Комментарии к материалистическому пониманию истории - Дмитрий Евгеньевич Краснянский Страница 18

Этот христианский взгляд на историю господствовал в умах европейцев почти на протяжении полутора тысяч лет. Но в XVI–XVII вв. идеологическое давление христианства ослабевает, и ряд мыслителей, таких как Д. Вико, Ф. Патрици, Н. Макиавелли возвращаются к традиционной циклической концепции истории. Хотя, многие из них не отрицают и христианскую концепцию истории. В некотором роде, можно говорить о том, что христианское понимание истории как линейного процесса не отвергается европейской мыслью, но уходит в фон с тем, чтобы в последующем принять участие в формировании идеи прогресса.

Тем временем в обществе совершаются важнейшие процессы, бурно развивается торговля и промышленность, разлагаются древние институты, и Европа стремительно втягивается в эпоху капитализма. Это движение сопровождается великими географическими открытиями и созданием колоний в землях, населенных первобытными племенами.

Столь бурное и масштабное освоение этих земель сталкивает представителей европейской мысли с социальным и культурным «контр-Я». Если до этого момента европейцы имели дело преимущественно с представителями других цивилизаций, то отныне им открывается огромный мир первобытного общества. Возникает настоятельная потребность осмыслить дистанцию между этим обществом и европейской цивилизацией. В XVII в. возникает широко используемое прилагательное «цивилизованный». Состояние «цивилизованности» противопоставляется состоянию «дикости». Причем, с самого начала это противопоставление обладает глубоко оценочным характером. Так вновь в европейской мысли получает широкое распространение представление о линейном характере развития человеческого общества. Хотя оно и омрачается сомнениями некоторых в способности «диких» племен вообще развиваться. Но впрочем, эти сомнения обычно вызывались меркантильными интересами – низведя «дикарей» до уровня «животных», можно было получить моральное право на их безжалостную эксплуатацию.

В XVIII в. идея линейного развития истории окончательно оформляется как господствующая. Более того, она претерпевает ещё одну метаморфозу. Развитие индустриального общества с одной стороны и гражданского общества с другой стороны приводит просветителей XVIII в. к убеждению, что можно говорить не только о движении общества от «дикости» к «цивилизации», но и о развитии самого цивилизованного общества. Поскольку подобное развитие воспринимается глубоко положительно, постольку о нем говорят как о «прогрессе». Впервые эта идея была четко сформулирована в работе французского экономиста Анн Робера Жака Тюрго «Рассуждения о всеобщей истории» 1750 г., получившей широчайшее распространение среди читающей публики. Окончательное своё завершение идея прогресса нашла в работе Мари Жана Антуана Никола Кондорсе «Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума» 1794 г.

Хотя многие пагубные события Великой французской революции несколько поколебали веру европейцев в прогресс и породили концепцию романтизма, они были с лихвой компенсированы всеобщим стремительным развитием европейского общества XIX в. Так что ко времени К. Маркса и Ф. Энгельса идея прогресса была всеобщей очевиднейшей «истиной». И не удивительно, что основоположники марксизма были её горячими сторонниками. Общественная практика и дух науки XIX в. просто не давали им средств, чтобы возвыситься над этой идеей. Если же учесть моральные убеждения Маркса и Энгельса, то становится понятно, что такое возвышение было в принципе невозможно.

Таким образом, идея прогресса является одной из важнейших методологических предпосылок социальной теории марксизма.

Большинство традиционных марксистов не видит в этом ничего предосудительного. Это демонстрирует их глубокое непонимание как парадигмы марксизма, так и методологических требований современной науки.

Идея прогресса есть глубоко ценностная идея и в этом отношении совершенно несовместима с объективностью и непредвзятостью научного анализа.53

В самом деле. Прогресс – это не просто развитие, это устремленность к чему-то высшему и совершенному. И это высшее и совершенное вызывает у сторонников прогресса глубокое положительное принятие и энтузиазм. Грубо говоря, можно сказать: прогресс – это развитие плюс ценностное отношение к этому развитию.

Отождествлять прогресс и развитие нельзя ни в коем случае. «Развитие» – это во многом конвенциональное понятие, описывающее реальные процессы сущего. Говоря о развитии, мы подразумеваем под этим некоторое «восходящее» движение из одного состояния в другое. Конвенциональность здесь состоит в том, что вне всякой оценки мы соглашаемся рассматривать, например, возрастание сложности, повышение устойчивости структуры, освоение новых «пространств», повышение эффективности коммуникации со средой и большую устойчивость по отношению к этой среде, выявление новых свойств и возможностей и тому подобное, как критерии более «высокого» состояния, а понижение этих параметров – как критерии более «низкого» состояния.54 Подобная конвенциональность позволяет нам во многом условно говорить о том, что определенная система развивается или регрессирует.55

Говоря об «условности» развития и регресса, мы вовсе не собираемся отрицать их реальность, но эта реальность, во многом, есть сконструированная нами реальность. Дело в том, что непрерывно выявляя в научном познании и устраняя из него аксиологический момент, мы можем в лучшем случае выявить и устранить ценности «второго» порядка, то есть моральные, социально-политические, религиозные и прочие ценности. Но при этом совершенно не затронутыми оказываются ценности «первого» порядка, ценности онтологического характера. Под этим мы подразумеваем следующее. Наука есть феномен социальной реальности и деятельности человека. Человек же есть система, обладающая помимо весьма определенных свойств, как-то: жизнь, сложность, социальность и т. д., ещё и сознанием. Соответственно, эти черты, явленные в окружающем его мире, неизбежно вызывают в нем положительную оценку и глубокий интерес как черты экзистенциально родные его бытию. Эту положительную оценку преодолеть в принципе невозможно, поскольку она проистекает из сущности человека. Даже если мы вообразим некий искусственный суперинтеллект, занимающийся познанием, то и в этом случае он не будет свободен от ценностей «первого» порядка.56

Таким образом, говоря об «условности» понятия развития, мы подразумеваем под этим, что оно фиксирует в себе реальность, всегда взятую под определенным углом, под углом человеческого взгляда на мир. Иначе говоря, отражение реальности человеком никогда не будет отражением зеркала.

Понятие же прогресса лишено той объективности, которая присуща, пусть и отчасти, понятию «развития». В разное время и в разных обществах и даже в разных классах под прогрессом подразумевали и подразумевают различные вещи. Учитывая это, можно сказать, что ученый, воспринимающий понятие прогресса как очевиднейшее и естественнейшее, уподобляется русскому крестьянину из глубинки, который воспринимает всё отличное от его образа жизни, как «барские чудачества» либо выдумки «нехристей-немцев». Иначе говоря, говоря словами Ф. Бэкона, такой ученый находится во власти «призрака пещеры».

Это неизбежно. Положительное восприятие себя – фундаментальный закон человеческой психики. Даже самые чудовищные преступники воспринимают себя положительно. Длительное негативное самовосприятие рано или поздно приводит человека к разрушению. Прямым следствием этого закона в области идей являются различные формы «центризма», например: этноцентризм или хроноцентризм – повседневный человек с очевидностью знает, что его страна и его время являются стандартом нормального, естественного для