а нерегулярность – со злом. Природные явления приобрели моральный аспект, который, в связи с обожествлением Природы, напрямую отражал капризы богов.

Древние культуры по всему миру возводили монументы и храмы для фиксирования и прославления регулярных природных явлений. В качестве примера можно рассмотреть английский Стоунхендж, который использовался как место захоронения. Скорее всего, эта функция была связана с тем, что каждый год в день летнего солнцестояния Солнце всходит ровно над его Пяточным камнем. Таким образом, создается связь между периодическим возвращением Солнца и циклом жизни и смерти человека. Даже если механизмы движения светил были неизвестны и у строителей Стоунхенджа не было желания узнавать их, они все равно внимательно фиксировались и измерялись. К примеру, три тысячи лет назад в Вавилоне уже существовала развитая астрономическая система, отраженная в эпосе о сотворении мира «Энума Элиш» («Когда наверху»). Вавилоняне составляли подробные таблицы движения планет и Луны по небу и отмечали все наблюдаемые циклы. К примеру, в табличку Аммисадука внесены данные о восходе и заходе Венеры за 21 год.

Повторения успокаивают. Если Природа задает ритм, нам ничего не остается, как следовать ему. Цикличность времен обещает нам перерождение, устанавливает глубокую связь между человеком и космосом. Неудивительно, что миф о многократном перерождении есть во множестве культур. Что может быть лучше, чем верить: мы из раза в раз возвращаемся в этот мир, а смерть – не конец, а новое начало?

У меня пятеро детей, и, глядя на них, я вижу, как им сложно примириться с конечностью бытия. Когда я пишу эти строки, моему сыну Луциану шесть лет, и тема смерти интересует его уже два года. Смерть кажется ему абсурдом, а время – бесконечным. Каждому родителю доводилось услышать вопрос «Что происходит, когда люди умирают?», и каждый затруднялся дать на него ответ. Луциан уверен, что все мы возвращаемся, но сомневается – теми же, кем были, или другими. Конечно же, ему хочется вернуться таким же, какой он есть, с теми же родителями, братьями и сестрами и прожить свою жизнь дважды, а еще лучше – бесконечное количество раз. Что может быть безопаснее, чем отсутствие потерь? Мне больно говорить ему, что с нами происходит то же самое, что и с муравьем, которого он нечаянно давит ногой. Разумеется, Луциану не нравится такой ответ: «Откуда ты знаешь, папа?» «Я не знаю наверняка, сынок. Одни люди считают, что мы возвращаемся, другие верят, что мы уходим в место, называемое раем, и встречаем там всех, кто умер до нас. Проблема в том, что никто из умерших не может ничего рассказать нам о конце пути», – говорю я. Обычно такой разговор заканчивается крепкими объятиями и многочисленными «я тебя люблю». Может ли быть что-то ужаснее, чем осознание, что я не смогу любить его вечно? И что однажды ему придется столкнуться с моей смертью?

С появлением авраамических религий возникло совершенно новое видение Природы. Вместо постоянных циклов создания и разрушения, жизни и смерти время превратилось в линию с началом и концом. «Профанная история», как ее называет Элиаде, – это все то, что происходит с нами между рождением и смертью. Внезапно ставки становятся гораздо выше, потому что одна жизнь означает единственный шанс на счастье. Христиан и мусульман от этого осознания спасает вера в загробную жизнь. Таким образом, время начинает выглядеть дуалистично: при жизни оно линейно, а после смерти его границы размываются.

Линейное или цикличное, время всегда было мерилом трансформации. Если следовать за ним в будущее, оно приведет к концу, а если в прошлое – к началу. В мифах люди всегда сталкиваются с изменениями, которые приносит время, а боги живут вне его, в том месте, где не существует ни старости, ни болезней. Поскольку жизнь порождает жизнь и поколения следуют друг за другом, то, продвинувшись во времени назад достаточно глубоко, можно обнаружить первую жизнь – первый живой организм, будь то бактерия, человек или животное. И здесь возникает ключевой вопрос: как появилась первая жизнь, если до нее не существовало ничего живого? Мифы в большинстве своем дают четкий ответ: боги сотворили этот мир, а затем населили его жизнью. Только то, что существует вне времени, может создать что-то, подвластное его законам. Некоторые мифы о сотворении мира, в частности предания новозеландских маори, рассказывают о том, что первый акт творения мог произойти и без вмешательства богов, но в большинстве из них говорится о возникновении самого времени одновременно с появлением мира. Блаженный Августин пишет об этом в своей «Исповеди» (книга 11, глава 13): «А так как делатель всякого времени – Ты, то, если до сотворения неба и земли было какое-то время, то почему можно говорить, что Ты пребывал в бездействии? Это самое время создал Ты, и не могло проходить время, пока Ты не создал времени. Если же раньше неба и земли вовсе не было времени, зачем спрашивать, что Ты делал тогда. Когда не было времени, не было и “тогда”».

Таким образом, происхождение мира и начало времени прочно связаны с природой невидимого божественного мира. Эта связь сохраняется и сейчас, когда появление Вселенной пытаются объяснить современными космологическими моделями, а происхождение звезд и планет изучают астрофизики. Как я уже писал в своей книге «Танцующая Вселенная», понятия цикличного и линейного времени заново возникают в современной космологии. Еще более удивительно то, что важнейшая характеристика древних мифов о сотворении – глубокая связь между человеком и космосом – также присуща современной астрономической мысли. Эта связь повторно возникла в ней лишь после долгого перерыва, спустя годы после главных открытий Коперника. В течение этого периода наше собственное существование казалось нам чем-то вторичным по сравнению с великолепием Вселенной. Когда Коперник, Иоганн Кеплер и Галилео Галилей в XVI–XVII веках показали, что Земля не является центром творения, мы утратили свой особый статус и превратились всего лишь в обитателей одного из бесчисленного множества миров. Но 400 лет спустя мы занялись поиском жизни во Вселенной и выяснили, что планеты, похожие на Землю, встречаются крайне редко. Жизнь и, что еще важнее, уникальность человечества снова приобрели космическое значение. Мы важны потому, что уникальны. Множество шагов, которые мы сделали от неживых молекул к живой клетке, а затем от нее – к сложным многоклеточным организмам, будет непросто повторить. Кроме того, многие детали этого процесса зависели от истории нашей планеты. Однако даже при нынешнем отсутствии доказательств мы не можем быть окончательно уверенными в том, что во Вселенной больше нет разумной жизни. Может быть, это так, а может быть, и нет. С уверенностью можно лишь сказать, что если разумные инопланетяне существуют, то они живут очень далеко от нас и встречаются крайне редко (конечно, есть вероятность, что они просто очень хорошо умеют прятаться, но об этом мы поговорим ближе к концу книги). Итак, мы одиноки во Вселенной и должны научиться с этим жить.