Эдвард Люттвак - Стратегия Византийской империи Страница 6

В источниках не столь пристрастных подтверждается факт самого набега и увода в рабство, хотя в одном из них прибавляются крайне интересные сведения о том, что другие местные молодые люди добровольно присоединились к гуннам, чтобы сражаться в их рядах[25]. Это не должно нас удивлять. Правда, гунны были грубы и неотёсанны; кроме того, они были язычниками; наконец, они только что ограбили, перебили и перекалечили их сограждан, а может быть, даже друзей и родственников. Но в данном случае для молодых добровольцев или воинов-ветеранов возможность присоединиться к рядам гуннов в стране, только что разорённой последними, означала немедленный переход из категории побеждённых и ограбленных в категорию победителей с богатой добычей, которую грузили на вьючных лошадей и в повозки или привязывали за ними (сюда включались и женщины).

Таким был и остаётся до сих пор основной механизм этногенеза. Успех создаёт нацию из различных групп, а затем распространяет их вширь за счёт привлечения добровольцев. Довольно скоро такие распространяющиеся группы утрачивают свою этническую однородность, но всё ещё сохраняют свои исконные названия, становясь тем самым в большей или меньшей степени образованиями псевдоэтническими. Так, после взлёта и упадка гуннов, а затем и разделения их на различные нации пришла очередь авар (обров) сделаться из престижного клана могучей силой на Балканах, располагавшей множеством людей; впоследствии они ещё более разрослись за счёт многочисленных покорённых ими славянских народов[26]. Успешно распространившись, они были, видимо, впервые побеждены у стен Константинополя в 626 г., что заставило многих славян отпасть от них. Дальнейшие поражения ещё

более снизили численность авар, особенно решительно в 791 г., когда они были разбиты рукою самого Карла Великого.

После этого численность авар снизилась ещё значительнее вследствие отпадений; авар стало так мало, что на них напали более слабые булгары, и вскоре после этого авары полностью распались и были поглощены другими нациями («погибоша аки обри, их же несть племени ни наследка»). К тому времени прежняя территория их обитания, то есть некогда римская Паннония, была занята относительно успешными мадьярами (что сохраняется и по сей день). Мадьяры привлекли на свою сторону другие племена, во многом им подобные, по большей части усвоившие их этническое название и в большинстве своём до сих пор живущие в Мадьярорсаг, Стране мадьяр, которую Венгрией называют только иностранцы.

Что же касается прежнего аварского господства над западной оконечностью степи, Понтийской степью к северу от Чёрного моря, находящейся ныне большей частью в границах Украины, то её захватили более удачливые тюркские племена или военные отряды, собравшие множество других, чтобы образовать крупные нации хазар и печенегов (о тех и других речь пойдёт ниже).

Принимая во внимание природу этногенеза, то, что образуется благодаря присущим ему процессам слияния, ассимиляции, разложения и распада, вообще не нацией следовало бы называть, поскольку это название предполагает некоторую степень этнической однородности, а скорее государством, ибо в конечном счёте это прежде всего образование по сути политическое. Единственное препятствие здесь состоит в том, что некоторые подобные общности, как, например, немаловажные для нашей темы печенеги, речь о которых пойдёт ниже, оставались непрочным союзом племён, кланов и военных группировок. Они осознавали себя печенегами, но у них не было ни вождей, власть которых распространялась на всех, ни общих установлений, так что нацией они могли быть лишь в самую последнюю очередь. Такими же, в сущности, были и гунны, крупная нация, каковой они были в то время, когда к власти над ними пришёл Аттила в качестве единоличного властителя. Он-то и дал им институции, сущностно необходимые для государственности, и сделал их значительно могущественнее, чем прежде.

Часть I

Изобретение византийской стратегии

Глава 1

Аттила и кризис империи

Обветшание, запустение и окончательное крушение приграничных укреплений по Рейну и верхнему Дунаю стало великой катастрофой века для граждан империи, которые остались беззащитны перед грабежом и разрушением, если не перед чем-то худшим. Эта затянувшаяся трагедия отразилась практически во всех текстах того времени, дошедших до наших дней, а это не только исторические сочинения, но и поэмы, письма, жития святых и другие письменные источники, которые посвящены совсем иным темам, но в них встречаются и попутные замечания. В этих источниках содержатся описания захватчиков или просто горестные жалобы на завоевателей, в число которых входили такие германские племена и народы, как аламанны, бургунды, рипарийские, а затем салические франки, гепиды, могучие грейтунги и тервинги, герулы, квады, росомоны, руги, скиры, свевы, тайфалы и вандалы, а также всадники-аланы родом с Иранского плато, а возможно, и анты-славяне.

