Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 3. Ржаная песня Страница 2

Потом река Онда в Карелии — побольше плотина. Потом Днестр, Теребля в Закарпатье, потом Иртыш, Уфа-река. Потом в Ангаре под Иркутском черпали воду. Теперь Братск. Под осень летал собирать агрегаты на Бухтарминскую, на Усть-Каменогорской работал… Везде вода не горька…

Потом мы опять говорим о тонкостях и трудностях работы монтажников, о мере ответственности. Жданович хлопает варежкой по сосулькам:

— Да нет, все это обычно, известно. Если уж написать хотите, так напишите о двух минутах… Перебираешь жизнь: как лампочки, загораются в памяти эти минуты…

Агрегат собран. Говор, перекличка. Спешка последних доделок. Наконец все готово. Поднимают заслонку. Море бьет по лопаткам турбины, и в зале наступает молчание. Молчит конструктор. Молчит профессор, приехавший сделать какие-то сложные измерения. Молчат инженер и рабочий из Ленинграда — они строили эту махину. Молчит начальник стройки.

Молчат журналисты. И вся огромная стройка, кажется, чуть притихает… Две минуты молчания. Чуть вздрагивает пол под ногами.

От машины к приборам со стрелками тянутся стержни и провода. Как человека на космическом старте, проверяют здоровье машины. Две минуты молчания. Только стрелки подрагивают. Если какой-нибудь чуткий прибор считал бы в эти минуты удары сердца — было бы видно: больше всех взволнован Жданович. Он вытирает паклей руки. Эти руки нашли место каждому винтику, каждой заклепке. Эти руки венчали две тысячи рук. Две минуты кажутся вечностью… А потом — шапки под потолок, говор. Все в порядке! У всех праздник. Две минуты старят и молодят человека. Машина в работе, гудит машина. Значит, человеку надо собирать чемоданы. К новой плотине! Пить воду из новой реки…

Семейный портрет

Мамалыгин Роман. Мамалыгина Валя.

На почетной доске два портрета висели в соседстве.

— Брат и сестра?

— Муж и жена. Оба сварщики…

Среди одетых, как марсиане, сварщиков мы отыскали наконец мужа с женой.

Сварщики погасили огни, улыбнулись:

— Да, Мамалыгины…

Он приехал на стройку из армии. Она работала в Новосибирске. Встретились в клубе, на сцене. Ставились танцы «Юла» и «Лотос».

На первом концерте объявили: «Выступают Роман Мамалыгин и Валя…» На втором концерте объявили: «Выступают муж и жена Мамалыгины». С тех пор — всюду рядом. Рядом на работе, рядом на сцене, рядом в кино, рядом в гостях, рядом дома, рядом на почетной доске.

Семейный портрет: Мамалыгина Валя и Мамалыгин Роман.

У нее был седьмой, самый высокий разряд сварщицы. У него никакого разряда, никакой специальности — он дробил камни у створа плотины.

— Становись-ка, Роман, буду учить…

«Что Роман недоварит — доварит жена», — шутили на стройке. А им хоть бы что. Веселые, дружные. Может быть, один только раз и поспорили, когда искали имя для сына. Сейчас так говорят на стройке: «Что жена недоварит-доварит Роман». Из этого нетрудно выводы сделать: Роман неплохим учеником оказался…

— Как же сфотографировать вас? — спросили супругов.

— Как-нибудь, по-семейному, — улыбнулся Роман.

— Повеселее, — сказала жена.

Мы сели в машину, а Роман и Валя, опустив марсианские шлемы, принялись за свои огненные дела.

Дорога от плотины долго петляет по склонам. Мы раза три останавливались и без труда среди моря огней находили два голубых огонька.

— Они?

— Они.

Семен ищет счастья

Семен показывал стройку. Он говорил тоном хорошего хозяина, который знает, что где лежит, что сделано в хозяйстве, что надо сделать, знает, кого хвалить, кого ругать. Про людей на стройке он так сказал: «А что ездить!

У нас любого бери, приглядывайся, расспрашивай и пиши. Любой годится…»

— Хорошо. Первого встречного и возьмем. Ты вот, к примеру?..

Семен подумал: «Не-е, я не гожусь. Какой я герой — вожу начальство. Да и вообще…»

У матери шестеро сыновей: Иван, Михаил, Стефан, Николай, Петр и Семен. Пятеро братьев землю пашут на Львовщине, а Семен не захотел остаться в тихой деревне Швирц.

Поплакала мать, покачали головами пятеро братьев. Однако испекли пирогов на дорогу, в котомку насыпали яблок, и поехал Семен в Донбасс счастья искать. Работал каменщиком, потом полковым (есть под землею такая должность. Полковой несет дежурство на дощатом полке в шахтном колодце). Потом спустился Семен в самый низ, к угольку. Вылезал на солнце чумазый, и даже на конвертах домой случались угольные отпечатки от пальцев. Вздыхала мать, качали головами братья и звали домой, на землю. А Семену шахта понравилась, и даже прославился Семен Бигуняк на донецкой земле. Большую премию получил, грамоты, благодарности от начальства.

