Сьюзен Бауэр - История Древнего мира. От истоков Цивилизации до падения Рима Страница 10

Восьмерка триграмм создана по образцу отметин на панцире черепахи. Первый китайский правитель не спас своих людей от потопа, не получил свою власть от небес и не объединил две страны в одну. Нет, его великое достижение было для китайцев гораздо более важным. Он нашел связь между миром и человеком, между рисунками, созданными природой, и импульсами человеческого сознания, призванного упорядочить все вокруг.

В китайской мифологии Фу Си следовал за вторым великим императором Шэн Нуном – создателем плуга из дерева и первым пахарем. В «Шу-Цзин»[26] говорится, что он научил людей находить наилучшие почвы, сеять и выращивать зерно, которое поддерживает жизнь, молоть его, есть полезные растения и избегать отравлений. За царем-земледельцем следовал третий великий правитель – вероятно, самый великий из всех. Это был Хуан-ди, Хуанхэый император.[27]

Традиционно считается, что Хуан-ди правил с 2696 до 2598 года до н. э. В свое правление он победил брата, Огненного царя[28], и прибрал к рукам и его земли. Но вскоре военачальник Чжи-Ю, который был предан Огненному царю, поднял восстание против победоносного Хуанхэого императора.

Древние китайские поселения

Чжи-Ю имел скверный характер – он придумал войну, выковал первые металлические мечи, грыз гальку и камни своими несокрушимыми зубами, и собрал армию разбойников и гигантов. Он атаковал армию Хуан-ди на поле, покрытом туманом. Хуан-ди пришлось использовать магическую колесницу, снабженную компасом, чтобы найти дорогу к центру сражения (которое он в итоге выиграл).

Конечно, это анахронизм. В 2696 году в Китае не существовало компаса – волшебного или какого-либо иного. Не было еще и городов. В то время как уже процветали Мемфис и Киш, поселения на Хуанхэой реке были жалкими деревеньками, скоплениями мазанок, лишь иногда окруженных земляными рвами и стенами. Люди, жившие в этих поселениях, научились рыбачить, сажать и собирать зерно и (мы уверены) бороться с вторжениями иноземцев. Хуан-ди, если он и вел войну за создание империи со своими братьями и их военачальниками, завоевал не страну блестящих городов и преуспевающих торговцев, а землю, на которой кучки сельских хижин были окружены рисовыми и просяными полями.

Но некоторые изменения в структуре китайского управления после завоеваний Хуан-ди все-таки появились. К этому времени в Шумере уже развивалась идея наследования власти. Очевидно, такая же мысль вскоре зародилась и в Китае. За Хуан-ди, последним из трех великих правителей, следовал император по имени Яо. Яо, которого переполняла мудрость (первый из Трех мудрых царей), по-видимому, правил в то время, когда уже было в обычае передавать верховную власть сыну. Вероятно, он понимал, что его сын не подходит для наследования трона[29]. Поэтому Яо выбрал своим наследником бедного, но умного крестьянина по имени Шан, известного не только своей добродетельностью, но и преданностью отцу. Шан, будучи мудрым и справедливым царем (второй из Трех мудрых царей), повторил модель своего назначения на царство, в обход сына избрав другого достойного человека – Юя, третьего Мудрого царя, прославившегося в качестве основателя первой династии Китая – Хань.

Сравнительная хронология к главе 6[30]

Иными словами, в Китае самые ранние сказания об императорской власти демонстрируют не отчаянное стремление утвердить наследника-сына, а, наоборот, лишение прав крови в пользу добродетелей. Власть – это прекрасно, но никто не может взять ее просто в качестве подарка по праву рождения. Мудрость, а не происхождение определяет право на власть. У жителей Киша была причина потребовать смены престолонаследования, потому что их царь Этана оказался бездетен. Но у жителей городов в долине Хуанхэ не возникало такого стремления.[31]

Часть вторая

Самые первые

Глава седьмая

Первые записи событий

Между 3800 и 2400 годами до н. э. шумеры и египтяне начинают пользоваться печатями и знаками

Письменная история началась около 3000 года до н. э. В начале этого тысячелетия существовали всего две вещи, достаточно важные, чтобы пронестись сквозь пространство и время: деяния великих людей и владение коровами, зерном и овцами. В городах Шумера начала формироваться великая эпическая литература – и сословие бюрократов, чьей задачей была забота об учете имущества.

