Милтон Фридман - Капитализм и свобода Страница 9

Еще один пример той роли, какую играет рынок в деле сохранения политической свободы, относится к нашему эпизоду с маккартизмом. Оставив в стороне существо дела и вопрос об обоснованности предъявлявшихся тогда обвинений, полюбопытствуем, на какую защиту могли рассчитывать допрашиваемые, и в особенности государственные служащие, от беспочвенных обвинений и попыток влезть в дела, обсуждать которые им не позволяла совесть? Если бы не было альтернативы государственной службе, их апелляции к Пятой поправке свелись бы к пустому шутовству.

Главной их защитой было существование частнорыночной экономики, в рамках которой они могли заработать себе на хлеб. Даже здесь защищенность их была не абсолютной. Многие потенциальные частные наниматели не желали (правы они были или нет) брать на работу пригвожденных к позорному столбу. Вполне возможно, что издержки, которые несли многие из этих лиц, были куда менее оправданны, чем издержки, с которыми обычно сопряжена пропаганда непопулярных идей. Но суть дела в том, что издержки эти были ограничены и не столь нестерпимы, как в том случае, если бы существовала только государственная служба.

Интересно отметить, что непропорционально большая часть этих лиц ушла, судя по всему, в секторы экономики с наибольшей конкуренцией – мелкий бизнес, торговлю, фермерство, – где рынок максимально приближается к идеальному свободному рынку. Покупая хлеб, никто не знает, кто вырастил для него пшеницу: коммунист или республиканец, конституционалист или фашист или, если уж на то пошло, негр или белый. Этим иллюстрируется то, как безличный рынок отделяет экономическую деятельность от политических взглядов и ограждает людей от дискриминации в их экономической деятельности по причинам, не имеющим никакого отношения к их производительности, вне зависимости от того, связаны ли эти причины с их взглядами или с их цветом кожи.

Как можно заключить из этого примера, в сохранении и укреплении капитализма свободной конкуренции наиболее кровно заинтересованы именно те меньшинства, которые легче всего становятся объектом недоверия и вражды со стороны большинства, – негры, евреи, инородцы (говорю лишь о самом очевидном). И тем не менее, как ни парадоксально, именно из этих групп набирается, как правило, непропорционально большое число врагов свободного рынка – социалистов и коммунистов. Вместо того чтобы признать, что существование рынка ограждает их от неприязненного отношения сограждан, они ошибочно относят на счет рынка остаточную дискриминацию.

Глава II

Роль государства в свободном обществе

Обычная претензия к тоталитарным странам состоит в том, что для них цель оправдывает средства. Такая претензия, если понимать ее буквально, явно лишена логики. Если не цель оправдывает средства, то что? Однако этот легкий ответ не снимает со счетов упомянутую претензию, но лишь показывает, что она неудачно выражена. Отрицать, что цель оправдывает средства, означает утверждать обиняками, что существующая цель не является конечной, а конечная цель – это и есть использование адекватных средств. Желательна она или нет, любая цель, требующая достижения скверными средствами, должна уступить место более основополагающей цели, заключающейся в использовании приемлемых средств.

Для либерала адекватными средствами являются свободное обсуждение и добровольное сотрудничество, из чего следует вывод, что любая форма принуждения для него неадекватна. Идеалом здесь является единодушие среди ответственных индивидов, достигнутое на основе свободного и исчерпывающего обсуждения. Это еще один способ выразить цель свободы, что подчеркивалось в предыдущей главе.

С этой точки зрения роль рынка, как уже отмечалось, заключается в том, что он допускает единодушие без единообразия и является системой действенного пропорционального представительства. С другой стороны, характерной чертой действия, предпринимаемого по чисто политическим каналам, является его тенденция требовать или навязывать значительную степень единообразия. На вопросы, как правило, необходимо давать простые ответы «да» и «нет», и в самом лучшем случае можно обеспечить лишь весьма ограниченный набор альтернатив. Этого вывода не меняет даже использование пропорционального представительства в явной политической форме. Число отдельных групп, которые реально можно представить пропорционально, строго ограничено, а по сравнению с пропорциональным представительством на рынке оно ограничено чудовищно. Есть и еще более важный момент: тот факт, что в норме конечным результатом должен быть закон, одинаково применимый ко всем группам, а не отдельные законоположения для каждой представленной «стороны», означает, что пропорциональное представительство в его политическом варианте не только не допускает единодушия без единообразия, но ведет к безрезультатности и раздробленности. Таким образом, оно приводит к разрушению любого консенсуса, на котором может быть основано единодушие с единообразием.