Однажды в праздник случилась авария: сцепились канаты, застряла бадья. А внизу человек, новичок на шахте, дежурил, сидел на том самом полке. Пока били тревогу, пока вызывали спасателей — Семен схватил рукавицы и по канату, как в цирке, вниз. Триста шестьдесят метров скользил. Деревянный полок опрокинулся. В нише ствола сидел чудом спасшийся и перепуганный насмерть шахтер.

Семен выпростал бадью, поставил сигнализацию. Приехали спасатели, а Семен с новичком уже наверху. Докладывает: так, мол, и так, все в порядке…

Отслужил Семен в армии. Научился шоферскому делу. Братья звали на Львовщину, а он опять на шахту подался.

— Семен вернулся!.. — Друзья хлопали ручищами по спине, оставляли на гимнастерке черные отпечатки.

Семен почувствовал себя взрослым, нужным на земле, сильным и счастливым. А одному со счастьем что делать?!

Ее звали Зоя, счастье вдвое выросло. Но потом Зоя загрустила по матери («Поедем, да поедем к нам в Белоруссию…»). Вздохнул Семен и поехал.

Устроили шахтера шофером к Зоиному дядьке на базу. («Пусть повесят меня, чтоб стал я теперь работать на базах…») Не получилась шоферская служба. На новую перешел.

И тут дома всякое началось. («Сначала с тещей схлестнулись, а потом и Зойка на меня повернулась: не хозяин, мол, не болеешь об доме».)

Оглянулся Семен — а счастья как не бывало. И как возвращать его — неизвестно. Вот тут и сказал Семен: «Видишь, Зоя, кружок на карте? Это Братск. Люди новую жизнь строят… Поедешь?» Теща плакала. Дядя замкнул свою базу, пришел отговаривать, но, поглядев на Семена, сказал: «Я и раньше определял — беспутный». А Семен в тот день почуял, что счастье не умерло. И вот уже год крутит Семен баранку на Ангаре. («Работа не шибко по мне, но покамест мирюсь. Домашним делом был сильно занят…»)

На стройке туго с жильем. Чтобы не удлинять очередь («…есть такие, что с пацанами ждут…»), решил Семен сама себе «сладить» времянку. От пола до трубы сам и «сладил»…

Когда в последний день мы проезжали к аэродрому, в аккуратном игрушечном домике горел огонек.

— Зоя с работы вернулась, — сказал Семен и дал газу.

— Спешишь?

— Так ведь ждет!..

На Братском аэродроме мы распрощались.

— Ну, пишите, пишите, только чтоб, как это говорится… И про меня?.. Да вы что!.. Про счастье? Гм… Как же про это напишешь… Ну, всего! — Семен сел в машину и дал такого газу, что снежная пыль долго кружилась по дороге к плотине…

Фото В. Пескова. А. Глазов, В. Песков.

 Братск. 30 января 1962 г.

Азбука

ФОТОНОВЕЛЛА

Африка. Сомали. Экватор. Город Могадишо.

В центре города — новый отель с вывеской «Леопард». Два стройных высоких парня схватили чемоданы и понесли. У конторки портье они вдруг уронили поклажу:

— Русские?!

В «Леопарде» жили американцы, французы, итальянцы, бельгийцы. Двое русских были первыми русскими.

Вечером в комнату к нам постучались. Те же два парня, робко присев на стулья, расспрашивали, а мы отвечали… Под конец разговора парни достали тетрадки:

— Напишите русские буквы…

Для нас это был первый случай после первого класса, когда мы старательно выводили русский алфавит. Потом слова: ма-ма, Мос-ква, спут-ник, Аф-ри-ка…

Мы поздно возвращались в отель — было много работы. Город спал. Слышен был шум океана, шелестели листьями пальмы, на последнем сеансе в открытом кинотеатре ковбои убивали друг друга из ружей и пистолетов. «Леопард» тоже спал. На темных окнах сверкали блики африканской луны. Дремал портье у конторки. Мы тихо поднимались к верхнему этажу и каждую ночь видели одну и ту же картину: освещенная дверь, два силуэта с тетрадками.

— А, б, в, г, д…

— Мос-ква.

— Спут-ник…

— А как по-вашему будет «мистер»?

Потом мы уехали за экватор. Вернулись пыльные и усталые. Остановились опять в «Леопарде».

Утром постучались два стройных парня.

— Есть подарок для вас, — говорят они по-английски. Потом берутся за руки и, как школьники возле елки, декламируют хором по-русски: «Доб-рый ут-ро, то-ва-ри-щи!..»