Олег Шишкин - Красный Франкенштейн. Секретные эксперименты Кремля

Олег Шишкин

Красный Франкенштейн: Секретные эксперименты Кремля

Предисловие

Вся моя жизнь состояла из экспериментов. Наше правительство также экспериментатор, только несравненно более высокой категории. Я страстно желаю жить, чтобы увидеть победное завершение этого исторического социального эксперимента.

Лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине за 1904 год, академик Иван Павлов. Из речи, сказанной на правительственном приеме делегации 15-го Международного конгресса физиологов (Правда, 20 августа 1935 года)

Нет сомнения в том, что реальность действительно реальна.

Профессор Арон Залкинд. Психология человека будущего (1928)

1

«ЧЕЛОВЕК — Home (мораль). Это слово не имеет точного значения, но только напоминает нам о том, чем мы являемся. Однако то, чем мы являемся, не может быть дано одним-единственным определением» — так начинается статья «Человек» в Великой французской энциклопедии.

Когда-то гуманисты мечтали найти точное определение для наделенного разумом существа. Они предполагали, что мир вокруг, прекрасный и гармоничный универсум, населенный удивительными живыми созданиями, являет собой очаровательную виньетку для венца природы. Он в центре вселенной, и ему, наделенному разумом, должны повиноваться стихии и открываться великие тайны бытия. И, двигаясь от триумфа к триумфу, новый совершенный человек обретет желанную и абсолютную свободу, а вслед за ней и определение самого себя.

«Свобода естественная» и «свобода гражданская» были для философов Франции главными божествами эпохи Просвещения. Они вели человека извилистым путем познания собственной сути и великого предназначения — жить на Земле.

Но, когда в 1859 году Чарльз Дарвин выпустил «Происхождение видов», его книга стала своеобразным испытанием для европейской цивилизации. Научная аргументация первого эволюциониста была безупречна. Он утверждал: в природе ежесекундно идет жестокая борьба за существование — естественный отбор, и человек — продукт этого естественного отбора, построенного на торжестве сильного над слабым. А корни людской родословной уходят в мир обезьян, но отнюдь не в библейский рай.

Сообщество интеллектуалов не смогло найти баланса между научным и моральным, как того требовали открытия Дарвина. Для многих его современников «Происхождение видов» стало настоящим шоком. Не только потому, что они были добропорядочными прихожанами и искренне верили в догматы церкви. Отнюдь не все эти люди являлись ханжами или темной забитой массой, каковой порой их рисовали советские атеистические издания. Лучшая их часть (и, надо сказать, самая большая) старалась жить в соответствии с десятью заповедями, которые были вручены Моисею на горе Синай. С детства они воспитывались в религиозных школах и фанатично верили в то, что добро сильнее зла, даже если добро физически слабее.

Но инстинкт познания вошел в противоречие с инстинктом самосохранения. Он одержал победу над ним и простодушными людьми. Эта победа обернулась жестокими испытаниями XX века.

Самого Дарвина, видимо, также мучила проблема моральных устоев. В 1871 году в новой книге «Происхождение человека и половой подбор» он нашел необходимым поместить следующий пассаж: «Нравственное существо — это существо, которое способно размышлять о своих прошлых действиях и их мотивах, об одобрении одних и неодобрении других; и тот факт, что человек есть единственное существо, несомненно заслуживающее названия морального, составляет величайшее из всех различий между ним и низшими животными»1.

Однако на страницах дарвиновского исследования мы найдем сегодня достаточно примеров расового снобизма. Здесь фигурируют такие понятия, как «цивилизованные нации» и «дикари», «цивилизованные расы» и «низко опустившиеся и выродившиеся жители Андаманских островов», «звероподобные идиоты» и т. д.

Эти оценочные определения фигурировали в произведениях человека, который считался авторитетом и властителем дум для европейских ученых. Но шокирующие пассажи имелись не только у Дарвина.

Даже такому признанному авторитету мирового коммунизма, как Фридрих Энгельс, не был чужд расовый снобизм. В своей работе «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» он, рассуждая о переходных формах обезьяночеловеков, писал: «Самые низшие дикари и даже те из них, у которых приходится предполагать возврат к более звероподобному состоянию с одновременным физическим вырождением, все же стоят выше тех переходных существ»2.

Под низшими дикарями, находящимися в звероподобном состоянии, он, видимо, подразумевал жителей Африки, папуасов Новой Гвинеи и пигмеев.

