Эдгар По - Английский с Эдгаром По. Падение дома Ашеров / Edgar Allan Poe. The Fall of the House of Usher Страница 20

At length there broke in upon my dreams a cry as of horror and dismay (наконец ворвался в мои мечтания крик, будто бы от ужаса и смятения; to break in – ворваться, вломиться; to break – ломать); and thereunto, after a pause, succeeded the sound of troubled voices (и к тому же, после паузы = немного погодя, последовал звук беспокойных голосов), intermingled with many low moanings of sorrow or of pain (смешанный с многочисленными стенаниями печали или боли). I arose from my seat (я вскочил со своего кресла: «сидения»; to arise – подниматься), and throwing open one of the doors of the library (и, распахнув одну из дверей библиотеки; to throw open – распахнуть: «кинуть открытым»), saw standing out in the ante-chamber a servant maiden, all in tears (увидел стоявшую снаружи, в передней, девушку-горничную, всю в слезах; servant – слуга; maiden – девица; горничная), who told me that Berenice was – no more (которая сказала мне, что Береника – не была больше = что ее не было больше; no more – больше не)! She had been seized with epilepsy in the early morning (она была охвачена эпилептическим припадком ранним утром), and now, at the closing in of the night, the grave was ready for its tenant (а теперь, при приближении ночи, могила была готова для своей жилицы; closing in – приближение, от to close in – приближаться), and all the preparations for the burial were completed (и все приготовления к погребению были завершены).

At length there broke in upon my dreams a cry as of horror and dismay; and thereunto, after a pause, succeeded the sound of troubled voices, intermingled with many low moanings of sorrow or of pain. I arose from my seat, and throwing open one of the doors of the library, saw standing out in the ante-chamber a servant maiden, all in tears, who told me that Berenice was – no more! She had been seized with epilepsy in the early morning, and now, at the closing in of the night, the grave was ready for its tenant, and all the preparations for the burial were completed.

I found myself sitting in the library (я обнаружил себя сидящим в библиотеке), and again sitting there alone (и снова сидящим там в одиночестве). It seemed that I had newly awakened from a confused and exciting dream (казалось, что я только что очнулся от смутного и будоражащего сна). I knew that it was now midnight (я знал, что теперь полночь), and I was well aware (и я хорошо знал: «был хорошо осведомлен»), that since the setting of the sun, Berenice had been interred (что с захода солнца Береника была погребена). But of that dreary period which intervened (но о том жутком времени, которое было между /погребением и моим пробуждением/; to intervene – вмешиваться; вклиниваться; вставать между; находиться между) I had no positive, at least no definite comprehension (у меня не было никакого положительного, по крайней мере – никакого определенного понимания). Yet its memory was replete with horror (и все же воспоминание о нем: «его воспоминание» было исполнено ужаса) – horror more horrible from being vague (ужас /еще/ более ужасный от того, что был туманным), and terror more terrible from ambiguity (и кошмар /еще/ более кошмарный из-за неясности; ambiguous – двусмысленный; сомнительный; неопределенный, неясный).

I found myself sitting in the library, and again sitting there alone. It seemed that I had newly awakened from a confused and exciting dream. I knew that it was now midnight, and I was well aware, that since the setting of the sun, Berenice had been interred. But of that dreary period which intervened I had no positive, at least no definite comprehension. Yet its memory was replete with horror – horror more horrible from being vague, and terror more terrible from ambiguity.

It was a fearful page in the record of my existence (это была страшная страница в журнале моего существования; record – запись; архив; отчет; реестр; летопись; рекорд), written all over with dim, and hideous, and unintelligible recollections (вся исписанная смутными и отвратительными, и неразборчивыми воспоминаниями). I strived to decipher them, but in vain (я стремился расшифровать их, но тщетно); while ever and anon, like the spirit of a departed sound (в то время как то и дело, словно дух ушедшего звука = эхо), the shrill and piercing shriek of a female voice seemed to be ringing in my ears (резкий и пронзительный визг женского голоса, казалось, звенел в моих ушах; to seem – казаться). I had done a deed – what was it (я совершил некий поступок – что это было)? I asked myself the question aloud (я задавал себе этот вопрос вслух), and the whispering echoes of the chamber answered me, – “what was it (и шепчущее эхо комнаты отвечали мне: что это было)?”

It was a fearful page in the record of my existence, written all over with dim, and hideous, and unintelligible recollections. I strived to decipher them, but in vain; while ever and anon, like the spirit of a departed sound, the shrill and piercing shriek of a female voice seemed to be ringing in my ears. I had done a deed – what was it? I asked myself the question aloud, and the whispering echoes of the chamber answered me, – “what was it?”