Совершенно очевидно, что существуют вопросы, к которым действенное пропорциональное представительство неприложимо. Я не могу добиться того объема затрат на национальную оборону, какого хочется мне, а вы не можете добиться какого-то другого объема средств. Что касается таких простых неделимых вопросов, то мы можем их обсуждать, спорить и голосовать. Но если уж мы пришли к решению, приходится подчиняться. Именно существование таких неделимых проблем (к числу самых существенных относятся, очевидно, защита индивида и страны от посягательств) делает невозможной опору исключительно на индивидуальные действия посредством рынка. Если нам необходимо тратить часть своих ресурсов на такие неделимые цели, мы должны улаживать свои разногласия через политические каналы.

Хотя использование политических каналов неизбежно, оно, как правило, ослабляет социальное единство, без которого не может быть стабильного общества. Ослабление это будет минимальным, если согласие по поводу совместных действий должно быть достигнуто лишь по узкому кругу вопросов, на которые люди в любом случае имеют общие взгляды. Любое расширение круга вопросов, по которым необходимо достичь ясно выраженного согласия, еще больше напрягает тончайшие нити, связывающие общество в единое целое. Если дело дойдет до проблемы, которая затрагивает людей глубоко, но по-разному, это может разрушить общество. Резкие расхождения по основополагающим вопросам редко возможно (если вообще возможно) разрешить посредством избирательной урны; в конце концов оказывается, что их можно решить, хоть и не разрешить, лишь через конфликт. Кровавым подтверждением тому служит история религиозных и гражданских войн.

Широкое использование рынка ослабляет нагрузку на социальную ткань, так как снимает необходимость подчиняться общему мнению во всех видах охватываемой рынком деятельности. Чем шире диапазон деятельности, осуществляемой в рамках рынка, тем меньше вопросов, требующих чисто политического решения и соответственно нуждающихся в достижении согласия. В свою очередь, чем меньше вопросов, требующих согласия, тем вероятней добиться согласия и сохранить в то же время свободное общество.

Единодушие – это, разумеется, идеал. На практике же мы не можем тратить то время и те силы, которые потребовались бы для достижения полного единодушия по каждому вопросу. Нам приходится довольствоваться меньшим. Таким образом, мы вынуждены в интересах дела исходить из воли большинства. Что принцип большинства есть лишь дань целесообразности, а не основополагающий принцип сам по себе, ясно видно из того факта, что наша готовность прибегнуть к нему и размер требуемого нами большинства сами зависят от серьезности рассматриваемого вопроса. Если вопрос маловажен и меньшинство спокойно относится к перспективе поражения при голосовании, довольно будет простого большинства голосов. С другой стороны, если меньшинство принимает какой-то вопрос близко к сердцу, простого большинства уже недостаточно. Мало кто из нас, к примеру, согласится, чтобы вопрос о свободе слова решался простым большинством. Наша юридическая система проводит массу различий насчет того, какие вопросы требуют какого типа большинства. Крайним случаем являются вопросы, включенные в Конституцию США. Эти принципы столь важны, что мы готовы сделать целесообразности лишь самую минимальную уступку. Для того чтобы их принять, было достигнуто некое подобие полного консенсуса, и нам потребуется некое подобие полного консенсуса для того, чтобы их изменить.

Включенный в нашу Конституцию и в писаные и неписаные конституции других стран принцип самоограничения, призывающий к отказу от следования воле большинства в известных вопросах, и содержащиеся в этих конституциях или их эквивалентах конкретные положения, запрещающие меры принуждения против индивидов, сами по себе следует считать достигнутыми посредством свободного обсуждения и отражающими существенное единодушие по поводу используемых средств.