Алексей Минченков - Английские частицы. Функции и перевод Страница 4

Во-первых, как уже отмечалось выше, в случае с частицами, ‘маскирующимися’ под наречия или другие части речи, проблема может состоять уже только в том, чтобы распознать частицу. Посмотрим, как это может быть сделано. В частности, проанализируем функционирование слова positive в следующих предложениях:

(1) His response was positive.

(2) They didn’t find any positive proof of his guilt.

(3) I accept only more positive criticism.

(4) She was a positive joy to speak to.

В предложении (1) Positive относится к существительному response, и к нему можно поставить вопрос (каким был его ответ?). Очевидно, что positive здесь характеризует ответ как положительный. В предложении (3) наличие сравнительной степени дополнительно указывает на то, что прилагательное positive выступает как определение к существительному criticism – сравнение возможно лишь если есть, что сравнивать. Кстати, сравнение было бы возможно и в предложении (1): His response was more positive than John’s. Точно также и proof в (2) может быть более или менее positive. Таким образом, при том, что слово positive имеет разные значения в предложениях (1) – (3): в (1) это – ‘положительный’, во (2) – ‘несомненный’, ‘веский’, в (3) – ‘конструктивный’, – оно функционирует одинаково как определение к существительному. Формально так же обстоит дело и в предложении (4), где positive находится в позиции определения перед существительным. Однако здесь оно не может быть употреблено со сравнительной степенью: *She was a more positive joy to speak to. Почему так происходит? Очевидно, этому мешает общий контекст употребления, в частности эмотивно-оценочная семантика существительного joy. Невозможность отнести positive в этом предложении к какому-либо другому слову и задать к нему вопрос наводит на мысль о том, что оно связано напрямую с говорящим и является усилительной частицей, развившейся, на наш взгляд, из уже упомянутого значения positive как прилагательного – ‘несомненный’. Говорящий не сомневается в правильности своей оценки и употребляет частицу для того, чтобы показать это, усиливая тем самым общий коммуникативный эффект высказывания.

Схожим образом можно проанализировать функции слова fairly. Его традиционное употребление в качестве наречия иллюстрируется следующими примерами:

– She translated the text fairly quickly (наречие степени, отвечает на вопрос ‘насколько?’).

– He wanted to be treated fairly (наречие образа действия, относящееся к глаголу и отвечающее на вопрос ‘как?’).

Встречаются, однако, и примеры такого рода:

– The cat fairly flew out of the room.

Здесь fairly относится к глаголу, но при этом явно не является наречием образа действия и не отвечает на вопрос ‘как?’. Тот факт, что глагол представляет собой образное слово, по своей прагматической нагрузке отличающееся от нейтрального в этой ситуации ran out, позволяет заключить, что fairly используется говорящим для того, чтобы указать на свое эмоциональное состояние при виде такой сцены, на сильное впечатление, произведенное увиденным и одновременно на то, что подобное описание действия является, конечно, в некоторой степени преувеличением, метафорой – ведь коты, конечно, не могут летать.

Интересно также рассмотреть функционирование в качестве частицы сочетания sort of (kind of). Здесь распознать частицу помогает грамматическая сочетаемость. Слово sort (kind) является существительным с общим значением ‘вид’, ‘тип’, употребление предлога of после него сигнализирует о том, что дальше должно идти другое существительное. Именно это мы и наблюдаем в большом количестве случаев:

– They offered us ten different sorts of cheese.

– I don’t like this sort of thing.

В ряде случаев, однако, слово sort, сливаясь с of, может употребляться, например, перед глаголом или прилагательным:

– I sort of liked it, you know.

– It was sort of peach-coloured.

Синтаксическая позиция sort of и невозможность поставить к нему вопрос – все это указывает на статус частицы; что же касается ее функции, то она, вероятно, идет от семантики существительного sort – ‘разновидность’. It was sort of peach-coloured, например, означает как бы ‘я не могу сказать, что это точно такой цвет, но это его разновидность’. Частица употребляется для выражения приблизительности и указания на неуверенность говорящего в правильности своей оценки.