Дарвин и Энгельс сходились в том, что эволюция разделила не только человека и обезьян, но и сообщество людей — на высших и низших. Есть преуспевающие народы и народы отсталые, деградирующие. Позднее под этими идеями образовалась и некая «доказательная база». Немецкие ученые Эрвин Бауэр, Эуген Фишер и Фриц Ленц, создавшие первый учебник генетики — «План обучения по генетике человека и расовой гигиене», тоже разделили мир на высших и низших представителей человечества. Первые (superior) были созидательными умницами, вторые (inferior) — опасными типами, склонными к взрывному преступному поведению, разрушению основ культуры3.

Вдохновленные логическим торжеством дарвинизма, ученые всего света бросились на поиски новых фактов, подтверждающих правильность идей их английского кумира. Хотя разумнее было бы выработать новую моральную хартию — хартию познания, заявлявшую о приоритете человеческих ценностей над ценностями созданной человеком науки. Но нравственностью пожертвовали, решив, что это одна из «клешней» церкви, протянутая к прогрессивному учению.

Такая жертва стоила дорого: развенчанная природа, лишенный ореола богоподобности человек, рухнувшие моральные принципы привели цивилизацию к трагическим ошибкам и катастрофам. Множество светлых умов науки и техники приняли живое участие в создании средств массового уничтожения и опасных игрушек XX века. Одни первопроходцы были высоколобыми гениями, сконструировавшими орудия кровавых государственных амбиций, другие — исполнителями частных мрачных заказов.

Когда же на карте мира образовалось новое государство — Советская Россия, его «просвещенные» повелители решили, что их час пробил: теперь-то они смогут управлять не только народом, но и законами природы. Потому что ученые, которые эти законы пишут, будут создавать их под диктовку тех, кто благодаря бескомпромиссному, естественному политическому отбору воцарился от Балтики до Берингова пролива. В мечтах же эти вожди видели себя уже властелинами всего мира, а властелины должны быть чародеями.

«Владимир Ильич как-то сказал, что большевики умеют делать чудесные вещи, а рассказать про них не умеют»4, — писал в передовице журнала «Наши достижения» заместитель главного редактора Артем Халатов [1]. Эти «чудесные вещи» имели поистине мрачноватый оттенок и назывались «эксперименты на людях».

«В наше время этика справедливо осудила самым решительным образом всякий опыт на человеке, который мог бы повредить пациенту или не имел бы целью явной и непосредственной пользы. Так как мы не должны оперировать на человеке, приходится экспериментировать на животных», — заявлял в 1869 году французский врач Клод Бернар в «Лекциях по экспериментальной патологии». Однако эти «предрассудки» XIX века большевиками были мгновенно отброшены. Они высокомерно считали, что счастье мирового пролетариата может быть построено на костях и муках тех же тружеников, о которых так трепетно заботились кремлевские боги.

То, о чем пойдет речь в этой книге, произошло 70–80 лет назад, но многие вопросы, связанные с этикой научной и человеческой, встававшие перед одержимыми учеными, актуальны и сейчас. Актуальны, потому что даже эти далекие события, занесенные в анналы закрытых учреждений, еще недавно имели гриф «секретно». Острота этих вопросов увеличивается день ото дня.

Сегодня наука в центре общественной дискуссии. Ее мудреные понятия неожиданно обрели вполне ясный и угрожающий смысл. Речь идет не только о нравственном, но и о физическом изменении человека, на котором настаивает прогресс.

Эта перспектива маячит в ежедневных телевизионных новостях и на страницах Интернета. Если можно вывести породу агрессивных мышей и кроликов, склонных к нападению на человека, то и конструирование любого живого тела — дело решенное: сегодня его называют генетически модифицированным. Но это только одно направление новой эволюции.

Совсем недавно нас поставили в известность, что дитя, рожденное от суррогатной матери, имеет генетическую наследственность трех родителей. А клонированная молоденькая овечка Долли, полный генетический аналог своей матери, в отличие от нее страдает старческим артритом. У людей, перенесших операцию на сердце, происходит изменение личности, связанное с нарушением скорости потока крови, да и пересадка донорского сердца от свиньи может привести к непрогнозируемым последствиям. И генетика стала частью религии секты «Движение раэлинов», заявляющей о состоявшемся уже клонировании человека.