Зоран Аврамович - Демократия и бомбардировки. Есть ли будущее у демократии? Страница 7

Нет сомнения в том, что только такие особенности личности и согласованные с ними институты могли осуществить такое материальное и технологическое развитие Америки, которого не смогла добиться ни одна другая нынешняя цивилизация. Если индивидуум обуян страстью к обогащению, тогда к этому должен стремиться и его народ. Все штаты в стране, констатировал Токвиль, вдохновляются одними и теми же ценностями – производство, торговля, обогащение. Именно эту особенность (ненасытность) человека как родо-племенного существа демократия сделала моделью социализации. В истории всегда существовали личности и группы, разделяющие подобные ценности, но только демократический строй сделал ориентацию на обогащение универсальной.

Личные достижения – основной критерий толкования демократии в Америке. Молодой американец «уважает только то, что отдельная личность может достичь только в результате своих личных усилий» (Вебер, 1964).

Наша тема не требует обзора других импликаций американской антропологии, таких, как, например, отношение к другим народам. 180 лет тому назад Токвиль установил, что такой человек и такая страна неумолимо придет к дальнейшему распространению американской демократии на другие страны и континенты. Появилась новая «индустриальная аристократия», которая никогда ранее не существовала, и на это явление все друзья демократии «должны постоянно обращать озабоченный взгляд» (Tokvil, 1991:507). Причем озабоченность должна быть политического свойства. На фундаменте такой ценностной ориентации вырастает новая форма деспотизма, которая отличается от старых тираний специфической подчиненностью и попечительством. Она всеохватывающая, но мягкая, и «уничтожает человека, не мучая его» (Tokvil, 1991:634). Общественную основу нового деспотизма Токвиль нашел в неудержимом эгоизме индивидуальной алчности. Каждый занят своими потребностями и организацией другого человека и общественной группы. Американцы стремятся «овладеть морями, как римляне стремились завоевать мир» (Tokvil, 1991:345). Повторят ли они судьбу Рима?

Рассуждая на темы глобализации демократии и проблем, возникающих на ее пути, невозможно обойти размышления Токвиля. Он предугадал тенденцию, а конец XX века только обогатил его предвидение. США – субъект глобализации демократии, а проблемы, возникающие у других национальных демократий, отражаются в том, что те не выстроили в своей истории подобную антропологическую основу, которая помогает развиваться американскому обществу. В европейском обществе, к примеру, в германской культуре, особенности личности комплексно отличаются от славянской (Vest, 1995). Вне европейского культурного пространства антропологическое разнообразие еще более пестрое.

Ускоренное распространение американского типа человека как субъекта демократических институций вступает в противоречие со многими национальными объединениями и странами. Противоречия можно избежать, если каким-то чудом внезапно изменятся некоторые особенности личности, которые веками накапливались благодаря ценностям, понятиям, верованиям (Шпенглер, 1989). Это должно превратить человека молящегося, или человека трагического, в человека, стремящегося к богатству. Проблема в том, что человек, молящийся Богу, должен в этом случае подчиниться человеку, стремящемуся к богатству.

Моральность демократического экспансионизма

Форсирование глобальной демократизации идейно и политически напоминает о полемике по поводу французской революции между Эдмундом Верком и Томасом Пейном. Аргумент Верка в защиту старого порядка основывался на традиции и авторитетности примеров, он выступал против метафизических абстракций и восторгов. Пейн обнаружил универсальные ценности революции в естественных правах человека (Pejn, 1987, Tadić, 1972).

Сегодня подобная аргументация структурно обновляется в связи с глобализацией демократических прав и свобод человека: универсализму противопоставляется традиция и авторитет национальных примеров.

Новая глобальная демократия и права человека встраиваются в региональные политические документы. Первой такой ход сделала Европа. В Хартии ОБСЕ, принятой в 1990 году на саммите в Париже, раздел о демократии сформулировали следующим образом: «Мы обязуемся строить, консолидировать и укреплять демократию как единственную систему правления в наших странах. В этом начинании мы будем руководствоваться следующим:

Права человека и основные свободы с рождения принадлежат всем людям, они неотъемлемы и гарантируются законом. Их защита и содействие им – первейшая обязанность правительства. Их уважение – существенная гарантия против обладающего чрезмерной властью государства. Их соблюдение и полное осуществление – основа свободы, справедливости и мира.