Люди – это люди. Первым проявлением цивилизации явилась бюрократия. Суть возникновения письменности лежит не в многогранности человеческого духа, а в необходимости сказать с определенностью: «Это мое – а не твое». Но, изобретя искусственный код, позволяющий фиксировать и сохранять сведения об имуществе, бухгалтеры передали этот дар рассказчикам. И это тоже был способ сделать своих героев бессмертными. С тех далеких дней литература остается прочно привязанной к коммерции.

Со времен пещерной живописи люди делали отметки, чтобы зафиксировать счет предметам. Мы можем назвать эти метки зернами письменности, так как метка означает не просто «это метка», а нечто большее. Однако подобные знаки не идут дальше конкретного пространства и времени. Они не имеют голоса, пока тот, кто их сделал, не будет стоять рядом, объясняя: «Эта линия – корова, эта – антилопа; а здесь – мои дети».

Жители Шумера сделали еще шаг вперед. Очень рано обладатели ценного ресурса (зерна, молока и, быть может, масла) начали налеплять на крепко завязанные мешки с зерном глиняный шарик, придавливая к нему свою печать. На печати, квадратной или круглой, был вырезан особый рисунок. Когда глиняный шарик высыхал, метка хозяина («Это мое!») оставалась на глине, олицетворяя собою гарантию владельца и служа залогом неприкосновенности в его отсутствие.

Понимание этих печатей, как и отметок, сделанных пещерным художником, зависело от степени осведомленности окружающих. Каждый, кто видел печать, должен был знать, что она означает чье-то присутствие – еще до того, как она конкретизировала свое послание («Это принадлежит Илшу»). В отличие от меток пещерного художника, печати были не похожи друг на друга. Метка могла означать женщину или овцу, мужчину или корову. Печать же могла представлять лишь одного шумера – Илшу. Самому Илшу больше не нужно было присутствовать лично для такого пояснения.

Таким образом, был сделан первый шаг к преодолению пространства.

Вероятно, одновременно с печатями в обиход вошел еще один тип знака. Как и пещерные художники, шумеры использовали отметины и зарубки, чтобы зафиксировать расчет количестве коров (или мешков зерна), которыми они владели. Зарубки, ведущие подсчет их достоянию, наносились на маленькие глиняные пластинки – счетные таблички. Информация на них сохранялась до тех пор, пока земледельцы владели коровами, и на многие века спустя. Нередко самые богатые шумеры, имевшие много табличек, хранивших сведения об их богатствах, укладывали их на тонкий пласт мягкой глины, оборачивали пласт вокруг таблички и прикладывали печать к образовавшейся упаковке. Когда глина высыхала, получалось что-то вроде конверта.

К несчастью, единственным способом открыть этот конверт было разбить глину – но в таком случае, в отличие от бумажного пакета, он становился непригоден к использованию. Более удобным способом хранения сведений, стало нанесение снаружи на «упаковку» меток, информирующих о том, сколько табличек находится внутри нее, и с их кратким содержанием.

Теперь отметки на «конверте» рассказывали о табличках внутри – а те, в свою очередь, несли на себе отметки, символизирующие коров. Другими словами, наружные метки стали знаками с двойным абстрагированием от представленных ими объектов. Взаимоотношения между предметом и меткой начали перерастать в абстрактные.1

Следующим шагом в развитии письма стал окончательный отказ от простых меток. По мере того как росли шумерские города, собственность принимала все более сложную форму. Можно было владеть большим количеством типов предметов, которые могли передаваться кому-либо другому. Теперь наследники нуждались в чем-то ином, нежели просто отметка о единице собственности. Им требовались пиктограммы – изображения подсчитываемых предметов.

Использовавшиеся первоначально пиктограммы со временем упрощались. Во-первых, их обычно рисовали на глине, которая неудобна для нанесения мелких деталей. Вдобавок было бы пустой тратой времени рисовать реальную корову каждый раз, когда требовалась ее отметка, если все, смотрящие на пластину, и так прекрасно знали, что квадрат со слегка обозначенными головой и хвостом означает корову; так палка-палка-огуречик в исполнении малыша обязательно изображает маму (хотя ее и трудно опознать в этом намеке на человека) – просто потому, что здесь должна быть изображена именно мама.