Другая проблема может возникать при определении функций частиц, чья коммуникативная семантика сильно зависит от контекста и семантические возможности которых нельзя свести к одной, пусть даже обобщенной, функции. Ярким примером здесь является частица oh. Вне контекста ее функцию определить практически невозможно. В наиболее общем виде возможно лишь сказать, что она употребляется как реакция на что-то сказанное собеседником, происходящее вокруг говорящего или в его мыслях. Очевидно, однако, что такое определение мало что дает нам в практическом плане, тем более в аспекте перевода, где нужно четко знать, какой элемент смысла войдет в смысловое представление. В этой связи рассмотрим несколько примеров с точки зрения путей определения конкретной функции этой частицы.

(1) “Hallo, Professor Zapp,” he said, drawing level. “Are you taking a stroll?” – “Oh, hi, Percy.”

В приведенном диалоге мы видим слова hallo и hi, свидетельствующие о том, что герои только что встретились и приветствуют друг друга. ‘Drawing level’ указывает на то, что первый подошел ко второму; значит, вероятно, для последнего эта встреча была неожиданной, так как до этого он не заметил своего знакомого. Тот факт, что oh идет перед hi второго собеседника, подтверждает эту гипотезу – частица oh выражает неожиданность встречи.

(2) I suppose he is busy with his popsy these days, like he said he’d be. – Oh, he said that, did he?

Во втором тексте один из собеседников повторяет часть высказывания другого, которая, очевидно, вызвала его интерес. После этого идет особая разновидность расчлененного вопроса (did he? вместо didn’t he?), которая обычно употребляется как раз для того, чтобы показать, что только что сказанное вызывает интерес или определенные эмоции (удивление, раздражение). Из этого можно сделать вывод, что частица oh, скорее всего, выражает эмоцию удивления.

(3) Didn’t Wilson tell you about how he found me? – Wilson? Oh, the chap in the room underneath.

В третьем тексте на функцию oh указывает переспрос, который идет прямо перед частицей. В этой ситуации очевиден вывод о том, что она выражает припоминание.

Таким образом, контекст помогает определить функцию частицы. Некоторые частицы, однако, могут приобретать более одного значения. Рассмотрим следующий пример:

She was the complete British Council hostess – polite, patient, detached. She actually asked me if I’d slept well.

Частица actually используется для усиления предыдущего высказывания и одновременно передает также удивление говорящего по поводу произошедшего.

Поиск функциональных эквивалентов и понятие естественности звучания

Как уже говорилось выше, на втором этапе процесса перевода происходит порождение текста на языке перевода (ПЯ), которое идет от смыслового представления ИТ, то есть вся сумма смыслов, заключенных в этом смысловом представлении, должна в идеале найти свое отражение в конечном тексте на ПЯ. При этом, если мы в качестве исходного тезиса приняли положение о том, что процесс перевода – это акт коммуникации, то вполне логично заключить, что к нему применимы те же понятия, что и к обычному одноязычному процессу коммуникации. Для второго этапа процесса перевода наиболее существенным понятием из общей теории коммуникации является понятие коммуникативного эффекта. Порождение переводного текста – это не механический процесс придания смыслу словесной оболочки, это процесс творческий, в котором очень большую роль играют такие качества переводчика, как чувство языка, языковая компетенция и наблюдательность. Как будут восприняты слова и высказывания переводного текста, какие мысли, ассоциации, чувства и эмоции они вызовут у читателей и слушателей? Ведь язык – очень мощное средство воздействия, и порой одно неосторожное слово может испортить впечатление от всего текста, или же привести к непониманию, неправильной интерпретации коммуникативных намерений и целей собеседника. Конечно, коммуникативный эффект – понятие достаточно абстрактное и, в любом случае, трудно поддается измерению хотя бы в силу того, что каждый из потенциальных адресатов текста – это личность со своими собственными, часто субъективными языковыми предпочтениями и привычками. Но, с другой стороны, языковая система возникла не вчера, она постоянно совершенствуется и развивается, в результате долгого развития в ней присутствует большое число закономерностей и интуитивно ощущаемых носителями каждого конкретного языка правил употребления языковых единиц, которые в совокупности и определяют языковое поведение людей, как при порождении высказываний, так и при восприятии высказываний других. Если бы этого не было, возник бы полный хаос языкового индивидуализма, и коммуникация людей друг с другом стала бы по меньшей мере неуспешной, а, скорее, и вообще невозможной. Таким образом, можно сказать, что при том, что у переводчика в большинстве случаев нет возможности измерить коммуникативный эффект, который его текст произведет на читателей или слушателей, он может с большой долей вероятности предсказать этот эффект, опираясь на культурно-языковые нормы и закономерности.