Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 3. Ржаная песня

Василий Михайлович ПЕСКОВ

Полное собрание сочинений

Том 3

«Ржаная песня»

Предисловие

Интересно, что самое первое воспоминание Василия Михайловича Пескова было именно про природу, о которой он потом прекрасно нам рассказывал столько лет подряд! Даже не лет, а десятилетий.

В одной из книг о нем я прочитал: «Однажды Василий Песков спросил у мамы: «Когда это было — я сижу на соломе, на небе луна, а за полем — огни. Кусают меня комары. Ты и отец носите снопы… Потом едем. Луна мне нравится. На возу меня опять кусают комары, а я хочу спать… Когда это было?» Татьяна Павловна вспомнила: «Это когда мы от земли отказались, и отец пошел работать на железную дорогу. Значит, тебе было два года». Это самое важно, что осталось в памяти…»

То есть помнил он себя с двух лет, и не просто себя, а эти снопы, дорогу, комаров и эту луну.

Это осталось на всю жизнь — замечать детали всего, что окружало Пескова.

Интересно, что если Василия Михайловича о чем-то спрашивали, например о сороках (было дело!), он отвечал ужасно подробно и точно. И выходило, например, что сорока вовсе не воровка, что эти птицы почти ничего в гнезда не таскают, колец не крадут, что они иногда бывают поумнее ворон.

Попутно рассказывал пару историй из жизни сорок, с деталями, которые приметить нам бы и в голову не пришло. И сказка о «Сороке-воровке» распадалась на глазах, зато появлялась новая история, покруче сказки. И так со всем.

Зачем я это говорю? А затем, что заметки Пескова интересны именно тем, что он даже в самое официальное время интересовался совсем не официальным. Если писал про космонавтов — то обязательно ехал вызнавать, как они в детстве жили, как живут сейчас их отец и мать, как селяне, соседями которых они были.

Если отправлялся в командировку в Антарктиду, то почему-то присылал оттуда не парадные репортажи, а, например, рассказ о том, как читают на макушке земли письма с материка, доставляемые редкими самолетами.

Даже в «Комсомолке» начала шестидесятых прошлого века это выделяло его. Если полистать газету того времени, будет интересное чувство. Все фотографии — со счастливыми людьми, все призывы — таковы, что вот-вот коммунизм наступит.

Речи Никиты Сергеевича Хрущева — просто бесконечны. Страну несло в каком-то невероятном потоке возрождения после Сталина и войны. Куба и Фидель, Карибский кризис, едва не обернувшийся войной, новые ГЭС в Сибири, кукуруза как царица полей!..

Песков почти не писал уже про стройки коммунизма. Ему было это неинтересно. Он опять ушел к той земле, на которой росли эти люди, поднимавшие страну и поднявшиеся в космос.

Забавно: прочитав десятки его статей, я практически не нашел каких-то литых цитат, которыми так богаты соседние заметки на пожелтевших страницах «Комсомолки», там просто какой-то вечный бой.

А Пескову дороже было то самое поле из детства — снопы, комары и луна, которая ему, двухлетнему, так понравилась. Луна, под которой жили люди, которые так его интересовали, которых он любил такими, какими они были. Без пафоса.

Андрей Дятлов,

заместитель главного редактора «Комсомольской правды».

1962 (начало в т.2)

Сказка

ФОТОНОВЕЛЛА

Посеял дед репку. Выросла репка большая-пребольшая…»

Шуршат страницы. Катя сидит — не дышит. Колька читает. Катя и Колька — мои соседи в коммунальной квартире. В школу они не ходят. Но Колька уже научился читать. Каждую новую книжку Колька бежит показать Кате. В коридоре, у круглой табуретки от пианино, ребятишки садятся, Колька читает. Когда закрывает последний лист, Катя просит:

— Прочти еще раз…

Под Новый год все соседи купили по книжке и положили на круглую табуретку — будто бы Дед Мороз приходил…

И вот Колька читает:

— «Позвала кошка мышку. Мышка — за кошку, кошка — за Жучку, Жучка — за внучку… Дедка — за репку. Вытянули репку!»

Катя хлопает в ладоши:

— Вытянули, вытянули! — Потом она спрашивает: — А мышка — самая сильная?

— Что ты! Мышка маленькая. Помнишь, бабушкин кот поймал? Она — с палец… Это же сказка, — не хочет терять авторитета Колька.

— А почему ж не могли без мышки?

Колька трет нос и призывает на помощь:

— Дядя Вася! А что мышь — самая сильная?

— Нет, Коля, мышка маленькая, с палец…

— Почему же не могли без мышки?