Демократическое правление основывается на воле народа, выражаемой регулярно в ходе свободных и справедливых выборов. В основе демократии лежит уважение человеческой личности и верховенства закона. Демократия является наилучшей гарантией свободы выражения своего мнения, терпимости по отношению ко всем группам в обществе и равенства возможностей для каждого человека.

Демократия, имеющая представительный и плюралистический характер, влечет за собой подотчетность избирателям, обязательство государственных властей соблюдать законы и беспристрастное отправление правосудия. Никто не должен стоять над законом». Аналогичные идеи появляются во всех документах, касающихся демократии (Темельи и модерне демократиjе, 1989).

Такие и подобные им декларации подчеркивают ценности демократического общества и государства. Проблемы появляются, когда мы связываем эти декларации с традициями и политической культурой отдельных государств. Одна проблема – понимание демократии как единой системы власти в европейских странах, как об этом говорится в Хартии ОБСЕ, другая – касается конкретных последствий, вызванных универсальностью деклараций. Другими словами, до какой степени законодательное формирование демократических институтов мирится с влиянием национальной политической культуры и традиций?

В головокружительном стремлении кодифицировать демократическую политическую жизнь на планете игнорируется проблема коллективной жертвы. Создание наднационального государства, или системы ЕС, которая неуклонно стремится ко все большей власти брюссельской бюрократии, неизбежно создает проблемы для независимости, национальной свободы, автономии и достоинства отдельных стран. Глобальная демократия открыто подвергает ревизии понятия национальной свободы и независимости, изменяя значение этих категорий, которые веками существовали в сознании людей и в теоретических работах. Но никакая глобальная демократия не может скрыть или запретить борьбу одних национально-государственных интересов с другими.

Посмотрим, как обстоят дела с правами человека и свободами. На первый взгляд, тут все понятно. Между тем, эти права и свободы в некоторых демократических странах толкуются не одинаково. В реальной политической жизни государств индивидуальные права формируются на основе коллективного национального восприятия и автономно определенных интересов народов и граждан. Следует ли из этого, что одна демократическая страна может обвинить другую в недостаточной демократии, если она решила эти вопросы не так, как говорилось выше?

Например, сексуальная свобода. В некоторых демократических странах она распространена вплоть до права заключения однополых браков. В других демократических странах такие браки не разрешаются. Глобализация демократии приведет к тому, что государства, признающие гомосексуальные браки (например, США), осудят страны, которые законодательно не признают подобные связи, и признают их недемократическими. Можно ли согласиться с таким выводом?

Есть и другие примеры: контроль за эмиграцией, контроль за рождаемостью, контроль за родителями… Каждая форма государственного контроля ставит под удар права человека и демократию, в связи с чем можно прийти к мнению, что глобальная демократия служит интересам отдельных лиц, а не государству.

Интересно посмотреть на демократизацию исламских стран, или тех стран, где сильно влияние ислама. Станет ли шариат международной демократической нормой, или же останется автономным политическим правом исламских государств?

Такие или похожие политические явления могут стать предметом различной оценки и разного толкования различными политиками и теоретиками. Конкретные исторические решения проблем прав человека и свобод – настоящий тест для проверки пригодности демократических деклараций к жизни. Принятие абстрактных демократических норм и ценностей не означает унификации демократической практики. Опыт показывает, что проблема состоит в том, что существующие на практике демократические различия могут употребляться для распространения влияния и интересов неких государств, а в случае конфликта они превращаются в инструмент решения споров между демократическими и недемократическими странами. (В США существует закон двухсотлетней давности, который позволяет иностранным гражданам обвинять иностранных деятелей и других граждан в нарушениях прав их народов). Исследователи демократии не могли представить, что демократия может стать не только инструментом политического разума, но и причиной разжигания политических страстей. «Национальное самоутверждение и агрессивность могут буйствовать и на демократической почве» (Manhajm, 1980:183). И в демократических странах трудятся не только ответственные деятели, но и обманщики, аморальные люди.