On the table beside me burned a lamp (на столе рядом со мной горела лампа), and near it lay a little box (а подле нее лежала маленькая шкатулка; to lie – лежать). It was of no remarkable character (она была ничем не примечательна: «не примечательного характера»), and I had seen it frequently before, for it was the property of the family physician (и я часто видел ее раньше, так как это была собственность семейного врача); but how came it there, upon my table (но как она оказалась там, на моем столе: «пришла»), and why did I shudder in regarding it (и почему я вздрагивал, глядя на нее)? These things were in no manner to be accounted for (эти вещи никоим образом нельзя было объяснить: «были в никакой манере быть объясненными»; to account for smth – объяснить что-либо, дать отчет в чем-либо), and my eyes at length dropped to the open pages of a book (и мои глаза в конце концов опустились к открытым страницам книги), and to a sentence underscored therein (и к предложению, подчеркнутому там).

On the table beside me burned a lamp, and near it lay a little box. It was of no remarkable character, and I had seen it frequently before, for it was the property of the family physician; but how came it there, upon my table, and why did I shudder in regarding it? These things were in no manner to be accounted for, and my eyes at length dropped to the open pages of a book, and to a sentence underscored therein.

The words were the singular but simple ones of the poet Ebn Zaiat (эти слова были странными, но простыми словами поэта Ибн-Зайата): – “Dicebant mihi sodales si sepulchrum amicae visitarem, curas meas aliquantulum fore levatas (мне говорили собратья, что, если я навещу могилу подруги, горе мое немного облегчится; лат.).” Why then, as I perused them, did the hairs of my head erect themselves on end (почему же, когда я внимательно читал их, волосы моей головы поднимались на кончиках), and the blood of my body become congealed within my veins (а кровь моего тела стыла в жилах: «становилась замороженной»)?

The words were the singular but simple ones of the poet Ebn Zaiat: – “Dicebant mihi sodales si sepulchrum amicae visitarem, curas meas aliquantulum fore levatas.” Why then, as I perused them, did the hairs of my head erect themselves on end, and the blood of my body become congealed within my veins?

There came a light tap at the library door (вот раздался легкий стук в дверь библиотеки) – and, pale as the tenant of a tomb, a menial entered upon tiptoe (и, бледный, словно жилец могилы, лакей вошел на цыпочках). His looks were wild with terror (его вид был диким от ужаса), and he spoke to me in a voice tremulous, husky, and very low (и он заговорил со мной голосом дрожащим, хриплым и очень тихим). What said he (что же сказал он)? – some broken sentences I heard (несколько оборванных фраз я услышал; to break – ломать, рвать).

There came a light tap at the library door – and, pale as the tenant of a tomb, a menial entered upon tiptoe. His looks were wild with terror, and he spoke to me in a voice tremulous, husky, and very low. What said he? – some broken sentences I heard.

He told of a wild cry disturbing the silence of the night (он рассказал о диком крике, нарушавшем тишину ночи) – of the gathering together of the household (о собрании домочадцев; household – семейство, семья; домочадцы, домашние) – of a search in the direction of the sound (о поисках в направлении звука); and then his tones grew thrillingly distinct (и затем его звуки = звук его голоса стал пугающе ясным; to grow – расти; становиться) as he whispered me of a violated grave (в то время как он шептал мне о разоренной могиле) – of a disfigured body enshrouded, yet still breathing (об обезображенном трупе, закутанном в саван, но все еще дышащем) – still palpitating – still alive (все еще бьющемся = с бьющимся сердцем – все еще живом)!

He told of a wild cry disturbing the silence of the night – of the gathering together of the household – of a search in the direction of the sound; and then his tones grew thrillingly distinct as he whispered me of a violated grave – of a disfigured body enshrouded, yet still breathing – still palpitating – still alive!

He pointed to garments (он указал на одежду); – they were muddy and clotted with gore (она была грязная и измазанная запекшейся кровью; to clot – сгущаться; запекаться; свертываться /о крови/). I spoke not, and he took me gently by the hand (я не говорил, и он взял меня мягко за руку): it was indented with the impress of human nails (она была надрезана отпечатками человеческих ногтей; to indent – зазубривать, насекать, изрезывать, надрезать). He directed my attention to some object against the wall (он направил мое внимание к какому-то предмету, /прислоненному/ к стене). I looked at it for some minutes: it was a spade (я смотрел на него несколько минут: это была лопата). With a shriek I bounded to the table (с криком я бросился к столу), and grasped the box that lay upon it (и схватил шкатулку, которая лежала на нем).