— А ты сам догадайся.

Целый день Колька ходит озабоченный. Делает попытку у бабушки выманить тайну. Бабушка непреклонна…

Вечером я сижу у лампы, работаю. Открывается дверь. В щелку вижу торжествующий Колькин нос.

— Дядя Вася… Дядя Вася, я догадался. Репку сообща тянуть надо! Все понемногу-да?..

Глажу шершавые Колькины волосы. Достаю с полки еще одну книжку.

Счастливый мальчишка прижимает к животу подарок, пятится к двери.

В щелку из коридора падает свет. Слышу бабушкин голос:

— Дяде не надо мешать, дядя работает…

Потом Колькин шепот:

— Никакой тайны нету…

Фото автора. 20 января 1962 г.

Встречи на плотине

Огромный пароход стал поперек реки. Нос на одном берегу, корма — на другом. Застывшее море воды, белые брызги возле борта, море огней. На фантастический пароход, загородивший реку, похожа плотина, если вечером забраться на берег и глянуть сверху на Ангару. Все на плотине измеряется многозначными цифрами. Тысячи тонн железа и стали, миллионы кубометров бетона и камня. Точные машины, сотни километров электрических линий. Более восьмисот заводов поставляют на стройку материалы и оборудование. Люди с разных концов страны возводят плотину на Ангаре. В этих заметках из записной книжки — встречи одного дня на стройке у Братска.

Две минуты молчания

Из «Комсомолки»? Тогда вы непременно должны увидеть Ждановича.

Жданович двадцать восемь часов не уходил с плотины и сегодня попросил выходной. За ним послали машину.

— Хорошо, приеду, — сказал в телефонную трубку простуженный голос. — Встретимся ровно в час на монтажной площадке.

Мы увлеклись фотографированием, и пока добрались в условное место, было четверть второго.

— Ждановича видели?

— Да, был и ушел.

Мать честная! Где же теперь разыщешь?

Плотина все равно что город: улицы, переулки, хозяйственные дворы и склады, потоки машин, сотни занятых, торопливых людей.

— Товарищ Кравчук, подойдите к диспетчеру! Повторяю… — звучно, как на вокзале, сказал в репродукторе девичий голос.

Ага, есть выход! Позвоним, пусть объявят по радио. Бежим к телефону. Телефон в самом низу, в бетонном теле плотины. Проскочили две лестницы, два узких и гулких коридора, и вдруг гаснет свет. Бетонные казематы сразу превратились в пещеру. Полная темнота — открывай и заряжай пленку. Растерявшись, щупаем руками шершавую стенку. Стрелки ручных часов неумолимо считают фосфорные цифры. «Теперь уж и по радио поздно…»

Шаги.

— Товарищ! Помогите. Нам к телефону…

Чиркает спичка. Высокий человек весело говорит: «Заблудились?» И, спичками освещая дорогу, ведет по «пещере»…

Набираем 09… Занято.

Полная темнота. Только спички помогают без ошибки крутить телефонное колесо… Опять занято. Чертыхаемся. Человек терпеливо ищет в кармане вторую коробку. Наконец-то есть номер…

— Девушка, это корреспонденты. Объявите, пожалуйста: «Товарищ Жданович, вас ожидают…»

Не успеваем договорить.

— Ха-ха-ха!.. Ну и умора. Бывает же… Ха-ха-ха! Ох… Ведь это я…

Секунду обалдело глядим на провожатого, потом сами хохочем.

В потемках с помощью спичек поднимаемся наверх, садимся на эстакаде в том месте, где Ангара гудит и швыряет по ветру белую гриву.

У Ждановича прозвище: Цыган. Волосы у него светлые, глаза тоже не черные, но мы не спрашиваем, за что это прозвище. Жданович монтажник, а каждый монтажник — цыган. Это мы на Волге еще узнали.

Монтажник не знает костров и палаток. Он приезжает к уже побежденной реке. Дело монтажника — ставить рабочие агрегаты. Громадные, ростом в два этажа, они будут крутиться напором воды, в них будет рождаться ток, ради них возводят плотину. Одним словом, монтажник — лицо почетное.

Монтажник не знает костров и палаток, но нет у монтажника и прочного дома. Закрутилась машина — Михаил и жена его Иза кладут в чемоданы пожитки. К новой плотине! Потому и зовут их, светловолосых, цыганами…

— Вы вот спросите, из какой реки с женой мы воду не пили? — Жданович катает комочки снега и сбивает сосульки на эстакаде. — Первую кружку пили на реке Свислочи, на родине в Белоруссии. Маленькую станцию строил.