Политические племена - Эми Чуа Страница 10

и следующие тысячу лет правили им как китайской провинцией. Под властью Китая Вьетнам усвоил много от китайской культуры, включая буддизм, даосизм, конфуцианство и систему чиновничьих экзаменов и бюрократии мандаринов. Но вьетнамцы отказались становиться китайцами. Наоборот, они становились всё более и более «крайне этноцентричными». Хотя в годы китайского правления официальным языком был китайский, и они широко использовался среди элиты, вьетнамцы сохранили свой язык, как и воспоминания о существовавшей докитайской цивилизации. Они не прекращали чтить своих героев, что сопротивлялись китайцам.

Даже после того, как Вьетнам вырвал у Китая с боем свою независимость в 938 году н.э., он остался в китайской сфере влияния, платя дань китайскому императору ещё одно тысячелетие. В этот период Китай неоднократно вторгался во Вьетнам, но вопреки всему китайцев отбрасывали снова и снова. Истории о вьетнамской храбрости и ловкости в духе Давида, сражавшегося против Голиафа, лежат в основе вьетнамского фольклора.

Современная вьетнамская идентичность также частично является изобретением двадцатого века. В 1920-е годы, во время французского колониального правления, появилась группа молодых вьетнамских интеллектуалов, призывавших к «новому Вьетнаму, свободному от колониального господства и груза прошлого». Эти интеллектуалы противостояли не только французам, но и китайцам. Влиятельные националисты напоминали вьетнамцам об их борьбе в древности против Китая, воскрешая легендарные фигуры вроде сестёр Чынг, которые в 40 году н.э. освободили земли Вьетнама от китайской оккупации, заплатив за это, в конечном счёте, своими жизнями (и предполагается, что и головами также). Националисты также нападали на конфуцианскую традицию как «удушающую», которая давит мысли и свободу индивида. По мнению историка Кристофера Гоша, смысл националистического послания был простой: «Мужчины и женщины восстали против господства Китая тысячу лет назад; они сделают это снова».

Каждый вьетнамский ребёнок узнавал о героических деяниях своих предков (всё равно, мифических или нет), которые всегда боролись с одним и тем же врагом: с Китаем. Разумеется, долгая борьба против китайского господства оказалась важнейшим фактором создания чувства родства и этнического национализма у вьетнамцев. Как писал вьетнамский историк Тран Кхан (Tran Khanh): «Борьба [против китайцев] за выживание народа Вьет усилила чувство общности этого народа. Они чувствовали, что являются братьями и сёстрами с общими предками и делают всё возможное для сохранения своей культуры и народа».

Но изумительно то, что творцы американской политики во время Холодной войны настолько не обращали внимания на историю Вьетнама, что считали его китайской пешкой – всего лишь «ширмой для Пекина в Юго-Восточной Азии». Это была ошибка относительно этнической группы колоссальных масштабов.

В 1995 году Роберт Макнамара, бывший министром обороны США в годы Вьетнамской войны, встретился со своим противником, министром иностранных дел Вьетнама. Макнамара вспоминал слова, сказанные ему в беседе вьетнамцем: «Господин Макнамара, вы, должно быть, никогда не читали книг по истории. Если бы вы это сделали, вы бы знали, что мы не были пешками китайцев….Неужели вы не понимали, что мы сражались с китайцами тысячу лет? Мы сражались за нашу независимость. И мы будем драться за неё до последнего человека. …. Никакие бомбардировки, никакое американское давление не смогло бы нас остановить».

Америка времён Холодной войны рассматривала революционного руководителя Северного Вьетнама Хо Ши Мина как «китайскую марионетку». Опять-таки, это было серьёзнейшей ошибкой. Ещё ребёнком хо рос на рассказах о вьетнамских героях, изгонявших ненавистных китайских угнетателей. Он провёл, по меньшей мере, тринадцать месяцев в китайских тюрьмах, иногда в одиночных камерах, его часто заставляли ходить от двадцати пяти до тридцати миль в кандалах. Хо часто описывают как «учтивого» человека и сравнивают с Ганди, но вряд ли стоит думать, что Хо Ши Мин был выше враждебности к китайцам – после Второй мировой войны, когда один из его подичнённых предложил опереться на китайцев против французов, Хо взревел: «Дурачьё!... Вы забыли свою историю? Когда китайцы пришли в последний раз, они остались здесь на тысячу лет…. Я предпочту пяток лет нюхать французское дерьмо, чем до гроба жрать китайское».

Хо, несомненно, был марксистом. Но если бы мы поняли глубокое недоверие вьетнамского народа к китайцам, было ли бы возможным выбрать иную стратегию, когда Хо Ши Мин обратился к президенту Трумэну, ища поддержки против французов? Хо Ши Мин неоднократно сравнивал вьетнамскую борьбу за независимость с американской; он даже процитировал американскую Декларацию о независимости во вьетнамской Декларации о независимости. Один из докладов УСО в годы президентства Трумэна, остававшийся засекреченным на протяжении многих лет, описывал Хо Ши Мина так: «…хотя он ранее относился благосклонно к коммунистическим идеалам, теперь он понимает непрактичность этих идеалов для своей страны». Могли бы мы поддержать Хо Ши Мина против французов и сыграть на исторической вражде вьетнамцев к Китаю, удержав тем самым Вьетнам в пределах нашей сферы влияния.

Мы никогда не узнаем этого. Каким-то образом мы не заметили или не отнеслись серьёзно к вражде между Вьетнамом и Китаем. Через тридцать лет после Вьетнамской войны бывший премьер-министр Южного Вьетнама Нгуен Као Ки писал: «Для многих американцев во Вьетнаме мы были просто невнятными «китайцами». Но мы не китайцы. Мы вьетнамцы. Американцы не поняли того, что…. мы почти единственные в Азии, кто победил Китай, когда вьеты, как их стали называть позже, разбили солдат династии Тан и через век разбили войско династии Сун».

Но мы упустили не только враждебность между Китаем и Вьетнамом. Мы также упустили ещё одно этническое измерение конфликта, уже внутри Вьетнама, и это с самого начала обрекло нас на поражение в борьбе за сердца и умы людей. Вьетнам в пределах своих границ имел китайское меньшинство, господствовавшее через рынок.

 

Меньшинства, господствующие через рынок, в развивающихся странах

 

В 2003 году я ввела в оборот термин «меньшинства, господствующие через рынок» для описания этнического меньшинства, которое склонно в условиях свободного рынка экономически доминировать, иногда в поразительной степени над бедным «автохтонным» большинством вокруг них, что приводит к огромному рессентименту среди большинства, которое считает себя законным хозяином страны, которому угрожают «жадные», эксплуатирующие чужаки.

Меньшинства, господствующие через рынок, встречаются по всему миру. Среди примеров есть китайцы в Юго-Восточной Азии, индийцы в Восточной Африке и части Карибского бассейна, игбо в Нигерии, бамилеке в Камеруне, кикуйю в Кении, белые в Южной Африке, белые в Зимбабве, белые в Намибии, хорваты в бывшей Югославии, евреи в пост-советской России, парсы и гуджаратцы в Бомбее - и список можно продолжать.

Группы могут господствовать посредством рынка по очень разным причинам, иногда никак не связанными с экономикой, включая колониальную практику «разделяй и властвуй» или апартеид. Если – как