Однако считалось, что гунны Аттилы представляют собою угрозу куда более страшную, чем кто-либо из них, и впоследствии о них помнили крепко (как, впрочем, помнят о них ещё и сейчас): гораздо крепче, чем о готах Алариха, разграбивших Рим в 410 г., или о вошедших в поговорку вандалах, которые причинили ещё большую беду, прервав поставки североафриканского зерна в Италию.

Для современных этим событиям церковных писателей гунны были бичом Божьим, а сам Аттила – Антихристом; правда, изображали его и человеком, хотя и ужаснейшим из всех варваров; это характерно для повествований о чудесах, в одном из которых действует такой исторический персонаж, как папа Лев I:

Он ради римского имени [т. е. народа] предпринял посольство, отправился к королю уннов, по имени Аттела, и избавил всю Италию от опасных врагов[27].

Поскольку гуннов отождествляли с геродотовскими массагетами, более древним страшным степным народом, они неизбежно стали главными действующими лицами апокалиптической войны Гога (готов) и Магога, о которой говорится в книге Иезекиля. Другой глашатай Церкви, Амвросий, впоследствии святой и первый из епископов Милана, которые до сих пор остаются сильно политизированными, умолчал о Гоге и Магоге, но пришёл к тому же самому выводу:

Хунны поднялись на аланов, аланы на готов, готы на тайфалов и сарматов. И нас они, изгнанные с родины готов в Иллирию, сделали изгнанниками, и нет этому конца… так что мы на закате мира сего…[28]

Примечательно также, что войны гуннов с готами, гибель короля бургундов Гундахара с многочисленным войском в 436 г., да и сам Аттила всё ещё крепко держались в памяти народов спустя столетия, причём даже очень далеко от тех мест, по которым им когда-то довелось проходить. В староанглийской поэме «Видсид» герой поэмы заявляет:

Вульфхере нашёл я и Вюрмхере [имена неизвестных лиц]; воевало там непрестанно войско хредов [готов] в лесах у Вистлы [Вислы], мечами точёными часто обороняя древний трон свой от народа Этлы [Аттилы][29].

Даже в далёкой Исландии Аттилу вспоминают в поэме на древнесеверном языке «Песнь о Хлёде и Ангантюре», где Аттила появляется как Гумли, король гуннов и дед Хлёда. Эта поэма – часть «Саги о Хервере», в которой повествуется также о битве между готами и гуннами, предваряемой женитьбой Аттилы на Гудрун. В «Саге о Вёльсунгах» Гудрун убивает Аттилу, потому что её принуждают выйти за него замуж: это предание восходит к более древней «Песни об Атли» (“AtlakviSa”) или к более пространной версии, «Гренландские речи Атли» (“Atlamal hin groenlenzku”). Таким образом, мы знаем, что сказания о нём дошли до самого отдалённого места, до Ультима Туле.

Более знаменит Аттила как Этцель из «Песни о Нибелунгах», сложенной позднее. Это средневековый германский эпос, по мотивам которого Вагнер написал оперный цикл. Вдова убитого Зигфрида, Кримхильда, выходит замуж за Этцеля, короля гуннов, чтобы отомстить за убитого супруга. Следует бойня. В более ранней латинской эпической поэме «Вальтарий», написанной монахом Санкт-Галленского монастыря Экхардом, у короля Аквитании Альфера (Эльфхере) есть сын по имени Вальтарий (Вальтер), отданный в заложники королю гуннов Аттиле, когда тот вторгается в Галлию. На службе у Аттилы Вальтарий обретает славу великого воина, а затем бежит от него с большим количеством золота из дворца[30].

Отдавая дань модной некогда теории о том, что роль личности несопоставима с масштабами исторического процесса, а также теории Маркса об исторических формациях, один видный современный историк изображал Аттилу мелким бандитом; и хотя величайший авторитет в науке о гуннах выразил своё несогласие с ним, этот историк всё же не остановился перед тем, чтобы сравнить Аттилу с мелким готским военачальником Теодорихом Страбоном (Косоглазым), который в 473 г. вымогательством заполучил у императора Восточной империи Льва II 2000 фунтов золота[31].